— О чем же?
— О Миле Беловой. Сиречь, об Алой Розе. Вы должны рассказать мне все, что знаете про нее.
— Об этой проститутке? — фыркнула Лизунова. — Пожалуйста! А что именно вас интересует?
— Говорю же, все. Прежде всего, как она стала проституткой? Она нимфоманка, это я знаю, но далеко не все нимфоманки идут на панель. А Мила, насколько мне известно, испытывала от своей работы жестокие моральные мучения. Мне известно также, что проституток для «Приюта любви» поставляете вы. Не скрывайте от меня ничего! — Тут Столетник так взглянул на Лизунову, что той опять стало страшно. Она уже поняла, кто этот человек. Поняла, откуда он знает про ее бизнес, — от Олега. И решила от греха подальше действительно ничего не скрывать.
— Проституток я вербую так, — начала Мария. — Среди моих пациенток попадаются красивые девчонки. Я приглядываюсь к ним, выясняю, кто особенно охоч до денег, до нарядов, до «красивой жизни». Кто при этом ленив, глуп, жаден и, как говорится, без комплексов. Таким девочкам я потихоньку начинаю колоть возбудитель, чтобы их мысли постепенно полностью переключились на сексуальную сферу. Одновременно веду разговоры эротического содержания. И когда девка окончательно созреет, предлагаю работу проститутки. Соблазняю высокими заработками, сладким сексом… ну и так далее. До сих пор ни разу не промахивалась.
— А Мила? — спросил Столетник.
— С Алой Розой вышло по-другому. Когда она каким-то невероятным образом восстановилась после своих тяжелейших травм, я заинтересовалась ею. Ставила некоторые опыты… Благо это было безопасно, поскольку ни родных, ни знакомых у девки-не обнаружилось и если бы она умерла, никто бы не хватился. К тому же Мила потеряла память. Полностью. Знала только свое имя.
— И что показали опыты? — поторопил Марию Столетник.
— Обнаружились очень интересные вещи. Организм Милы устроен так, что она не способна болеть. Вообще ничем! Ее иммунная система мгновенно уничтожает любую инфекцию, включая даже вирус СПИДа!..
— Стоп! — Столетник даже напрягся. — Вы что же, и СПИД ей прививали?
— Да. Потом делала анализы. Все реакции отрицательные.
— Вы рисковая женщина! — воскликнул Столетник. — Надо же: живому человеку нарочно привить СПИД! Вы достойны лучших врачей старика Гитлера…
— Я ученый, — потупилась Мария. — У нас немного другие понятия о морали, чем у серой массы… Ой, простите, к вам это не относится!
— Знаю, я не серая масса! — усмехнулся Столетник. — Но все же объясните простаку: как же клятва Гиппократа?
— При чем здесь клятва? — пожала плечами Лизунова. — Милка была фактически мертва, когда ее привезли. После таких ушибов не выживают. А она выжила. Причем полностью восстановилась. Почему? Я обязана была это выяснить. Все свои опыты я документировала. После моей смерти их результаты будут опубликованы, и эта публикация станет настоящей бомбой! Она перевернет все современные представления о человеческом организме в целом! Я доказала, что предел выживаемости человека значительно выше, чем считалось до сих пор! Наука только предполагала нечто подобное, а я доказала! На живом примере! И теперь…
— Довольно! — прервал ее Федор. — Я вас понял: вы бешено честолюбивы и страдаете от недооценки обществом вашей неординарной личности. Скажите, вы были замужем?
— А при чем здесь это? — смутилась Лизунова. — Ну, не была…
— И постоянного любовника не имеете… Такая красивая женщина, а живет без мужчины. Все ясно…
— Да что вам ясно? — воскликнула Мария обиженно.
— Все, все мне ясно. Вы ясны. И эта ясность мне нравится. Так же, как нравитесь вы.
— У вас странная манера делать комплименты, — сказала Мария, впрочем, на этот раз без обиды, а, наоборот, весьма тепло и даже призывно. — Но я не пойму: вы что, всерьез считаете, что место женщины только в койке и у плиты?
— Ничего я не считаю, — хмыкнул Федор. — И не надо мне тут феминистическую дурь разводить. А то я перестану вас уважать, Мария. Вы же медик, Маша! Биолог! И должны знать: биология определяет каждому полу свои функции и свое место в жизни. Мужчине — мужское, женщине — женское. Одинокая женщина — это, согласитесь, извращение. Быть нелюбимой — не бабье дело. Впрочем, я влез не в свою область. Вся моя жизнь прошла в сферах, весьма далеких от того, о чем я говорю. Мои высказывания — просто плоды досужего философствования немолодого, много повидавшего человека. Поэтому вернемся к нашим баранам. Как случилось, что Мила стала Алой Розой?
— Я расскажу, — заверила его Лизунова. — Только все же сначала ответьте — вы действительно думаете, что женщина не может быть самостоятельной? Что круг ее интересов ограничивается сексом и детьми?
Чувствуя, что нравится собеседнику, Мария осмелела — даже позволила себе затеять с ним дискуссию. Она плохо представляла, с каким волком свела ее судьба, полагая, что перед ней нормальный мужчина, и ее женская привлекательность обеспечивает ей надежную защиту. Лизунова не понимала — такие, как Столетник, могут сразу после акта любви запросто заколоть любовницу. О том, что великосветские манеры собеседника — лишь одна из его масок, она не догадывалась. Мария играла с огнем, не подозревая об этом.
Впрочем, убивать Лизунову Столетнику не было никакой нужды. Его забавляла эта жестокая и наивная баба, жадная, как он понял, и до денег, и до удовольствий, но сейчас искренне тянущаяся к нему, Федору, как к мужику. Давно никто к нему искренне не тянулся. Боялись, ластились, льстили, но искали либо защиты, либо корысти. Либо просто пощады. А Машка хотела его самого. Что-то новое для себя видел в этом Федор, новое, непривычное и… приятное. Поэтому он благодушно ответил:
— Если женщина удовлетворена сексуально, она представляет собой микрокосм, самодостаточный мир, вокруг которого, как она считает, вращается остальная Вселенная. Ей ни к чему общественное признание — женщина слишком природна, слишком растительна, ее полностью устраивает признание в своем узком кругу — другое просто не нужно. Если же женщина сексуально не удовлетворена, она ищет самореализации в иных сферах, стремится добиться высокой оценки себя обществом, продвинуться по службе, сделать карьеру… Впрочем, это мое частное мнение. Я, признаться, мало общался с обычными женщинами, все больше с дамами полусвета. Так что могу ошибаться.
— Нет… — сказала Мария задумчиво. — Нет, вы, наверно, правы. Простите, как вас зовут?
— Федор, — усмехнулся Столетник.
— Вы умный человек, Федор. Приятно встретить столь умного и обаятельного мужчину, хотя встретились мы, право, необычным образом….
— Вот-вот! — спохватился Столетник. — Еще раз предлагаю: вернемся к нашим баранам. Итак, Мила. Как она стала Алой Розой?
— Когда я провела над ней серию экспериментов, то подумала, что из такой девушки могла бы получиться просто-таки выдающаяся проститутка. Я давно замечала, как волшебно красива и эротична Мила. Ну, начала колоть ей возбудитель. Не очень верилось, что из этого будет толк — она была человек совершенно иного плана, — но я решила попробовать. Вдруг да выйдет? Итак, возбудитель, соответствующие беседы… И сразу стало ясно: ничего не получится. Девчонка все твердила о каком-то возлюбленном, который был у нее до катастрофы, вспоминала, какой он потрясающий любовник, хотя не помнила ни его лица, ни имени, клялась разыскать его, думала только о нем… Я поняла: фокус не удался. Даже возбудитель колоть перестала. И вдруг Милка словно с цепи сорвалась. Она стала трахаться со всеми мужиками подряд, причем почти всегда — с несколькими одновременно. Словно искала этого своего возлюбленного, телом хотела его узнать, что ли, если лица вспомнить не могла… В общем, девка стала нимфоманкой. Совсем с тормозов слетела. Она знала от меня, что болеть ничем не может, поэтому ее ничто не сдерживало. Я видела — она страдает от своего блядства, сильно страдает, но справиться с собой не может. А мужика, который один мог бы утолить ее голод, не находилось: очень уж велики были ее аппетиты. Я немного выждала и предложила ей «Приют любви». Деваться девке было некуда: жить негде, специальности нет, а тут заработки, отдельный номер, вожделенный секс… Она и согласилась.
— Ясно, — кивнул Столетник. — Но это предыстория. А Белов? С ним как? Ведь Мила достаточно долго хранила ему верность…
— Видимо, Север устраивал ее и сексуально, и эмоционально. Но вам известно, что перед их исчезновением из Москвы она ему изменила? А он ей?
— Нет! Ну-ка расскажите! — потребовал Столетник.
— Тогда прошел слух, что Север убит. Милка узнала об этом сразу. А любой стресс мог сдвинуть хрупкий баланс в ее сознании. И сдвинул, тем более стресс был для нее тяжелейший. Шок. Вот она и отправилась в «Приют любви». Всю ночь работала.
— Ого! — Федор потер руки. — И как это расценил Белов?
