Одарюк. Возле парка?
Воробьев. Да уже к лесу подходят, совсем близко.
Одарюк выбежал.
Торская. И Захаров с ними?
Воробьев. А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная.
Торская. А Наташа?
Воробьев. Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так — повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал.
Торская. Все-таки, что вы будете делать с Наташей?
Воробьев. Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.
Торская. Отчего?
Воробьев. Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело…
Торская. Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.
Воробьев. Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.
Торская. Побоится Наташа.
Воробьев. Вот в том-то и дело.
Торская. Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.
Воробьев. Да вот же…
Близко взорвался марш оркестра.
Торская. Идут…
Воробьев. Это, значит, из лесу вышли.
Выходят. Сверх спускается Блюм с уборщицами. Услышал музыку и остановился.
Блюм. Ну, доигрались… Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом!
1-я уборщица. Так что?
Блюм. А я знаю что? Лечить надо… Ах, ты господи! Подите скорее, уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить.
Ушли наверх. Звонок телефона. Со двора входит Одарюк и берет трубку.
Одарюк. Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю… Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю… Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары… (Повесил трубку.)
Сверху спускаются Воргунов, Блюм, Троян.
Воргунов. Десять тысяч лет будем жить, а от глупостей не избавимся. Для чего это встречать, парады разные. Приехали — ну и приехали.
Блюм. Нельзя же, Петр Петрович, они же два месяца не были дома. Мы должны же их встретить, посмотреть…
Воргунов. Все равно: если они мне станки поломают, головы пооткручиваю.
Троян. Какая у них музыка… Никогда не работал с молодежью. Интересно.
Блюм. Так интересно, Николай Павлович, знаете, как будто в книжке.
Троян. Жизнь должна быть лучше книжки, Соломон Маркович.
Троян. Я же и говорю: куда там книжки годятся.
Одарюк. Звонили сейчас: два грузовика со станками отправлены.
Воргунов. А не говорили, грузчики поехали?
Одарюк. Грузчиков при станках нет. Спрашивали, кто разгрузит?
Воргунов. Кто же разгрузит?
Одарюк. Я сказал, коммунары подходят.
Воргунов. Коммунары разгрузят? Это «вандереры». Каждый ящик сорок пудов.
Одарюк. Ну, так что ж такое?
Воргунов. Глупости, побьют… Ах, черт!
Вышли. Сверху сбегает Вальченко. На верхней площадке остановились Дмитриевский и Григорьев.
Григорьев. Хозяева приехали, Георгий Васильевич…
Дмитриевский. Да, думали ли когда-нибудь, что будем служить беспризорным? А ведь в самом деле хозяева. Уличные дети, воришки, отбросы — хозяева. а ведь это, собственно говоря, красиво, Игорь Александрович.
Григорьев. Я не такой эстет, чтобы в этом видеть красоту. Ведь их еще нужно переделывать. Перевоспитывать, все-таки это, наверное, звереныши.
Дмитриевский. Ну что ж, переделаем…
Вышли.
Пробежали наружу уборщицы. Марш очень громко у самых дверей. Слышна команда, марш оборвался. Обрывки короткой речи. «Интернационал». Команда: «Под знамя смирно!» Знаменный салют. В тот момент, когда верхушка знамени показывается в дверях, салют прекращается. Команда: «Разойдись!» Шум. В вестибюль входят: Вера Донченко в красной повязке дежурного, держа руку в салюте, за нею со знаменем Гедзь и два коммунара-ассистента с винтовками.
Донченко (опуская руку). Ой-ой-ой, куда же теперь.
Гедзь. И не прибрали.
Донченко. Подождите здесь, я пойду посмотрю. (Убежала наверх.)
1-й ассистент. И в столовой не убрано.
Гедзь. Честное слово, как им не стыдно?
В двери по два, по три входят коммунары-музыканты с трубами, фанфарами. За ними коммунары.
Отдельные голоса входящих:
— Черт, насилу выбрался, завалили!
— А то инженеры, видел?
— И цветники наши пропали…
— Ого, вот где порядок.
— То станки здоровые.
— А кто это толстый, сердитый такой?
— Ой, Соломон Маркович, плачет, понимаешь.
— Что? И знамени нету места?
— Вот так завод!
— Берите ведра, тряпки!
— Поход продолжается!
— Сейчас пойдем на завод.
— Станки заграничные, видел: Берлин.
— У, Берлин…
— Конечно, Берлин.
— А это знаешь? Универсально-фрезерные.
— Ничего подобного.
— Универсально-фрезерные!
— Поход продолжается, ха-ха!
— А где обоз, не знаешь?
— Я ничего не понимаю.
Шум. Кто-то поет мотив знаменного салюта. Два-три коротких звука в трубу. Неожиданно забил барабан.
Жученко. Что же тут стоять? А где дежурная?
Гедзь. Пошла посмотреть.
Из музыкантов. Жучок, куда же инструменты?
Жученко. Сейчас.
На верхней площадке Донченко.
Донченко. Знамя и музыканты, идите сюда. Остальные подождите здесь, никуда не ходите. Синенький здесь?
Синенький (с сигналкой). Здесь, а что?
Донченко. Иди сюда. Жучок, иди, посоветуемся.
Жученко и Синенький взбежали наверх. На площадке они открывают совещание. Знаменщики и музыканты проходят в осевой коридор второго этажа. Со двора, окруженная толпой ребят, входит Торская.
Отдельные возгласы:
— Надежда Николаевна, здравствуйте.
— Товарищ Торская, напрасно с нами не поехали.
Торская. Хорошо было?
Голоса.
— Ого, хиба ж так?
— А чего у вас тут все разорено?
Торская. Федя, чего ты такой серьезный?
Романченко. Чего серьезный? Не серьезный. (Подает руку.) Здравствуйте. Вы здесь без нас еще не женились?
Торская. Нет, Федечка, не женились.
Романченко. То-то. А вы знаете, Вера Донченко чуть-чуть не женилась в Тифлисе.
Донченко (сверху). Смотри, Федька, я тебе уши нарву.
Романченко. Видите, видите, значит, правда.
Торская. Разве тебе за правду всегда уши рвут?
Романченко. Почти всегда. А это правда. Чуть-чуть не женилась. Там такой к ней черный прилепился. Куда они ни пойдет, а он все… (Федька танцует, показывает, как приглашают на лезгинку). А у Верки сердце, знаете, так и прыгает. (Показывает кулаком, как прыгает сердце.) Видите, видите?
Вера сбегает вниз и хватает Федьку за уши.
Романченко. Дежурный командир, а дерется, Запиши себя в рапорт…
Жученко (сверху). Слушай, пацаны. Слушайте: обоз прибыл и стоит возле черной лестницы. Сейчас будет сигнал на работу. По сигналу разгрузите обоз и корзинки внесите в спальни. Каждый отряд пускай сейчас же выделит уборщиков, переодевайтесь и немедленно приступайте к уборке.
Голос. А где убирать?
Жученко. По старым отрядным участкам.
Голоса. Правильно.
Голос девочки. А где ведра и тряпки?
Жученко. Все получайте у коменданта. Синенький, давай сигнал.
Синенький трубит сигнал на работу. Выбегает во двор и повторяет сигнал. После сигнала кое-кто вбегает со двора, кричит.
Голоса:
— Какая работа?
— Куда заиграли?
Ответы:
— К обозу…
— На уборку.
Большинство разбегается: часть во двор, кое-кто по коридорам. В вестибюле остаются Жученко, Зырянский, Одарюк.
