посылал воздушные поцелуи. Музыканты свистели и ухали, и мама прятала лицо в моих волосах.
Я вспомнила, как нашла мостик и сообщила Эду и Ларри, что теперь там будет моё укрытие. Они помогли мне сделать флаг и прикрепить его на перила, чтобы все об этом знали.
Я вспомнила, как потихоньку наблюдала за Генри через цилиндр от туалетной бумаги. Как пряталась в подвале и рисовала. Как лежала на сцене и пыталась на бумаге довести до совершенства щупальца живущих в органе чудовищ.
Вспомнила, как считала концертный зал чужим и холодным зданием и как он вдруг превратился для меня в родной дом.
Музыканты улыбались, посмеивались, вытирали глаза. Разглядывали занавес, потолок, балконы, словно никогда ничего подобного не видели.
– Этот зал был нашим домом, – сказал Ричард. – Для некоторых из нас – много лет. И он достоин хороших про́водов. Поэтому мы сделали несколько звонков, подёргали за ниточки, а теперь пора работать. Оливия!
Я с удивлением обернулась:
– Что?
Он улыбнулся и протянул мне руку:
– Иди сюда.
Встав рядом с Ричардом за дирижёрский пульт, я машинально полезла в сумку за углём, но вовремя остановилась. Сжав кулаки, я опустила руки вдоль тела и уставилась на оркестр.
Мечты, даже те, в осуществлении которых ты преуспел, не должны становиться способом спрятаться от мира.
– Оливия, ты должна знать, как много для всех нас значит то, что ты и твои друзья Генри и Джоан сделали ради сохранения оркестра. Вы помогли нам в тяжёлые времена, вдохнули жизнь в этот старый зал. Мы все здесь одна семья. Обещаю: что бы ни случилось, мы не позволим тебе пропасть. Двери наших домов всегда для тебя открыты. Договорились?
– Договорились, – прошептала я и заморгала, опустив глаза. – Спасибо.
Ричард взял меня за подбородок:
– Мы хотим подарить твоему отцу прощальный концерт, Оливия. Грандиозное выступление под занавес.
– Это будет Вторая симфония Малера?
Он кивнул. Уголком глаза я видела, что некоторые музыканты улыбались и кивали вместе с ним.
– Но как это сделать? – спросила я. – Он… Маэстро… Он не может…
– Не может, по крайней мере сейчас. Поэтому мы обратились за помощью. – Ричард повернулся к кулисам: – Мы готовы!
На сцену вышла небольшая процессия улыбающихся людей. Я помнила их лица смутно, словно они были из другой жизни.
– Обалдеть! – ахнул Генри, пытаясь пригладить волосы. – Это шутка?
– Маэстро Огава, – прошептала я, и шедший впереди человек с проблеском седины в чёрных волосах приблизился ко мне. Он широко улыбнулся и обеими руками пожал мне руку.
Генри даже взвыл.
– Приятно снова увидеть тебя, Оливия, – сказал маэстро Огава. – Я очень рад, что меня пригласили. – Он отошёл в сторону, и вперёд выступил стоявший позади него кудрявый мужчина.
– Маэстро… Томпсон?
Он просиял:
– Я польщён, что ты помнишь меня, Оливия. Когда мы виделись в последний раз, тебе было всего семь или восемь лет.
– Мама помогала мне запомнить все имена, – тихо произнесла я.
Ричард стиснул мне плечо.
– Молодец, – улыбнулся маэстро Томпсон и отошёл.
Один за другим гости подходили ко мне, чтобы пожать руку. Я пыталась вспомнить их имена, сосредоточившись на звучащем в голове мамином голосе, освежённом в памяти благодаря пребыванию в Лимбе. Это были дирижёры из Нью-Йорка (маэстро Огава), Чикаго (маэстро Томпсон), Филадельфии, Сан-Франциско, Кливленда, Бостона. Раньше они дружили с нашей семьёй, пока Маэстро не потерял всех друзей, пока я не потеряла своих, пока мы оба не потеряли маму. А теперь…
– Зачем?
Ричард наклонился ко мне:
– Что – зачем, Оливия?
– Зачем они приехали?
Ответил маэстро Томпсон:
– На репетицию, Оливия. Кто-то должен держать оборону, пока твой отец не встанет на ноги. А Вторая симфония Малера – сложное произведение.
– Понятно. – Я спустилась в зал и села рядом с Генри.
– Я вызвался сам проводить репетицию, – сказал Ричард, хлопнув по спине маэстро Огаву, – но моё предложение никого не обрадовало.
Все рассмеялись, и я тоже, во всяком случае сделала вид, потому что на самом деле у меня перехватило дух.
Игорь пытался вырваться у меня из рук. «Похоже, эти люди не прочь погладить котика».
– Правда, здорово, Оливия? – спросил Генри.
Я встала и отошла назад, чтобы охватить взглядом всю сцену. Ричард Эшли что-то говорил, и маэстро Огава тоже. Музыканты смеялись, бегали за сцену за инструментами, настраивали литавры, дули в трубы, натягивали струны. Дирижёры ставили стулья и пюпитры, доставали карандаши, открывали ноты. Маэстро Томпсон встал к пульту и помог нам с Генри подняться.
– Лучше, если у меня будет больше места, – добрым голосом произнёс он. – Я часто подпрыгиваю. Вторая симфония Малера – одно из моих самых любимых произведений.
– И моих тоже, – восхищённо заговорил Генри. – Мистер Томпсон… маэстро Томпсон… я ваш горячий поклонник. Подпишете мне домашнюю работу по алгебре?
– Разве тебе не надо её сдавать?
– Ни в коем случае, сэр. Я получу кол.
Пока Генри рассыпался в любезностях перед своим кумиром, я воспользовалась возможностью и потихоньку ускользнула. Мне хотелось посмотреть репетицию, но сначала нужно было сделать кое-что ещё.
Тед, мистер Бэнкс, сидел в конце зала. Увидев меня, он вскочил.
– Всё хорошо, Оливия? – Он упёр руки в бока и, глядя на сцену, улыбался самой счастливой улыбкой. – Правда замечательно? Это будет что-то новое. Твоему папе понравится.
Хоть он и не был Генри родным отцом, улыбка у них была одинаково широкая. Мне этот человек нравился.
– Мистер Бэнкс, можете меня подвезти?
Глава 49
Как только медсёстры разрешили, я вошла в палату Маэстро и встала у изголовья кровати. Я больше не буду его избегать – ни сейчас, ни потом. Мои друзья-призраки не побоялись встать лицом к лицу даже со смертью, а я никак не могла решиться на такую малость.
Он уставился на меня с набитым пудингом ртом.
– Э… Маэстро, – пробормотала я. – Я хочу сказать… привет.
Он проглотил пудинг и отложил ложку.
– Здравствуй, Оливия.
– Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше. Теперь, когда я могу съесть пудинг…
– Ну да. – Я стала крутить край его простыни. – Оркестр репетирует. Я подумала, ты должен знать.
– Репетирует? Зачем? С кем?
– С друзьями. – Это была самая простая формулировка. – Для… тебя, чтобы подбодрить. Вроде бы они задумали сделать тебе сюрприз, но мне показалось, ты бы предпочёл знать об этом.
Маэстро сложил руки на груди и опустил глаза.
– А что они репетируют?
– Вторую Малера. – Я сделала глубокий вдох. – Для прощального концерта. Для тебя и для зала.
Маэстро медленно кивнул:
– Что ж, наверное, время
