– А ты изменилась, – усмехнулся Евгений. – Ты не любила говорить глупости даже из соображений дипломатии или кокетства. – Он приблизился к ней и смело взял за подбородок. Катя удивленно вскинула глаза. – Поспешил… вижу. Тебе сейчас не до машиниста с его паровозом, но он боялся опять не успеть. У него сейчас тоже не самое удачное расписание, но это неважно. – На мгновенье в его глазах промелькнуло отчаянье, но он быстро справился. – Не хочу давить на тебя, просто знай – состав подан, пойдет строго по назначению и без остановок. Это все.
Он повернулся и быстро вышел. Чайник на плите исходил паром.
Георгий звонил через день, сообщая краткие сводки о состоянии Михаила. На долгие разговоры денег ему не хватало – плата за квартиру была немалой. Он жил у той же хозяйки, где и они с Катей.
Нинок добросовестно дожила в сарайчике оплаченные Тарасовичем дни и впервые посетила жениха за день до отъезда. В палате она находилась ровно пятнадцать минут и теперь возвращалась домой с чувством исполненного долга. После ее ухода Михаил обратился к брату со странной просьбой – помочь завтра Нине с такси, но самому в машину не садиться. Георгий испытал досаду, услышав объяснение «Не доверяю я тебе, Жорка. Кто знает, что ты нашепчешь ей на прощанье? Одну уже уговорил».
Больной выздоравливал медленно, а сентябрь подходил к концу. Племянница не торопилась с приездом, и Георгий волновался. Его звонки приходились на вечер, и Катя старалась не задерживаться на работе. Только к концу месяца «маленький профессор» втянулся в учебу. За лето он еще подрос и повзрослел. Ему часто звонили мальчишки из лагеря, подолгу занимая телефон. Катя с улыбкой останавливалась перед ним и постукивала по часикам.
Встречи Евгения с сыном возобновились. Он всегда предлагал Кате присоединиться к ним – выбраться на природу или всем вместе сходить в кино. Но она отказывалась, боясь пропустить внеплановый междугородний звонок.
В начале октября Георгий должен был приступить к работе. Он надеялся успеть заскочить в Москву хотя бы на пару дней. Но с надеждами пришлось проститься. Появившаяся, наконец, Виктория приняла решение перевозить отца в Волгоград и попросила дядю помочь в его транспортировке. Для заезда в столицу времени не осталось. Расстроенный Георгий пообещал позвонить Кате уже из Киева.
Но он не позвонил.
Она по-прежнему срывалась с места, как только раздавались звонки, похожие на междугородние. Звонила сама и слала телеграммы. Но к телефону никто не подходил, а ее послания оставались без ответа. Георгий не подавал признаков жизни. В декабре ее тревога достигла апогея, и Катя собралась в Киев. Но в последний момент что-то удержало ее. Она поехала на вокзал и сдала билеты. В ту ночь она не сомкнула глаз, поняв… что не нужна ему. Он не звал ее, не искал, не хотел…
Закончился декабрь, и Георгий впервые не поздравил ее с Новым годом. Не прислал открытки или телеграммы. Это было так не похоже на его милую провинциальную привычку, печально отмирающую в столице – поздравлять ближних и дальних со всеми праздничными датами. Она чувствовала, что он жив, догадывалась, что с ним происходит или уже произошло что-то особенное, что-то важное и значительное. Но он не нуждался в ней.
В начале февраля она не выдержала и позвонила еще раз. Трубку сняла женщина. Катя попросила позвать к телефону Георгия.
– Его нет, – ответила женщина.
– В каком смысле «его нет»? Он жив?
– Жив.
– Не подскажете, когда лучше позвонить, чтобы его застать?
Женщина замешкалась и неуверенно произнесла:
– Не подскажу. Он сейчас не здесь.
– Он в Волгограде?
– Нет, он в Киеве, насколько мне известно. А кто его спрашивает?
Катя положила трубку.
Закончилась зима, наступила весна. Отец почти оправился и тщательно следил за собой, следуя предписаниям врачей регулярно принимал лекарства, соблюдал диету, совершал долгие пешие прогулки. Он снова взял на себя привычные домашние обязанности и уход за матерью, тоже чувствующей себя гораздо лучше, очевидно, не без воздействия лекарств из ведомственной аптеки.
Раз в неделю Евгений сам забирал сына с продленки и навещал Катиных стариков. Те радовались его обществу, видя, как счастлив Алешка рядом с отцом. Нередко и Катя присоединялась к их компании, заехав в родительский дом после работы. Она уже не боялась пропустить междугородний звонок, наконец, согласившись с утверждением Ленки «Кому надо, тот и с того света дозвонится».
Они сидели на уютной родительской кухне, попивая душистый чай из большого фарфорового чайника. Евгений любил заваривать его прямо в кружке, каждый раз смущенно отказываясь от предлагаемого матерью приспособления, вмещавшего только чайную ложку заварки. Мать потчевала его домашними пирожками и вареньями бабы Зои. Отец расспрашивал о службе, интересовался кадровыми перестановками в «сферах», обсуждал политические и спортивные новости. Алешка с интересом прислушивался к мужским разговорам, с аппетитом уплетая пирожки или вгрызаясь по самый нос в кусок принесенного отцом торта.
В апреле на кухне заговорили о планах на лето. Старики собирались провести его на даче, планируя забрать Алешку с собой на все летние месяцы. Но внук мечтал о лагере и неохотно согласился пожертвовать бабке и деду первой сменой. О своих летних планах Катя помалкивала, а Евгений сообщил, что коллеги уговаривают его отдохнуть в Болгарии, где мороки с оформлением меньше всего. Потом он отвозил Катю с сыном домой, простившись с ними у двери квартиры.
Баба Зоя перебралась к себе, но частенько навещала старых друзей, не забывая и Катю. Она больше не гадала и не пророчила бубновой даме червонных свиданий с крестовым королем. Карты молчали о том, куда и почему исчез Георгий. Однажды теплым майским вечером старушка засиделась у своей любимицы и осталась ночевать. Укладываясь спать, она попросила Катю открыть окно и присесть рядом.
– Я давно хочу поговорить с тобой, Катюша. Скажи, милая, чего ты ждешь? На что надеешься? Скоро год, как он носа не кажет. Посмотри, какая весна за окнами, а и та проходит. И твоя весна уже в прошлом. И лето пройдет, не задержится, как и красота наша бабья. Ты долго ждала своего счастья, так не упускай его. Поверь старухе, никто не будет любить тебя так, как твой Женя. Ты свое получила – узнала, какая она, любовь эта. Дай теперь и отцу с матерью вспомнить, как живется с легким сердцем. Много ли им осталось? Пусть уйдут со спокойной душой, зная, что у дочки все ладно. И сыну пора услышать, как храпит за стенкой родной папка. Что ни говори, а ты перед мальчонкой виновата. Не специально его обидела, да только так получается. Старики помалкивают, жалеют тебя, боятся тревожить, а мне бояться нечего. Ты одним махом можешь всех осчастливить – сына, родителей, Женю своего, и сама не прогадаешь. А Георгий, не спорю, мужик хороший. Я сама его полюбила, как сына, но он тебе не годится. Мужчина непростой, ломаный, неспокойный. Так прождешь да проищешь его всю жизнь. Для него надо всё бросить и ходить за ним, как за дитем. А ты так не сможешь – старики на тебе и сынишка. Была б ты одна – делай, что пожелаешь. Жди, сколько себя не жалко. Женя твой тоже ждет, да все никак тебя не дождется. Надолго ли еще хватит? Найдется женщина рано или поздно. Такие мужчины на дороге не валяются, мигом подберут. Останешься одна одинешенька. Родители старые и шибко больные. И я еще недолго смогу помогать вам, сама еле по земле ползаю. Подумай, Катюша…
