— Бог помощь тебе, крещеный!
— А спасибо ж, царевич.
— В такую стужу ты рубишь?
— Не я, царевич, нужда рубит.
Царевич к Тимофею:
— А что, Тимофей, какая это нужда? Ты ее знаешь?
Усмехнулся во весь рот царский кучер, инда с бороды сосульки поскакали, а пар лошадиный пошел.
— Запамятовал что-то… Нам харчи сытные.
— Какая же это нужда? — соскочил царевич с саней да мужичонке, — где она у тебя, мне бы ее поглядеть!
— На что тебе, царевич, и не дай Бог с ней познаться!
— Нет, мне ее надо видеть!
А там в чистом поле на бугрине стояла со снегом былина.
— А вон, царевич, на бугрине стоит! Эвона как от ветру шатается.
— Веди нас, покажи.
— Можно, — положил мужичонко топор, прикрыл ветками.
Вот сели на тройку и поехали в чистое поле глядеть нужду. И скоро выехали на бугор, миновали былину, а за нею там дальше другая стоит.
— Где же нужда?
— А вон — вон за тою былиной… Только ехать нельзя: снег глубок.
Царевич соскочил с саней.
— Покарауль-ка, крещеный, пойду погляжу.
И пошел, ну и Тимофей за ним, — царская служба, — нельзя.
И полезли по снегу: былину пройдут, другая маячит, к другой подойдут.
Где же нужда?
А мужичонко стоял и стоял у саней, караулил. Иззяб, окоченел весь бедняга, ну, взял, да и выстегнул царскую тройку, сел, — только и видели.
Все по сугробу, да по сугробу, полазали вот как царевич с Тимофеем, и все попусту, нет нигде нужды, не оказывалась.
— Где, где она, эта нужда?
Уж смеркалось, пора было домой возвращаться, и повернули назад. Едва-едва на дорожку выбрались, хвать, а лошадушек и след простыл.
Эка беда! Что делать? И сани бросать не годится: за царское добро Тимофей в ответе.
— Впрягайся в корень, а я на пристяжку! — говорит царевич.
А Тимофей думает себе: так не годится.
— Так не годится, я простой человек, тебе царевич, в корень, а я на пристяжку.
Запряглись и поехали. Везут и везут, повезут и привстанут.
А тот мужичонко — не промах — поприпрятал лошадушек царских, да на дорогу, и пошел им навстречу.
— Чтой-то ты, царевич, санки на себе везешь?
А царевич из сил выбился, уж не смотрит.
— Уйди! Это нужда везет.
— Какая это нужда?
— Ступай, там вон в поле на бугрине!
А сам везет да везет.
Едва до села добрались. Тимофей на что крепок — царский ведь кучер! — и тот уморился. Слава Богу, наняли на селе лошадей. И приехали домой в Москву на троечке — на чужих.
Спрашивает царь:
— Чьи ж это лошади?
А царевич ему:
— Батюшка, я нужду увидел, лошадушек потерял!
Вот он какой — сам нужду увидел! А станет царем, будет первым царем, царь первый Петр.
1915 г.
Морока*
1
Служил один солдатик двадцать пять лет царю верой и правдой, а царя в глаза не видал. Пришел срок, получил солдат отставку и пошел домой.
Выходит он из городу и раздумался:
«Что я за дурак за солдат, двадцать пять лет верой и правдой царю служил, царя не видал. Спросят про царя, что я скажу?» — взял да и повернул назад в город и прямо к царским палатам.
У ворот сторожа.
— Куда, земляк, идешь? — остановили.
— А вот, земляк, царя посмотреть: двадцать пять лет царю служил, царя в глаза не видал.
Доложили царю про солдата. И велел царь позвать солдата к царю на лицо.
— Здравствуй, земляк!
— Здравия желаю, ваше царское величество.
— Что тебе, земляк, нужно?
— Лицо ваше царское посмотреть: двадцать пять лет царю прослужил, царя не видал.
Царь посадил солдата на лавку.
— А что, — говорит, — солдатик, загану я тебе загадку: сколь, солдатик, свет велик?
— А не очень, ваше царское величество, свет велик: в двадцать четыре часа солнышко кругом обходит.
— Правда, солдат! А сколько от земли до неба высоты?
— Не очень, ваше царское величество, от земли до неба высоко: там стучат, здесь слышно.
— Ладно. А загану я тебе третью загадку: сколько морская глубина глубока?
— Ну, ваше царское величество, там неизвестно: был у нас дед семидесяти лет, ушел на тот свет, — и теперь его нет.
— Правда, солдат!
Понравились царю ответы, и дал царь солдату в награждение четвертной билет. Попрощался солдат, да прямо от царя в трактир.
Сутки погулял — десять золотых прогулял. Жалко стало солдату царской награды.
— Вот, — говорит трактирщику, — на тебе мой четвертной билет, я пойду тебе золота добывать.
И пошел солдат на базар, купил морковь, сделал десять золотых, и назад в трактир, подает трактирщику.
— Получайте!
Трактирщик золото принял, четвертную солдату отдал, а золото в шкатулку спрятал. Солдату тут бы и уйти с Богом, а он, нет, у трактирщика околачивается. Вздумал трактирщик проверить шкатулку, хвать, а там не золото, а кружки морковные. Трактирщик кружки в карман себе сунул да из трактира, в чем был, так и выскочил, да солдата за шиворот и прямо к царю, и приносит царю на солдата жалобу, что прогулял солдат десять золотых, а отдал десять морковных кружочков.
— Ваше царское величество, велите ему показать, чем я разделался!
Трактирщик и вынимает из кармана — ан не морковь, а золото — как золото из чекану.
— Видите, ваше царское величество.
Царю то уж больно понравилось, отпустил царь трактирщика в трактир и говорит солдату:
— Молодец-солдат, сядь-ка, побеседуй со мной.
2
Присел солдатик на лавку, ждет царской воли.
— Ну-ка, солдатик, пошути ты и надо мной шутку, да легоньку.
— Могу, ваше царское величество! — и просит царя на диван пересесть.
Послушался царь солдата, пересел на диван.
— А который будет час, ваше царское величество?
— Первый в начине, — сказал царь.
И вдруг дверь — у-у-ух! — полна палата воды: затопило царя на диване по шейку, — и ударился царь из палат своих бежать, а на дворе ему вплавь. Куда тут деться? Ухватился он за лестницу и ну карабкаться. И покрыла матушка-полая вода все леса темные. Сидит царь на конечке, захлебывается. Тут откуда ни возьмись лодка, — бряк в лодку. Поднялся ветер и унесло царя Бог знает куда.
Стала вода понемногу пропадать и пропала. И крепко захотелось царю поесть. Идет старуха, несет булочки.
— Пожалуй, бабушка, сюда, — говорит царь, — продай мне булочку.
— Ох, ваше царское величество, булочки-то больно жестки, ночевочки, нате подержите, я вам мяконьких принесу.
Царь у старухи взял булки, держит, думает себе:
«Слава Богу, хоть что-нибудь!» — очень проголодался. только что хотел отщипнуть кусочек, идет надзиратель Борисов.
— Чего, — говорит, — ты тут держишь?
— Булочки.
— Ну-ка, я посмотрю.
Царь разжал руку, глядь — человечьи головы.
Борисов его цоп — в часть.
До утра в части просидел, а там и суду предали, да в острог. И пока искали да разыскивали, натерпелся в остроге-то. И дознались, судили и засудили: приговорили к наказанию и навечно в каторгу.
«Ох, солдат, солдат, что надо мною сделал!»
Везут царя, а палач только усмехается.
И привезли на площадь, раздели, поставили. Взял палач двухвостный кнут…
— А, батюшки! — как закричит царь.
Тут вбежали в палату сторожа-приближенные, смотрят: сидит царь на диване, а против царя солдат на лавке.
— Ну, спасибо, солдат, пошутил ты надо мной хорошо!
— А посмотрите-ка, ваше царское величество, который час?
Царь-то думает, что времени с год прошло, а всего-то один час прошел.
И попрощался царь с солдатом, отпустил его на все четыре стороны.
3
Приходит солдат в деревню. У околицы народ стоит кучкой.
— Мир вашему стоянию, пустите ночевать!
— Пойдем ко мне, солдатик, — выискался старик.
Ну, и пошел солдат за стариком. Пришли в избу, дед и спрашивает:
— А не умеешь ли ты сказки сказывать?
— Можно, дедушка.
— Ну-ка, скажи.
— А что тебе одному сказывать, чай у тебя есть семейка?
— Есть, солдатик, два сына, две невестки.
— А вот и хорошо, когда придут в избу, все и послушают.
Сошлись сыновья и невестки, сели ужинать, поужинали, да и спать.
Лег дедушка с солдатом на полати.
— Ну-ка, солдатик, скажи сказку-то!
— Эх, дедушка, сказки-то я ведь не хорошими словами сказываю, а вон невестки сидят.
Старик перегнулся с полатей.
— Невестки, живо спать!
Невестки деда послушали, постельки постелили и спать легли.
— Ну, солдатик, скажи теперь! — уж очень деду хочется сказку послушать.
— А что я тебе скажу, дедушка! Посмотри-ка хорошенько, кто мы с тобой? Ты-то — медведь, да и я-то медведь.
