Примерно на полпути между Пьяченцей и Пармой сверните с Виа Эмилия на второстепенную дорогу и не пропустите деревушку Ле Ронколе, ведь здесь родился Верди. На обратной дороге в Парму и я решил туда заглянуть. В пути думал о художниках и деньгах. Похоже, что Верди заработал денег больше, чем любой другой музыкант, причем его увлекал и сам процесс накопления. Расхожее мнение о том, что гений выше земных забот, не всегда подтверждается фактами. Многие великие художники знали в деньгах толк. Леонардо да Винчи как-то раз попенял в письме герцогу Милана, напомнив, что заработок ему не выплачивался в течение двух лет. «Как бы ни рад я был создать шедевр и оставить его потомкам, — писал он, — но ведь я и на жизнь должен себе заработать». Проблема эта всегда встает перед гением: ни один мясник или бакалейщик не откажется выписать счет только потому, что клиент его — художник.
Леонардо, как и некоторые другие художники и архитекторы эпохи Возрождения, способен был скопить деньги и приобрести собственность. Когда ему было пятьдесят, он открыл в банке Флоренции счет на шестьсот золотых флоринов, а умер он придворным художником Франциска I в комфортабельной обстановке замка возле Амбуаза. К тому времени у него было четыреста дукатов во Флоренции, виноградники возле Милана и деньги во Франции, которые он оставил друзьям, слугам и на благотворительные нужды. Рафаэль тоже был сравнительно состоятельным человеком, когда умер в возрасте тридцати семи лет. Он купил себе дворец за три тысячи шестьсот дукатов. За исполнение обязанностей инспектора, отвечающего за реставрацию собора Святого Петра, он получал триста дукатов в год, а за каждую фреску на лоджии ему платили тысячу двести скудо. Его состояние, как говорят, оценили в шестнадцать тысяч золотых дукатов, из которых шестьсот было вложено в собственность. Еще одним гением, сумевшим скопить деньги, был Микеланджело. Он умер в восемьдесят три года, и в его неопрятной холостяцкой квартире в шкафу орехового дерева обнаружили восемь тысяч сто девяносто золотых дукатов, а около двухсот скудо небрежно были завернуты в носовые платки или брошены в кувшины и горшки. Челлини, как и Шекспир, тоже был способен позаботиться о своем материальном благополучии.
Перед заработками Верди, однако, все это меркнет. Он оставил после себя 282 000 лир, что можно приравнять к современному состоянию в полмиллиона лир. Как-то раз он написал о Лондоне: «О, если бы я мог остаться здесь года на два и увезти отсюда мешок, полный благословенных денег!» В зените своей карьеры, когда хедив заключил с ним контракт на написание оперы, приуроченной к открытию Суэцкого канала, Верди, прежде чем написать первую ноту «Аиды», запросил аванс в 30 000 лир. Быть может, такой подход шокирует романтично настроенных людей, полагающих, что художник должен быть безразличен к собственному благосостоянию и к благосостоянию зависимых от него людей, зато других такое поведение порадует. Эти люди восхищаются гением, умеющим постоять за себя в жестком мире.
Я выехал на спокойные деревенские дороги. Небо отражалось в ирригационных каналах, а листья тополей блестели, словно серебряные монеты. Каждый дюйм земли был обработан, и нельзя было пройти и десяти ярдов, чтобы кого-нибудь не встретить. Маленькие деревушки были такими же густонаселенными, как и в Англии. Приехав в Ле Ронколе, я увидел в палисаднике перед домом бронзовый бюст бородатого мужчины в отложном воротнике с аккуратно завязанной бронзовой бабочкой. Это, конечно же, был Верди, а позади — его родной дом, маленький, с низко нахлобученной крышей. Выражение лица композитора было суровым. Из сада он яростно глядел на почитателей своего таланта. Так, должно быть, он смотрел в свое время на равнодушных теноров Ла Скала. В лице его нет ни капли одухотворенности. Верди можно было бы принять за солдата Рисорджименто, политика или патриота вроде Кавура или Мадзини, а то и за известного инженера.
Когда он родился, каменный дом был местной лавкой, где продавали вино и продукты. Теперь это — национальный памятник. Смотрительница сняла передник и повела меня наверх по деревянной лестнице. В комнате под голыми балками и родился самый любимый композитор Италии. Затем женщина отвела меня в деревенскую церковь Святого Михаила и, указав на позолоченный барочный орган, сказала, что именно на этом инструменте Верди играл, когда ему было одиннадцать лет. Из Ле Ронколе Верди отправился в Милан Учиться музыке. Там ему пришлось встретиться с нуждой и горем. Он женился, и у него родилось двое детей. Четыре года спустя оба ребенка умерли, а за ними последовала в могилу и их мать. Ситуация, которую Фрэнсис Той, биограф Верди, назвал «совершенно оперной, так все здесь доведено до крайности». Верди, словно в подтверждение высказывания, работал в это время над комической оперой. Главной женщиной в жизни Верди была не его рано ушедшая жена, а певица Джузеппина Стреппони, знавшая музыкальный мир изнутри. Она была рядом с Верди в самые черные его дни. Ни одному композитору не повезло так с подругой жизни. Джузеппина была женщиной исключительного здравого смысла. К тому моменту она закончила свою карьеру примадонны, и никаких амбиций у нее не было. Когда оперы Верди стали знамениты, она ни разу не захотела вернуться на сцену, а спокойно занималась домом и мужем. «В конце концов, не каждый может написать „Аиду“, — сказала она однажды подруге. — Кто-то должен упаковывать и распаковывать чемоданы и составлять список белья для прачечной». Верди жил с этой здравомыслящей женщиной двенадцать лет, а потом неожиданно официально на ней женился. Это было идеальное партнерство. Она нежно любила своего вспыльчивого, жесткого и трудолюбивого мужа. Однажды она ему написала: «То, из-за чего мир снимает перед тобой шляпу, меня совершенно не трогает. Думаю, ты поверишь мне, я порой удивляюсь, что ты разбираешься в музыке… Главное, что меня в тебе восхищает, это — твой характер, твое сердце, твое неприятие ошибок других при таком же суровом отношении к самому себе».
В трех милях от Ле Ронколе находится поместье Санта Агата. Верди приобрел его в 1848 году, когда ему заплатили гонорары за ранние оперы. Здесь он сделался местным сквайром, жил со своей Джузеппиной, сочинил «Риголетто», «Трубадура», «Травиату», «Аиду» и «Отелло». Через сорок девять лет счастливой совместной жизни Джузеппина скончалась, оставив его печальным, молчаливым и потерянным стариком.
Дом окружен высокой стеной. Здесь живут потомки Верди. У Джузеппины не было детей, и поместье перешло племяннице, Марии Верди Каррара. По дому меня провела ее правнучка. Поместье по внешнему виду похоже на английское, а может быть, таким его делает сад, разбитый в английском стиле, популярном в сороковых годах XIX века, — извилистые тропинки, кусты, камни, озеро, кольцо деревьев. Все это напоминает дом священника из Норфолка времен королевы Виктории. Я почувствовал в нем что-то почти мрачное. Быть может, такое впечатление произвели на меня темные, переросшие кусты и огромные магнолии, которые сто двадцать лет назад Верди высадил для Джузеппины. Очевидно, что в саду, устроенном в раннем викторианском стиле, ничего не изменилось с тех самых пор, как Верди его задумал: семья бережно сохраняет его первоначальный облик. Это я заметил с первого взгляда. Мне рассказали, что композитор вставал рано утром и обходил свои владения: инспектировал виноградники и поля со злаками. На своей визитной карточке он написал род занятий — землевладелец.
