остановился на улице, сбежалась вся округа. А купчиха Королева, спешно накидывая на плечи свою лучшую шаль, побежала ставить самовар. Известно, что супруга Михаила Леонтьевича лично потчевала императора и его «хозяйку».
Купеческие дома строили большими, просторными, чтобы вместить домочадцев и гостей. Столичный дом (или просто дом в крупном городе) редко строился в один этаж, в основном – в два и выше. Иногда первый делали каменным, дальше – в ход шло дерево. А там уж на что хватало фантазии и денег заказчика. Украшали дома резными ставнями, лепниной, пилястрами. Подъезд к дому оформляли чугунными решетками на столбах-пилонах, как в дворянских усадьбах. Едва ли не раньше других обзаводились купцы электричеством. Выходило дорого, зато позволяло засиживаться вечерами над счетными книгами. Дело прежде всего!
У купцов третьей гильдии частенько выходило так: внизу лавка, наверху – жилые комнаты. Удобство и работа рядом. Так, например, у ярославского купца Куприянова на первом этаже располагался трактир, а выше жил он сам и его семейство.
Посетив Ярославль, русский писатель Иван Аксаков написал: «Меня поразил вид здешнего купечества, оно полно сознания собственного достоинства, то есть чувства туго набитого кошелька… Разлит какой-то особенный характер самостоятельности и независимости».
Но даже они, самые «маленькие» в купеческой иерархии, непременно стремились подчеркнуть свое благополучие. Резная мебель, дорогая ткань для портьер, фарфор и картины – все эти приметы роскошного жилья многие купцы использовали в некоем преувеличенном масштабе. Не случайно кустодиевская купчиха сидит за столом среди изобилия, которое ей одной в целом-то и не требуется. Зато картина сразу показывала: это женщина состоятельная. Может себе позволить и арбуз, и виноград, и чай пить из тонкого фарфора. Только позировала Кустодиеву вовсе не купчиха, а баронесса Галина Адеркас. Полная, белокожая, с выразительными глазами, она показалась художнику живым воплощением всего купеческого. Так что главная купчиха в русском искусстве – прибалтийская дворянка!
А настоящая русская купчиха Юлия Карзинкина, владелица четырех лавок в Москве и чайного магазина в Гостином дворе, прославилась благодаря удивительному дому-терему, выстроенному в усадьбе Троице-Лыково.
Архитектор Иван Павлович Ропет выполнил заказ в точном соответствии со вкусом Карзинкиной: она хотела изумить округу домом в старорусском стиле. Чтобы он напоминал сразу и терема времен царя Алексея Михайловича Романова, и причудливые строения из русских сказок. Получился уникальный особняк!
Почти пряничный дом высился над Москвой-рекой. Он был украшен и оригинальной резьбой, и башенками… Просторное жилище для хозяйки-вдовы и ее одиннадцати детей. Национализированное в годы революции, оно просуществовало до 1990-го года и… сгорело. Увы, великолепное строение Ропета потеряно невозвратно.
Тяга к русскому стилю отличала не только Карзинкину (и да, в написании этой фамилии нет никакой ошибки, она действительно пишется через «а»). На Пречистенской набережной стоит дом-терем богача Перцова, спроектированный Сергеем Милютиным. Угловой, с маленькими балкончиками по бокам, он замышлялся как доходный дом. То есть с квартирами, которые сдавались в аренду. Однако его замысловатый внешний облик очень серьезно отличался от других доходных московских домов. Жить в таком прелестном строении было, по меньшей мере, приятно. Особенно учитывая, что Милютин продумал все до мелочей: он занимался не только фасадом и перекрытиями, но разрабатывал интерьеры и даже мебель.
Такой же старорусский облик старался придать своему дому знаменитый Иван Цветков – меценат и известный собиратель живописи. Он прославился как невероятно экономный человек, но для строительства своего дома на Пречистенской набережной в 1901 году не пожалел денег. Художник Виктор Васнецов, которого мы знаем в первую очередь благодаря великолепным сказочным иллюстрациям, создал архитектурное чудо в красноватых тонах: с куполообразной крышей, стрельчатыми окнами, с балконом, по которому шел причудливый орнамент. Иван Евменьевич Цветков выходил к гостям в бархатном халате и тюбетейке и радушно приглашал посмотреть на свои живописные сокровища в двенадцати залах. Очарование этого дома привлекало многих известных людей.
В отличие от столичных жителей, московские купцы очень долго оставались верны старому, патриархальному укладу. Да и
Москва XIX века – это совсем не тот город, каким мы привыкли его видеть теперь. Два столетия назад это был город с неширокими улочками, с зеленью двориков и садов.
Неспешный ритм Москвы разительно отличался от петербуржского, в Москве не стремились везде успеть. Да и население города уступало столичному – триста тысяч человек только к середине XIX столетия. «Ложатся спать в девятом часу, – писал драматург Александр Островский, – и в 9 часов все Замоскворечье спит. По улице нет никого, кроме собак. Извозчика не ищите».
Островского прозвали «Колумбом Замоскворечья» как раз за то, что он описывал жизнь купеческой части Москвы. Так что драматургу можно верить – он жил среди тех, о ком рассказывал.
Москва двести лет назад – не модная, не стремящаяся бежать за свежими веяниями. Она теплая и провинциальная, как Рязань или Тверь, как Вологда или Самара. Она пахла пирогами к празднику, причем праздник – ранний, начинается с 4 часов. Как проснулся купец, так идет к обедне. Залеживаться некогда, у него впереди длинный и хлопотный день.
«Посетители ранних обеден здесь резко отличаются от посетителей поздних. Первые большею частью солидные люди: купцы, пожилые чиновники, старые купчихи и простой народ. Вообще все старшие в семействе ходят к ранней обедне. И здесь вы не увидите ни разноцветных нарядов, ни карикатурного подражания высшему обществу. Напротив того – истинная и смиренная набожность равняет все звания и даже физиономии. Тут нет для почетных лиц почетных мест, где кто стал, там и молится. Вот пришел купец, миллионщик, лицо почетное, помолился, ему все кланяются, и вот входит его последний работник, которому задний двор всегдашнее пребывание, – пришел, поклонился три раза, встряхнул кудри и стал кланяться на все стороны, и ему все кланяются. И как торжественно в тишине и полусвете ранней обедни текут от алтаря громкие возгласы вечной истины.
Но вот отходит обедня, народ выходит из церкви, начинаются поздравления, собираются в кучки, толки о том и сем, и житейская суета начинается. От обедни все идут домой чай пить, и пьют часов до 9. Потом купцы едут в город тоже чай пить, а чиновники едут в суды приводить в порядок сработанное в неделю. Дельная часть Замоскворечья отправилась в город»[43].
Начав день столь рано, к обеду всякий успевает многое сделать. Затем – заехать в церковь на обедню. Ну а потом домой, трапезничать. Оттого-то в купеческих кварталах с часа дня до четырех часов тихо, безлюдно.
Каждый обедает у себя, а
