после отдыхает. Но с обедом – главное! – не прогадать. Купец Алесей Бахрушин прославился тем, что весьма привередничал в еде. Причем отказаться от вкушения блюд мог лишь по той причине, что они казались ему недостаточно хорошо приготовленными. Определял он это на глаз. И мог встать из-за стола, не завершив обеда, лишь потому, что вид еды не привлек его внимания. Так что у Бахрушиных знали: важно не только качественно приготовить, но и красиво подать.
«В четыре часа по всему Замоскворечью слышен ропот самоваров; Замоскворечье просыпается и потягивается. Если это летом, то в домах открываются окна для прохлады, у открытого окна вокруг кипящего самовара составляются семейные картины. Идя по улице в этот час дня, вы можете любоваться этими картинами направо и налево. Вот направо, у широко распахнутого окна купец с окладистой бородой, в красной рубашке для легкости, с невозмутимым хладнокровием уничтожает кипящую влагу… А вот налево чиновник, полузакрытый еранью, в татарском халате, с трубкой Жукова табаку, то хлебнет чаю, то затянется и пустит дым колечками. Потом и чай убирают, а пившие оный остаются у окон прохладиться и подышать свежим воздухом… После вечерен люди богатые (то есть имеющие своих лошадей) едут на гулянье в Парк или Сокольники, а не имеющие своих лошадей целыми семействами отправляются куда-нибудь пешком; прежде ходили в Нескучное, а теперь на Даниловское кладбище. А если праздник зимой, так проводят время в семействе»[44].
Незамысловатый и домашний быт купца заставлял дворянство посмеиваться. Купцы пили чай, а аристократический Петербург заваривал кофе. Дворянки обожали модные журналы и выписывали платья из Парижа или заказывали на французский манер у местных модисток, а купчихи любили готовое платье приукрасить: добавить цветов на шляпку или еще кружев к воротнику. «Понаряднее, значит – поразноцветнее», – рассказывает Островский об особенностях купеческой моды.
Ближе к концу XIX века купечество стало перенимать все больше дворянских привычек – давало балы, праздничные обеды. Но, как и в домах крестьянских, у купцов еще долго существовало разделение комнат на парадные и внутренние.
Были покои, которые выставляли напоказ, где нарочитая роскошь с первых секунд давала понять посетителю, куда именно он попал. А были совсем другие помещения, обставленные иногда даже по-спартански, где жили члены семьи и глава рода.
Купеческое богатство часто начиналось с маленькой лавки, даже лотка. Отправлялся из деревни крестьянский сын на заработки, приобретал задешево копеечный товар да продавал с маленькой наценкой. Или шел в разносчики, или подрабатывал в чужом магазине. А потом, приобретя опыт да чуть собрав капиталец, начинал свое собственное дело. Когда в конце XVIII века крепостным дали чуть больше свободы – возможность создавать крошечные предприятия, при условии, что станут платить оброк своим хозяевам, – сословие торговых людей пополнилось и такими купцами. Правда, чтобы заняться делом по-настоящему, вступить в гильдию, сначала им предстояло выкупиться. Порой приходилось платить по десять-пятнадцать тысяч рублей за свободу… Искали деньги и находили. И работали с утроенной силой. Перевозили из деревни свою семью в город. Оттого-то ранний купеческий быт столь схож с крестьянским – везли из деревни свои порядки, свое представление о том, как должно быть устроено хозяйство.
«А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в самой Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни… Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами… Мерзнет, голодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее… А там глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже первой гильдии купец. Подождите – его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо… А мы, просвещенные, говорим: «Самодур…» А самодуры тем временем накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, театры… настроили больниц и приютов на всю Москву».
(Ф. И. Шаляпин. «Маска и душа»)
Иногда для старта использовали приданое жены. Бывало, что наемному работнику в большой дворянской усадьбе платили сразу изрядную сумму. Чтобы не потратить деньги, открывали лавку. Случалось, что простому предприимчивому пареньку буквально сваливалось на голову огромное состояние: честно трудился, заслужил одобрение купца-хозяина, а потому позвали его в зятья. Если своих сыновей не было.
В среде купечества оказывались и иностранцы. Приезжали в Россию в надежде разбогатеть и отлично с этой задачей справлялись. Налаживали торговлю и производство, строили дома. И появлялись на городских улицах особняки с итальянским, немецким или английским колоритом.
В селе Студенец Ульяновской области сохранилось несколько прекрасных купеческих домов – на улице Центральной до сих пор выстроены в ряд особняки XIX века. В них та же примета торговых людей: снизу располагались разнообразнейшие лавки, выше жили хозяева. Стоят в Студенце и одноэтажные дома, и практически полностью не изменившиеся. В некоторых облик преобразовался: по центру сделан вход, а прежде там смотрело на улицу окно.
Одним из самых узнаваемых в Екатеринбурге по праву считается бывший дом купца Севостьянова. Удивительное строение в готическом стиле! Построено было еще в начале XIX столетия, а затем поменяло хозяев (владельцем стал Николай Иванович Севастьянов) и было обновлено архитектором Александром Падучевым. Этот дом – прелестный особняк на углу улицы, с характерным для готики устремлением ввысь, ажурными украшениями, чугунной решеткой… И совсем иная – усадьба Тарасова, в том же городе. В 1837 году почетный гражданин города приобрел участок с домом и развернул строительство: придал дому черты классицизма, добавил интересные, выбивающиеся из стиля элементы и даже обустроил набережную перед домом. Был небольшой особняк – стало целое городское имение, демонстрирующее достаток его владельца.
А вот екатеринбургский дом мукомола Евгения Первушина, на современной улице 8 Марта, использовался как доходный, а не как резиденция купца. Нам, нынешним, он любопытен даже не тем, что является одним из примеров купеческого домовладения, а что в нем во время войны жил знаменитый диктор Юрий Левитан.
Голос Левитана был голосом победы – он сообщал по радио о событиях на фронте во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. Так что на особняке Первушина сейчас имеются две мемориальные таблички: одна рассказывает историю дома до XIX века, вторая – о ярком представителе века XX.
Так и дом купца Батюшкова в Омске запомнился всем в первую очередь из-за яркого временного жильца – Александра Колчака. Особняк и сейчас существует на Иртышской набережной.
В самом начале XX века местный богач
