когда она перестала ворочаться и посмотрела на покатый потолок своей палатки, она поняла, почему сон продолжал ускользать от нее. Оками ничего ей не сказал. Только приказал закрыть глаза. Приказал повторить слова, которые однажды он уже мимоходом произносил.
Остаток ночи Волк провел, прислонившись к искривленному стволу дерева. Когда Ёси подошел, чтобы заключить ее в довольно энергичные объятия. Когда Ранмару похлопал ее по спине, его ухмылка одновременно понимающая и таинственная. Когда каждый член Черного клана – по-своему – продемонстрировал ей свою поддержку. Свое чувство близости с ней.
Возможно, Оками не хотел, чтобы Марико была здесь.
Возможно, он был против, но был отвергнут высшим авторитетом. Отвергнут самим лесом. Деревья, должно быть, знали лучше всех, что место Хаттори Марико – и больше, чем кого-либо, – под сенью вздыхающих ветвей этого леса. Возможно, потому что она была гораздо изобретательнее всех этих мужчин, вместе взятых. Или, возможно, лес просто знал, что именно здесь кто-то вроде Марико – потерянной девушки, ищущей место, которое можно назвать домом, – сможет пустить корни и расцвести.
Она снова перевернулась, пиная свое тонкое шерстяное одеяло. Жаль, что у нее не было возможности сказать Оками, что Ранмару всегда знал, что она девушка.
Интересно, смогло бы это откровение посеять вражду между двумя друзьями?
Когда полог ее палатки приподнялся, омывая ее кожу прохладным ночным воздухом, Марико выдернула метательную звезду из-под своей соломенной постели и одновременно села.
Оками присел у входа.
– Брось ее или положи, – его голос не казался сердитым.
Но Марико не сразу положила метательную звезду.
Он ждал.
– Пригласишь меня внутрь?
– Это слова злодея.
– Я и есть злодей. Обманщик. Сын предателя. И многое другое.
– Я знаю.
– Так ты собираешься пригласить меня внутрь?
– А если нет?
– Тогда я больше никогда не буду просить приглашения.
Марико подвинулась в сторону, отбрасывая тонкое одеяло. На ней не было ничего, кроме белых нижних одежд, но это не имело значения. От него ей нечего было скрывать.
– Оставайся или уходи. Выбор за тобой. Но тебе всегда здесь рады. Во всех смыслах.
Оками нырнул внутрь палатки, позволив откидному пологу упасть за собой. Марико не спрашивала, почему он пришел в ее палатку глубокой ночью. Она не осмеливалась спросить, кровь бурлила в ее венах.
Он бросил на нее испытующий взгляд:
– Раньше я был несправедлив к тебе.
– Я солгала тебе, – заметила она. – И я ненавидела тебя.
– Я хотел тебя ненавидеть, – сказал он. – Было бы намного легче тебя ненавидеть. Но я не смог. – Оками лежал рядом с ней, длинный и худой. – Однажды я расскажу тебе все. О том, кем я был. О том, откуда я пришел.
Марико вытянулась рядом с ним, ее пальцы переплелись на животе.
– Мне все равно, кем ты был. Меня волнует только то, кто ты сейчас. И что ты сегодня со мной.
Он повернулся к ней.
– Я буду всегда. Во всех смыслах. – Оками провел большим пальцем по ее подбородку. Марико поддалась его прикосновениям, когда он взял ее лицо в свои ладони. Когда он поцеловал ее закрытые глаза.
– Посмотри на меня.
Это прозвучало невинно.
Но ничто из того, что когда-либо говорил Оками, не было невинным.
Когда Марико открыла глаза, чтобы встретиться с его взглядом, она увидела ночь, полную звезд.
– Для меня ты волшебство. – Его голос был мягким. Он скользил по ее коже, как шелк. Слова, которые он говорил, были твердыми и непреклонными. Решительными. Они дарили Марико успокоение. Ибо она была столь же непреклонна. Столь же решительна.
Она поцеловала его запястье, затем потянулась к свободному воротнику его косодэ. Ее руки смахнули ткань, обнажая его во тьме. Когда его пальцы коснулись муслина ее тонкого нижнего халата, по ее спине побежали мурашки. Скольжение завязок между его пальцами было подобно искре, вспыхнувшей в темноте.
– Я хочу лежать рядом с тобой сегодня ночью, – сказал Оками.
– Как тебе не повезло, – пробормотала она, – потому что я хочу гораздо большего.
Он улыбнулся. Его губы коснулись подбородка Марико, и она обвила обеими руками его шею, притягивая к себе.
Оками схватил ее за запястья, прижимая их над головой одной рукой. Затем он провел кончиком пальца по краю повязок на ее груди, ослабляя их и стягивая.
Все это слишком медленно.
Она разочарованно вздохнула.
– Такая нетерпеливая. Ты всегда была такой нетерпеливой. – Зубами он отодвинул ткань ее нижнего халата. Он целовал каждую частичку неприкрытой кожи, его дыхание было шепотом и обещанием.
Марико снова вернула его к своим губам.
– Ты дрожишь, – поддразнила она.
– Мне холодно.
– Лжец. Скажи мне что-нибудь правдивое.
– Ты первая.
Она сглотнула с осторожностью.
– Я не служанка.
– Я тоже. – Он рассмеялся, когда она приложила руку к его лицу.
– Оками? – Она посмотрела ему в глаза. – Для меня ты тоже волшебство. – Марико прижала ладонь к его груди. – Мое сердце знает твое сердце. Сердце не заботится о хорошем или плохом, правильном или ложном. Сердце всегда правдиво.
Все следы веселья исчезли с его лица:
– Я могу лгать каждый день своей жизни, Хаттори Марико. Но мое сердце всегда будет говорить правду.
Больше ей ничего и не было нужно. Марико прижалась губами к его губам. Он обнял ее, проглотив ее вздох поцелуем. Заставляя ее гореть, когда его язык проник в ее рот. Она позволила огню пройти сквозь нее, пока каждая мысль в ее голове не превратилась в струйку дыма.
И Марико почувствовала это. Магию ночного неба, наполненного звездами. Магию заколдованного леса, в складках которого прячутся демоны.
Магию лжеца, укрытого правдой.
Она чувствовала это в каждом касании его губ, в каждом прикосновении его кожи к своей.
Обжигающее тепло этой новой эмоции. Она не осмеливалась дать имя этой надежде. Часть Марико понимала, что такое пламя лучше не трогать. Лучше не позволять чему-то добровольно сжигать ее. Но она ответила на объятия Оками. Ответила на каждый его поцелуй. На каждое прикосновение. Пока между ними не исчезло все остальное.
Кроме общих вдохов.
И невысказанных обещаний.
Лжи.
И незыблемой правды.
Черная орхидея
Канако наблюдала за своим сыном Райдэном, который сидел напротив сына ее врага. Она смотрела, как он смеется. Смотрела, как он внимательно слушает. Иногда перебивает.
Ее лицо было холодным и спокойным. Хотя внутри ее кровь кипела.
Император мечтал о мире, в котором оба его сына будут у власти. Року в роли императора. Райдэн в роли сёгуна.
В течение многих лет Канако улыбалась этой мечте. Улыбалась и дарила императору вкус своей силы. Вкус, опьянявший его.
