Мне часто задают вопрос, какова конечная цель проводимой мною экономической политики. Кто так ставит вопрос, тот всегда в скрытой форме высказывает опасение, что бесконечное следование по раз намеченному пути развития может привести к самоупразднению. Эта постановка вопроса несомненно оправдана, и поэтому я и не хочу уклоняться от ответа.
Мой ответ ясен и недвусмыслен: я не считаю, что при установлении хозяйственно-политических целей настоящего времени речь идет как бы о вечных законах. Мы даже наверняка придем к тому, что с полным правом придется поставить вопрос – правильно ли и полезно ли все еще производить все больше благ, все упорнее добиваться материального благополучия, и не было ли бы более разумным отказаться от всего этого «прогресса» и больше времени посвятить осознанию себя, досугу и отдыху? Однако тут дело касается уже не только министра народного хозяйства, но в такой же степени и богослова, социолога и политика.
Эта проблематика весьма сложна, и разобраться в ней поэтому можно только, исходя из соображений, лежащих уже в плане духовном и душевном. Занимаясь ею, нельзя избежать постановки другого трудного вопроса: в достаточной ли мере люди освободились от всего, что их внутренне сковывает, и достаточно ли они «раскрылись», чтобы быть в состоянии «использовать» (в лучшем смысле этого слова) свой досуг? Что нам надлежит еще сделать, и в каком плане это должно произойти, чтобы достичь той степени внутренней зрелости, когда отказ человека от материальных благ станет для него благословением и приобретением?
При этом надо еще иметь в виду, что больший объем свободного времени повлечет за собой также и измененные отношения к жизни и к хозяйствованию. Все это нельзя просто сконструировать или организовать, – все это должно вырасти органически.
До тех пор, пока в плоскости политики действуют по лозунгу: давайте работать меньше, чтобы можно было больше потреблять! – мы будем стоять на неверном пути. Если же затронутый процесс развития будет иметь место в том смысле, что наш народ рядом с ценностью материальной стороны жизни будет во все возрастающей мере считать также и духовное и душевное обогащение полезным и полноценным, – тогда в будущем мы должны придти и к известной корректуре хозяйственной политики. Едва ли кто-либо тогда будет до такой степени догматиком, чтобы и дальше усматривать благополучие лишь в продолжающейся экспансии экономики, то есть только в материальной плоскости[52].
Сегодня, однако, нам еще не следовало бы чрезмерно затруднять себя такого рода размышлениями. Приведем лишь сравнение между США и Германией. Тогда станет ясным, насколько еще возможно и полезно дальше проводить хозяйственную экспансию, увеличивать благосостояние, освобождать человека от материальных забот. Пока же я придерживаюсь мнения, что нам по-прежнему надлежит заботиться о том, чтобы миллионы людей, все еще обремененные каждодневными заботами, были окончательно освобождены от этой напасти. Еще слишком много людей стоит в тени взлета и подъема, и поэтому у нас нет никакого основания уменьшать наши усилия.
Глава ХI. Психологические вопросы вокруг марки и пфеннига
«Если при помощи психологических способов воздействия удастся добиться изменения отношения населения к экономике, то это психологическое воздействие станет экономической реальностью и начнет выполнять ту же задачу, которая выполняется с помощью других мероприятий обычной конъюнктурной политики». В этих словах, высказанных мною от имени правительства ГФР в речи на заседании Бундестага 19 октября 1955 года в Берлине, отмечена та основная мысль, которая заставила меня применять целый ряд способов психологического воздействия, чтобы поставить его, в качестве равноправного средства, рядом со знакомыми методами традиционной конъюнктурной политики.
С точки зрения чистой теории этот род воздействия на участников рынка, а в условиях высокой конъюнктуры также и попытка влияния на цены, пожалуй, не очень согласовываются с системой рыночного хозяйства обычного типа. Тем не менее, я не считаю возможным отказаться от него из-за соображений догматического характера. Нередко меня поносили за то, что я якобы слишком верен системе. Поэтому не стоит меня слишком бранить за то, что я, как хозяйственно-политический деятель, хочу раз отклониться от идеального типа чисто экономического метода действий. В моих глазах здесь нет еще никакого прегрешения против правильно понятой идеи рыночного хозяйства. Дело сводится просто к использованию хозяйственной психологии: хозяйственные явления не подчиняются законам механики. Экономика не живет какой-то своей собственной жизнью в смысле бездушного автоматизма, а создается и оформляется людьми. Если это так, – а иначе быть не может, – то структура и облик народного хозяйства не могут не изменяться под влиянием наших действий. Вот почему не следует считать маловажным метод психологического воздействия[62].
При наличии таких далеко идущих взаимозависимостей, доводы «классических» либералов, которые прибегают исключительно к старым и избитым методам, теряют свое значение. Критикам крайне либерального толка не следовало бы огорчаться по поводу моей недостаточной верности убеждениям. Я придерживаюсь даже взгляда, что применяемым мною методам до сих пор слишком мало уделено было места как в теории, так и в экономической политике; на них очень мало обращали внимания и их слишком редко применяли.
Современная психология требует прямо того, чтобы экономические процессы воспринимались не только как механические, технические; человека нельзя игнорировать, он является движущей силой в народном хозяйстве. Для народного хозяйства имеет решительное значение, как мы поступаем, как мы действуем. Настроены ли мы оптимистически или пессимистически, спекулируем ли на повышении или понижении цен, хотим ли мы копить или тратить – все это находит свое выражение в показателях экономики. В свою очередь эти показатели, например, цены – падающие, устойчивые или растущие – влияют на наш образ действия.
Было бы неверно утверждать, что мысль о психологическом воздействии в области экономики зародилась впервые лишь в условиях недавней высокой конъюнктуры, с достижением полной занятости. За последние годы многие скептики и критики хулили меня за то, что я слишком часто покидаю свой служебный кабинет, чтобы произносить речи на севере и юге, на востоке и на западе; но я поступал так по соображениям, весьма сходным с изложенными. Правда, мои соображения относительно психологического воздействия получили свой специфический оттенок и стали применяться более систематическим образом лишь в самое последнее время. Я убежден, что проводимый мною психологический поход, который в Германии получил название «душевного массажа», в будущем немыслимо будет устранить как метод экономической политики.
