— Умоляю, помоги!!! Мой сын без тебя погибает!!
Глава 47
АЛИСА.
— Дальше я сама. — перекрываю рукой дорогу Елене Романовне и вставляю в дверь свой ключ.
— Хорошо-хорошо! — истерично бормочет женщина, лихорадочно крутя на распахнутом пальто пуговицу и отходя от меня на несколько шагов. — Я подожду здесь! Ты только поговори с ним!
— Не нужно ждать. — боевито подавляю её решение. — Езжайте домой. Я позвоню вам.
Моё требование ей не нравится, но церемониться я больше не собираюсь. Достаточно того, что я уже пошла на уступок и приехала сюда. От её истерики у меня сводит зубы. Я и так истощена до неузнаваемости, так ещё и мать Березина от себя оттаскивать. Ну, знаете, к такому меня жизнь не готовила.
Женщина будто сошла с ума.
Мы с мамой на пару пытались её сдержать, чуть ногтей не лишились. Но мадам заявилась получить своё и вот так просто усмирить безбашенного человека удастся не каждому.
Что она только не делала…
Бросалась на меня с уговорами. Выла, как раненая волчица. Молотила кулаками в дверь. Отталкивала мою маму, не разбирая перед собой преграды.
Её целью была я и в один момент стало предельно ясно, что вырваться из её захвата у меня не получится.
Отчаяние затопило её гордость настолько, что она уже не задумывалась как выглядит в чужих глазах. Ей стало всё равно на унижение, уязвлённое самолюбие и потерю статуса. Именно это повлияло на моё согласие. Стать свидетелем чьего-то душевного перелома, то ещё удовольствие. Если только вдуматься, что такое могло обратить бесчувственную куклу в несчастную потерянную женщину? Ещё недавно кристально-ледяные глаза вдруг безжизненно потускнели и отражают лишь боль и слёзы.
Так всегда смотрела на меня мама… когда в силу беспомощного состояния оставалась в стороне и позволяла Чубаевым поднимать на меня руку.
Когда хочешь помочь, но не можешь.
Когда разрывается сердце, и ты беззвучно повторяешь молитвы.
Когда охватывает бессильный гнев, и ты на грани обезуметь от горя.
Я проходила это. Проживала агонию вместе с мамой.
И могу сказать одно — случилось что-то серьёзное, иначе Елена Романовна не поступилась бы своей патологической важностью.
Жизнь сына оказалась значимее.
По её мнению, и уже сказанным словам друзей Игоря, он катится по наклонной и первичный процесс обезличивания скоро обернётся тотальной деградацией.
Ждать повторения ещё и от третьих лиц я не собираюсь.
Грудь наполнилась вакуумом неизвестности и избавиться от него возможно лишь увидев правду собственными глазами.
Ненависть к Березину померкла и в душе раздался сигнальный выстрел. Наружу вырвались все чувства разом. Всё, что гоняло меня по порочному кругу. Всё, что подавляла в себе, воспринимая гадкими паразитами, пожирающими моё сердце.
Сдалась.
Не сумела противостоять себе.
Нет, не тем, кто подтолкнул к этому. А себе.
В глубине души, постыдно мною закопанной, оставалась та самая вера.
Что можно всё исправить. Можно избавиться от грязи и вернуть те улыбки, что притягивали радость. Можно вернуть семью, где чувствуешь себя нужной и любимой. Можно вернуть его…
Того, кто крепко держал меня за руку, несмотря на мои неисчислимые проблемы. Кто оберегал и дарил тепло. Кто до последнего говорил, что любит…
И вот сейчас, в разгар ночи, замирая от неистового волнения, я открываю дверь, и несу с собой одну лишь мысль.
Вопреки всему, в моём сердце всегда будет только Березин.
Сколько бы я себя не переубеждала, сколько бы не противилась судьбе, дорога всё равно ведёт к нему.
Хоть волоком, хоть своими ногами, но к нему.
Пройдя через все стадии гнева, обиды и отрицания, в конце концов делаю шаг туда, где зародилась наша любовь. Где я нашла для себя спасение. Где собираюсь спасти и его…
— Игорь? — дрожит мой голос, пока я шарю рукой в поисках выключателя.
В нос ударяет специфический запах перегара и мне физически становится дурно. Я никогда не сталкивалась с алкоголиками. Чубаевы были тварями, но всегда на трезвую голову. Что такой запой я знаю только из фильмов и книг. Всю жизнь я считала, что такое случается только с хануриками под забором, но никак не с интеллигентными людьми. Как вытаскивать из этого Березина, у меня нет никакого представления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Осторожно включаю свет и мгновенно прихожу в ужас. Всё, что попадает в поле зрения разрушено, разбито и расколото. В голове не укладывается, что такое мог сотворить сам хозяин квартиры. По позвоночнику пробегает холодок… что если он и сейчас невменяем и может навредить мне или ребёнку?
Нет. Это же Игорь. Мой Игорь.
Не разуваясь, медленно ступаю по осколкам вглубь гостиной.
На затылке шевелятся волосы. Диван перевёрнут, а вся его кожаная обшивка нещадно вспорота. Телевизор разбит вдребезги. Повсюду осколки битых бутылок. На стенах непонятные отметины. Подхожу ближе и очень об этом жалею. Следы царапин, высохшая кровь, подтёки алкоголя.
Боже! Как же он зверствовал…
Оглядываюсь вокруг и сердце начинает колотиться, словно у гончей, бегущей за кроликом.
Неосознанно прикрываю рот ладонью, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Картина происходящего до единого штриха описывает то, что у меня внутри.
Разруха. Хаос. Катастрофа.
Только у меня есть малыш, который держит на плаву и закладывает в мою жизнь смысл. А у Березина никого нет…
Краем уха улавливаю шум на кухне, беру волю в кулак и пробираюсь через весь мусор к местоположению дикаря.
Задерживаюсь на пороге, глубоко вдыхаю застоявшийся отравленный воздух и шагаю прямиком к неизбежному.
— Бог мой, Березин… — надломленным голосом шепчу я.
Посреди погрома и помойки, на стуле сидит мужчина, отдалённо напоминающего моего молодого и успешного красавца. Грязная, помятая одежда. Заросшие сальные волосы. Бледно-зелёный вид. Сбитые в кровь руки. Но хуже всего глаза. Они пустые. Безжизненные. Смотрят бессмысленным взглядом в одну точку на полу.
— Игорь… — тихонько окликаю его, но реакции не следует.
Сглатываю комок в горле и неспешно приближаюсь.
— Ты слышишь меня? — подаю слабый голос и протягиваю к нему руку.
Приложив ладонь к мужскому плечу, несильно его сдавливаю.
Это даёт результат, и Березин поднимает голову.
Застываю, когда мы встречаемся с ним взглядами. От расстройства начинает кружиться голова и ко мне возвращается тошнота.
Он не видит меня.
В прямом смысле смотрит сквозь меня.
Не понимает.
Некоторое время я в полном оцепенении ищу в его глазах своё отражение. Затем неуверенно дотрагиваюсь пальцами до его грубой щетины и приближаюсь к его лицу.
— Что ты наделал… — рвано вздохнув, проглатываю судорожный всхлип и сильно зажмуриваю глаза, лишь бы не видеть этот кошмар.
— Ты обещала больше не плакать…
Распахиваю глаза, когда ощущаю лёгкое прикосновение к своей руке.
На меня направлен всё тот же отрешённый взор, но прикосновения ощутимо отдаются в груди.
Сквозь поток слёз вымученно изучаю родные черты лица и вспоминаю прежнего Игоря.
Пышущего здоровьем. В расцвете сил. Задорного. Смелого. Громкого. Заполняющего собой всё пространство.
Сейчас это исчезающий, больной, слабый мужчина.
Однако всё равно мой. И это я сделала его таким. Отпустила его руку. Бросила. Разочаровала. Забрала самое ценное.
Его будущее.
— Зачем ты так? — спрашиваю я, выискивая в нём проблески сознания.
— Как? — издаёт глухой хрип Игорь и надсадно закашливается.
— Зачем ты это делаешь с собой? — обхватываю его лицо с обеих сторон и легонько встряхиваю.
— Только не ругайся, мышонок, я совсем чуть-чуть, я же говорил тебе в прошлый раз… — на удивление внятно говорит он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Когда в прошлый раз? — не понимаю я.
— Ну несколько часов назад же…
Что?
— Мы с тобой шесть дней не виделись, Игорь… — изумлённо отвечаю я, пока он вялыми движениями вытирает с моих щёк слёзы.
