214
отношениях с гетманом, будто гетман, задумавши изменить, знал
твердость и верность к царскому престолу его, Гвинтовки, и
послал Козаков убить его. Гвинтовка перед Волконским притворялся, будто первый раз слышит, когда ему сказали о взятии гетмана
под стражу. Таким образом давний друг и товарищ Демьяна, чуть
только услыхал о противной судьбе гетмана, задумал не только
устраниться от него, а еще воспользоваться его бедою и стать в
число его губителей. Не удалась Гвинтовке эта хитрость. Мокри-
евич, бывший уже в Путивле, заранее объявил Волконскому, что
Гвинтовка один из соучастников измены Многогрешного, и просил
задержать его при случае. Напрасно Гвинтовка выгораживал себя
пред воеводою. Волконский объявил: <не мое дело разбирать, кто
из вас прав, кто виноват; в Москве будет вам царский указ>. Он
отправил Гвинтовку с приставом и провожатыми в Севск.
В Москве получили известие о случившемся с гетманом 21-го
марта, ранее чем могли туда привезти самого гетмана. Немедленно
послана была в Малороссию царская грамота: старшины получали
похвалу за то, что не склонились на изменнические подущения
Демьяна и взяли его под караул. Управление Малороссиею до
дальнейших распоряжений поручалось обозному Забеле и с ним
двум судьям; они должны были часто ссылаться с
малороссийским Приказом и с местными воеводами. Велено было разослать
по полкам от имени царя увещание, чтоб жители Малороссии
пребывали в законной верности, своему государю, а посланцев
Дорошенка, прибывших тогда в Батурин к Многогрешному, приказано препроводить в Москву. Эту царскую грамоту повез в
Малороссию стольник Самарин с подьячим Шестаковым.
Разом с отправкою грамоты в Малороссию послан был из
Москвы стрелецкий сотник Горюшкин. Ему приказали ехать по
большой киевской дороге через Калугу на Севск и где встретит
он гетмана, взять его от козацких старшин и везти в Москву с
великим бережением. Севскому воеводе Вердеревскому приказано
отправить туда же задержанного асаула Грибовича.
Стольник Самарин прибыл в Батурин 1-го апреля и в тот же
день вручил обозному царскую грамоту. Именем государя
приехавший московский гонец уверял старшин, что служба их у государя
забвенна не будет, и в окрестных землях будет им слава за то, что
они не склонились ни на какие смутные прелести Демьяна и его
советников. Управляющие малороссийским краем старшины
немедленно отправили челобитную царю об указе, чтобы в Украине
приступили к избранию иного гетмана. Вместе с тем посылались
еще новоотысканные улики измены Многогрешного.
Батуринский сотник Карпович перед генеральною старшиною
объявил, что приезжал от Дорошенка из Чигирина в Батурин к
Многогрешному Семен Тихий и привозил Спасов образ; какую
215
присягу они взаимно приносили - неизвестно; но потом гетман
отпустил Тихого вместе с ним, Карповичем, за Днепр. <Пришли
мы, - показывал Карпович, - в Канев, где живет Тукальский.
Мы к митрополиту пошли. Семен Тихий положил перед ним на
столе образ, а митрополит поцеловал этот образ и спрашивал: ну, что там доброго учинили? Зачем послан был, все то
совершилось, - отвечал Семен Тихий. Митрополит, подошедши к
сотнику, взял его за пуговицу и сказал: <давно бы так, пане сотнику, надобно было бы поступить вашему гетману; сами добре ведаете: при ком хан, тот и пан, а у турского султана так много силы, что и Москве и ляхам дастся в знаки! Не только что на нас не
посмеют наступать, но и своих городов не оборонят. От сего
времени наши гетманы в неразрывном приятстве пребывают и все
устроится как нельзя лучше>.
Перехвачены были письма Василия Многогрешнного, черниговского полковника, к наказному черниговскому же полковнику, Леонтию Полуботку, и в этих письмах усматривали намерение
не допустить хлебных запасов в черниговский малый город
(замок), где помещались царские ратные люди.
От 3-го апреля управлявшие Малороссиею старшины
извещали, что уже сродники Многогрешного посажены под караул, и, вместо них, на начальнические места выбраны иные лица. Вместо
Василия Многогрешного и Шумейки, братьев бывшего гетмана, поставленных им в Чернигове и в Стародубе, назначили в
Чернигов прежнего полковника Борковского, а в Стародуб наказным, до возвращения Рославца, Григория Дащенка. В -Нежинском и
Прилуцком полках получили снова свои уряды прежние
полковники Филипп Уманед и Лазарь ‘ Горленко; Переяславский полк
возвратили Дмитрашке Райче, Гадячский - Федору Михаленку, в Лубенском, вместо зятя Демьянова, Андрея Нестеренка, сделался
полковником какой-то Михайло Степанов, а в Миргородском -
Иван Дубяга. Из сродников и свойственников Многогрешного
никто не казался столько опасным, как его закадычный друг Матвей
Гвинтовка. Этот человек, как показывали на него старшины, много
раз уже заявлял свое нерасположение к власти, не держал беседы
с стрелецким головою Нееловым и с верными государю
старшинами, а волкохищно ходил; оставивши нежинское полковничество
и жену свою, приехал к Демку на первой неделе великого поста, пошептался с ним наедине и уехал в Короп. Тотчас по
арестовании гетмана старшины, не знавшие еще, что Гвинтовка из Ко-
ропа уехал в Путивль, послали к нежинскому воеводе челобитную
задержать Гвинтовку, но воевода Ржевский, за отсутствием Гвин-
товки в Нежине, приказал взять под караул жену его и сына
Феська, а двор его запечатать тремя печатями, потом призвал к
себе наказного нежинского полковника Гуменского, войта, бур-
216
мистра, знатнейших Козаков и мещан и привел их всех к присяге
на верность государю, а Гуменскому приказал разослать в
Нежинский полк универсал, чтобы сотники, атаманы, войты и
лучшие жители из мест и сел ехали в Нежин к воеводе принести
крестное целование. Все это совершилось и скоро, и благополучно.
Видно, однако, что по случаю неожиданного арестования гетмана
боялись какого-нибудь смятения в народе. Нежинский воевода, извещая малороссийский Приказ о своих распоряжениях, приказал стрельцу, с которым отправил свою отписку в Москву, проезжать через малороссийский край пустою степью, минуя го-рода, села и деревни. В то же время воевода всех ратных царских
людей для их безопасности согнал в замок и расставил по стенам
караульных. Хотя на другой день приведенные к присяге нежинцы
уверяли, что царские ратные от них не могут ожидать ничего
худого, но Ржевский всетаки не доверял и не велел никуда
выходить из замка великороссиянам. С своей стороны и архиепископ
Лазарь Баранович извещал царя, что уже разослал по всей
Малороссии свой пастырский универсал, укрепляя <своих овечек>, чтоб оставались верны принесенному раз крестному целованию
и не слушали никаких прелестей.
Когда скованного гетмана привезли в Москву, генеральный
писарь Мокриевич подал в малороссийский Приказ извет на
Многогрешного, написанный в 38 пунктах. Гетман обвинялся в
противозаконных сношениях с Дорошенком с целью изменить царю
и поддаться, по примеру Дорошенка, турецкому султану. В этих-
то видах Многогрешный, как показывал извет, старался заместить
полковничьи места своими свойственниками и приятелями, и
всякими способами распространить вражду к московской власти.
Указывались произнесенные им в разные времена изречения, свидетельствующие о его нерасположении к Москве. Он перед
старшиною говорил так: <наберу тысяч шесть выборных людей конных
и пойду на великороссийские города, а весною придет мне на
помощь крымский хан. Дам людям московским такой отпор, как
Александр Македонский; тот был Александр, а я Демьян - не
меньше того Александра наделаю дел, как опустошу Московское
государство!.. Я, - говорил гетман, - не царский подданный, не
хочу у царя быть в подданстве, хоть он мне весь Батурин
богатством наполни!> Всегда Демьян славил турского султана и
рассказывал: <В одно время приехали к султану послы московский
и польский. Султан велел сказать польскому, чтоб король
польский звался не королем, а короликом, понеже, дескать, он мой
подданный, а что царь московский - так я того считаю как бы
за одного из черных татар моих>. В сей великий пост говорил он
старшине: <видите, господа, каково царское желательство к нам, поступился ляхам всю Украину отдать и проведут границу от
