ехать? Архимандрит сказал: как себе хочешь. Я из монастыря
поехал за Десну и приехал в Никольский монастырь; там у одного
старца - имени его не знаю - взял чернеческую ряску, а свое
платье и лошадь оставил в монастыре. Я хоронился по разным
местам, - наконец пришел в Максаковский монастырь к игумену
Ширкевичу; игумен дал мне старца и челядника и велел проводить
меня в лодке рекою Десною до Киева. Так я добрался до Братского
монастыря, пришел к отцу ректору и стал просить, чтоб он меня
прихоронил. Ректор обещал прихоронить, а вместо того пошел и
объявил киевскому воеводе; киевский воевода взял и меня, и старца, и служку, что провожали меня из Максаковского монастыря, да и
отправил всех в Москву>.
Его спрашивали: куда хотел ты бежать из Братского
монастыря? на которые города и места? К Дорошенку и Тукальскому?
Что думал у них делать?
Василий отвечал: -
- Я не хотел никуда бежать; ухоронившись в чернеческом
платье, хотел жить в Братском монастыре. У Дорошенка и Ту-
кальского мне делать было нечего, и я к ним не хотел бежать.
8* 227
- Зачем, - спрашивали его, - ты по письму брата своего
приказал отгородить большой город Чернигов от малого города, где жили” воевода и государевы ратные люди? Какое дурно хотел
ты учинить над воеводою и государевыми ратными людьми?
Василий Многогрешный отвечал:
- Не отгораживал я большого города Чернигова от малого, <е думал чинить никакого дурна воеводе и государевым ратным
людям, письма от брата о том мне не было и об измене брата
моего я не знал и не знаю. А в чем по своим письмам я великому
государю виноват, пусть в том будет его царская воля, только
изменять я не хотел и не мыслил.
Подвергнутый допросу старец Максаковского монастыря, который сопровождал Василия Многогрешного в Киево-братский
монастырь, показал, что Василий просил ректора отправить его к
митрополиту Тукальскому, надеясь, что Тукальский будет к нему
добр и вспомнит, как Василий, будучи в полковниках, присылал
ему в подарок лошадь и червонцы. Ректор обещал сделать все по
желанию Василия после Светлого праздника, но в великую
субботу доложил о нем воеводе.
- Как же, - сказали судившие, - ты, Василий, в своих
речах утаил про Тукальского и, значит, про свой побег правды
не сказал?
Василий Многогрешный, не допуская себя до пытки, сознался. - <Виноват, - сказал он, - хотел бежать к Тукальскому от
великого страха и просить, чтоб митрополит меня у себя ухоронил
и в сторону царского величества не отдал. А чтоб, собравшись с
кем-нибудь войну вести, такого вымысла у меня не было. Если
б я и хотел так поступать, то не мог бы: Дорошенков писарь
Воехович мне великий недруг. Да и до войны ли мне было, -
лишь бы от великих бед голову свою ухоронить! Я хотел, все
покинув, постричься. Всю вину свою пред государем я сказал и
больше того говорить мне нечего. Во всем пусть будет воля
великого государя.
Спрошенный асаул Павел Грибович не показал ничего
обличающего Демьяна Многогрешного в измене, и заявлял, что ничего
не знал и не ведал о непристойных речах гетмана.
Допрошенные дорошенковы посланцы, задержанные в
Батурине, объявили, что они - дорошенковы дворовые люди и
приезжали к Многогрешному просить дозволения продать лошадей, а
на вырученные деньги накупить материалов для церковного
строения. Их показания не представили ничего к обвинению
Многогрешного и его соучастников.
Государь, сохраняя права малороссийского народа, сперва
указал отправить бывшего гетмана с другими прикосновенными
к его делу лицами в Малороссию’и отдать местному войсковому
228
суду. Но 20-го мая прибыл в Москву посланец от временного
малороссийского правительства, сын генерального обозного Степан
Забела с батуринским сотником Григорием Карпенком, который
прежде ездил от Многогрешного к Дорошенку и теперь отправляем
был нарочно для того, чтоб уличать Многогрешного. С ними
старшины присылали челобитную от 13-го мая: объясняли, что как
только разнеслась весть о намерении государя прислать.Демка в
Малороссию на войсковой суд, то сделалось смятение, и они
теперь просят не посылать Демка в Украину, а совершить над ним
достойную казнь в Москве.
Гетман Демьян Многогрешный и брат его осуждены были на
смертную казнь. 28-го мая в Москве, на Болоте, за кузницами, назначено было исполнение приговора. Многочисленное было
стечение народа, обыкновенно склонного глазеть на подобные
зрелища. Вывели осужденных братьев, прочитали им роковой приговор.
В этом приговоре, обращенном к лицу <изменника и
клятвопреступника Демка Игнатова>, говорилось, что Демьян Игнатов забыл
Господа-Бога и прежнее государево к себе жалованье и умыслил
отдаться турскому султану, чтоб невинных христиан отдать в
вечную и нестерпимую бусурманскую неволю, ссылался об этом с
гетманом той стороны Днепра Дорошенком и на том учинил с
ним присягу. Ему ставили в осуждение еще и то, что он хотел
поссорить великого государя с братом его, польским королем, овладел неправильно некоторыми местами в поветах Мозырском и
Речицком и ложно сообщал царю, будто это сделалось по
приговору старшин. Сверх того, говорил он в Батурине московским
присланным людям - подьячему Михаилу Савину, стрелецкому
полуголове Александру Танееву и подьячему Щоголеву
непристойные речи о царском величестве, будто царь хочет Киев и всех
малороссийских жителей отдавать польскому королю, грозил
после Пасхи идти войною, на Московское государство в соединении
с турками и татарами, воровски уверял старшин, будто царь хочет
сослать их в Сибирь, приводил переяславского полковника Дмит-
рашку Райчу к присяге, чтобы царских ратных людей в
малороссийских городах побивать, объявлял старшинам^ что не хочет
быть у царя в подданстве и приказал не пропускать в Киев и
другие малороссийские города гонцов с вестовыми письмами.
-Старшины, не допуская до конечной измены, поймали его и
доставили в Москву, а он под пыткою <во всех своих изменных
словах винился>. По желанию старшин, полковников, всего
Войска Запорожского сей стороны Днепра со всем народом
малороссийским, великий государь указал ему учинить смертную казнь.
Василий Многогрешный, в прочитанном приговоре, осуждался
за участие в измене брата; уликами в таком участии признавалось
то, что он отгородил черниговский замок от города, приказывал
229
держать в тюрьме великороссийских ратных людей, не велел
пропускать запасов, закупленных черниговским воеводою, ссылался
с Тукальским и, узнавши о взятии под караул своего брата
гетмана, переоделся в чернеческое платье и ушел в Киево-братский
монастырь, намереваясь оттуда бежать за Днепр к митрополиту
Тукальскому.
Головы осужденных Демьяна и Василия уже положили на
плахи, вдруг прибежал царский гонец, стрелецкий сотник Федор
Меркулов. Он всенародно объявил, что <великий государь, по уп^-
рошению детей своих, царевичей Феодора и Иоанна Алексеевичей, пожаловал изменников и клятвопреступников Дёмку и Ваську, не
велел казнить смертию, а указал их сослать в Сибирь с их
семьями>.
Сняли с плахи осужденных и отвезли в Малороссийский
Приказ. - Кроме Демьяна и Василия Многогрешных определены
были для отправки в Сибирь: бывший войсковой асаул Павел Гри-
бович и бывший нежинский полковник Матвей Гвинтовка с
сыновьями своими Евфимом и Федором; хотя эти лица ни в чем
не были осуждены, но ссылались в Сибирь потому только, что
были друзьями Демьяна Многогрешного, и малороссийские
старшины не хотели их держать в отечестве.
На другой день объявлено было, что великий государь велел
дать на милостыню Демку 15 рублей, а Ваське 10 рублей, прочим
по пяти рублей и возвратить им бывшую с ними рухлядь. Эта
рухлядь у самого гетмана состояла из выбойчатой постели, подложенной кумачом, двух подушек, шелкового пояса, голубого
кафтана, лисьяго меха, жестяной кружки, деревянной посуды: стакана, чашки, блюда и солонки, склянки и муравленого горшочка, да рубахи с портками. Все имущество Многогрешного, которое
вообще было невелико, приказано было обратить на церковное
строение, так как бывший гетман обещал построить в Братском
