-? Зачем, - спрашивали его, - Чернигов большой город от
малого отгородить велел?
Демьян отвечал: <Писарь мне сказал, что слух пошел, будто
войска царские хотят города малороссийские засесть. Я для
осторожности велел отгородить>.
Его продолжали допрашивать: <тому же Танееву и подьячему
ты сказывал, будто польским послам по договору дали 30.000
денег для найма войска на Дорошенка; вы же непродажные и
некупленные пойдете на Польшу войною, а как над польским
государством что учинится, так и иному кому-то достанется. Еще
тому же Танееву ты сказал, что никаким спискам, присланным
из Москвы, ты не проверишь, что вас только ласковыми словами
утешают, а правды ар объявляют. Да еще о Колупаеве ты сказал: что коли приедет, так пускай нездоров уедет, а Танееву грозил, что коли еще приедет, так будет в Крыму; да еще говорил, что
коли польские послы, набравши в Москве денег, пойдут через
вашу землю, то коздки казну у них разделят. Говорил ли ты все
это? Скажи теперь правду и вину свою великому государю
принеси чистым сердцем>.
Демьян все отрицал.
Его спрашивали: <Зачем ты велел Неелову ставить на воротах
стрельцов только человек по тридцати, когда прежде их ставилось
по сту и больше? Зачем обозному Забеле и другим старшинам
запрещал сходиться с Нееловым и челядников своих подсылал
надсматривать за ними, чтоб не сходились с московскими
людьми? Делал ты так? скажи правду>.
Демьян объяснял так: Один раз, шедши в церковь, я
спросил - есть ли караульщики? Мне отвечали: два человека
пятидесятников, а с ними стрельцов человек со сто. Я спросил: нет
ли в кормах скудости? Отвечали - нет, а только много слишком
ставится караульщиков, и то им досадно и скорбно. Я, поговоривши с Нееловым, велел стрельцов на караулах убавить; старшинам же не заказывал сходиться с московскими людьми и
челядников не посылал надсматривать за ними.
Ему сказали: <на тебя сообща все старшины показывают, что
ты изменил великому государю, посылал к Дорошенку чернецов, и. те именем твоим присягу учинили, а Дорошенко присылал в
Батурин своих посланцев с образом, и ты перед ними присягал
и Дорошенку дал на заплату войску 24.000 ефимков. Говорят на
тебя, что ты во всех полках учинил начальными людьми своих
свойственников и единомышленников и во все полки писал
универсалы, чтоб все шли в осаду>.
221
Демьян отвечал: Чернецов я к Дорошенку не посылал и
Дорошенко ко мне Спасова образа не присылывал, а присылал ко
мне он Семена Тихого возвратить жителей, взятых на сей стороне
татарами; двадцатичетырех тысяч ефимков Дорошенку я не давал; с початку гетманства моего такого большого числа ефимков у
меня не было, даже и двух тысяч левков в сборе не было. А
полковников’ я переменял с согласия старшин.
Допрашивали его далее: <сказывают, созывал ты старшин, и
говорил им, будто царь писал к тебе, чтоб ты старшин прислал
в Москву, а оттуда сошлют их в Сибирь; ты для того и животы
свои вывозил в монастырь, хотел сам из Батурина ехать в Лубны
и слух пустил, будто едешь Богу молиться в Киев; ты же Степану
Гречаному приказывал писать, будто делалось на Москве такое, чего там вовсе и не бывало, чтобы потом прочитать козакам и
говорить - вот как Москва обманчива! так ли было?>
Демьян отвечал: <Никаких таких речей я не говорил, не
подговаривал Гречаного писать ложное и животов не вывозил, - да
и нечего было: у меня всего было только полторы тысячи золотых
червонных да 60 злотых. Хотел точна ехать в Киев на богомолье, а не в Лубны и не для свидания с Дорошенком>.
- А правда ли, - спрашивали его, - что ты Дмитрашку
Райчу призывал к себе ночью и толковал с ним, как царских
людей побивать.
- Не было этого, - отвечал Демьян, - а с Дмитрашкою мы
дарились по свойству: я ему подарил лук, а он мне лубье
(колчан).
- Зачем, - спрашивали его, - посылал ты игумена Шир-
кевича в Вильну за каким-то лекарем?
Демьян объяснил: “игумена я не посылал, а он сам ездил по
своему делу, не в Вильну, а в Могилев; по этому случаю просил
я для меня достать лекаря, и он мне лекаря привез>.
Поставили на очную ставку с Демьяном Танеева и Щоголева.
Они уличали его, уверяли, что все, записанное ими в их
статейный список, слышали они от гетмана.
Демьян все отрекался.
Спрашивали подсудимого о похвалках перед старшинами: как
он пойдет на великороссийские города войною; как прибудет к
нему на помощь хан с ордою; что лучше-де жить под властью
турского султана, чем московского царя; что Москва, вместе с
поляками, хочет истребить малороссийских жителей, что он даст
Москве отпор как Александр Макодонский; как он хотел Доро-
шенкову дочь сговорить за своего племянника и для этого
приезжал к нему от Дорошенка Куницкий.
Демьян отвечал: Ничего такого не говорил я. Затеяли на меня
все это старшины: не любят они меня и хотят отлучить от царской
222
милости. Кунйцкий точно приезжал ко мне: Дорошенко через него
передавал мне, что хочет быть под рукою царского величества, только опасается, чтоб царь не выдал его польскому королю, а я
уверял Куницкого, что великий государь Дорошенка польскому
королю не выдаст.
<Демко, - сказали думные люди, - принеси свою вину перед
великим государем чисто, - скажи правду: как ты с Дорошенком
ссылался об измене? Скажи: кто ведал про твой совет с ним?
Объяви: на чем у тебя с Дорошенком постановлено было иного
государя искать, и если хотели вы быть у турского султана в
подданстве, то на каких статьях? Про все скажи правду и вину
свою великому государю принеси истинно. А буде правды не
скажешь и вины своей великому государю не принесешь, то его
царское величество укажет тебя в твоем воровстве пытать>.
Многогрешный продолжал твердить прежнее:
<Никогда не думал я изменять великому государю и искать
иного государя. С Дорошенком ссылался я о дружбе, чтоб он на
нашу сторону войною не ходил и людей не посылал, и он то
обещал мне. А чтоб Дорошенко меня подводил в подданство тур-
скому султану, - того никогда не бывало. Говорю правду: готов
не только идти на пытку, а хоть и смерть принять>.
<А вот, - сказали ему, - генеральный обозный и все
старшины показывают на тебя, что ты беспрестанно вел ссылки с
Дорошенком, - хотел изменить царю и отдаться турскому
султану, и многие речи неистовые против царского величества и по-
хвалки на Московское Государство говорил. Да ты и сам в таких
речах не заперся, что, может быть, и говорил спьяна. Дорошенко
присылал к тебе письмо и инструкцию с своим войсковым
товарищем Исайею Андреенком, и письмо его писано закрытыми
словами.
Ему прочитали письмо Дорошенка и инструкцию.
Демьян заметил:
<В этом писании дело идет только о том, чтоб нам в дружбе
жить с Дорошенком и ему через Днепр ни самому с войском не
переходить и войска не посылать для войны в область его царского
величества. Если ж я по глупости, спьяна сказал что-нибудь
нехорошее, - в том надо мною волен великий государь>.
<Если бы, - сказали ему думные люди, у тебя с Дорошенком
ссылка была только о том, чтоб ему, Дорошенку, не ходить войною
в наши города, так отчего же тебе не пересылать было всех До-
рошенковых писем к великому государю?>
Демьян сказал: <Человек я простой и неученый; положено
было это дело на войскового писаря; он должен был все получаемые
письма посылать к великому государю, а он их не посылал оттого, что старшины умыслили отлучить меня от царской милости и
223
взвести на меня измену. У нашей старшины всегда так ведется: как захотят учинить над гетманом какое-нибудь зло, тотчас
подведут его. Я человек простой. Может быть и Дорошенко меня
обольстил, что хотел со мной быть в дружбе, обещал на сю
сторону Днепра войною не ходить и к царскому величеству радеть; я ему поверил, а измены никакой не мыслил. В той моей
пересылке с Дорошенком воля его царского величества>.
Поставили еще обвинителя - батуринского атамана Ярему Ан-
дреенка. Он у пытки объявил: <Посылал меня Демко к Дорошенку
и при Дмитрашке Райче молвил мне: <скажи Дорошенку. что двое
за один кожух торгуются>. Я спросил его: что это слово значит?
Демко отвечал: <скажи Дорошенку так, как я тебе велел, - он
