– Погода уже не такая отвратительная, как была, – сказал Брангвен, выждав мгновение. Между двумя мужчинами не было точек соприкосновения.
– Да, – согласился Биркин. – Полнолуние было два дня назад.
– О! Так вы верите, что луна влияет на погоду?
– Нет, мне так не кажется. Я недостаточно много знаю об этом.
– Знаете, что говорят? Луна и погода могут меняться вместе, но изменение луны не изменит погоду.
– Вот как? – спросил Биркин. – Я такого не слышал.
Повисла пауза. Затем Биркин сказал:
– Я вас задерживаю? Вообще-то я пришел к Урсуле. Она дома?
– По-моему, нет. Мне кажется, она пошла в библиотеку. Сейчас посмотрю.
Биркин слышал, как он спрашивает о ней в столовой.
– Ее нет, – возвращаясь, сказал он. – Но она долго не задержится. Вы хотели поговорить с ней?
Биркин посмотрел на собеседника удивительно спокойными, ясными глазами.
– Если откровенно, – сказал он, – я хотел попросить ее выйти за меня замуж.
Искорка света загорелась в золотисто-карих глазах пожилого мужчины.
– О-о! – протянул он, взглянув на Биркина, но затем опуская глаза под спокойным, упорным, настороженным взглядом другого мужчины: – Значит, она вас ожидает?
– Нет, – сказал Биркин.
– Нет? Я и не знал, что тут такое заварилось, – неловко улыбнулся Брангвен.
Биркин посмотрел на него и сказал про себя: «Интересно, почему это дожно было „завариться“! но вслух он сказал:
– Нет, пожалуй, это несколько внезапно, – при этом, вспоминая об их отношениях с Урсулой, он добавил – хотя я не знаю…
– Довольно внезапно, да? О! – сказал Брангвен, довольно озадаченный и расстроенный.
– С одной стороны да, – ответил Биркин. – Но не с другой.
Повисла короткая пауза, после чего Брангвен сказал:
– Да, она в своем репертуаре…
– О да! – спокойно сказал Биркин.
В резком голосе Брангвена появилась дрожь, когда он ответил:
– Хотя мне также хотелось бы, чтобы она не торопилось. Бесполезно оглядываться вокруг, когда уже будет поздно.
– О, поздно никогда не будет, – сказал Биркин, – раз уж на то пошло.
– Что вы имеете в виду? – спросил отец.
– Если человек раскаивается, что вступил в брак, значит, брак заканчивается, – сказал Биркин.
– Вы так считаете?
– Да.
– Да, но это только ваше мнение.
Биркин, не произнося ни слова, подумал про себя: «Именно так. А что касается твоего мнения, Вилл Брангвен, то нужно его обосновать».
– Полагаю, – сказал Бранвен, – вы знаете, что мы за люди? Как она была воспитана?
«Она, – подумал про себя Биркин, вспоминая, как ругался в детстве, – она еще та кошка».
– Знаю ли я, как она была воспитана? – произнес он вслух.
Он, казалось, намеренно выводит Брангвена из себя.
– Ну, – сказал Брангвен, – в ней есть все необходимое девушке – насколько это возможно, насколько мы могли ей это дать.
– Уверен, что это так, – сказал Биркин и разговор опасным образом застопорился.
Брангвен постепенно разражался. Одним своим присутствием Биркин вызывал в нем раздражение.
– И я не хочу, чтобы она потом дала задний ход, – сказал он гулким голосом.
– Почему? – спросил Биркин.
Это короткое слово выстрелило в голове Брангвена, точно ружейный выстрел.
– Почему? Потому что я не верю в ваши новомодные поступки и новомодные идеи – туда-сюда, словно лягушка в аптекарской банке. Я с подобным никогда не смирюсь.
Биркин наблюдал за ним пристальным, лишенным эмоций взглядом. Между двумя мужчинами нарастало острое противостояние.
– Да, но разве мои поступки и идеи новомодные? – спросил Биркин.
– Они-то? – Брангвен угодил в свою ловушку. – Я говорю не о вас конкретно, – сказал он. – Я имею в виду, что мои дети были воспитаны так, чтобы думать и поступать, как велит религия, как был воспитан я сам и мне не хочется видеть, что они отступили от этого.
Повисла опасная пауза.
– И за пределы этого? – спросил Биркин.
Отец колебался, он был в не лучшем положении.
– Да? Что вы имеете в виду? Все, что я хочу сказать, это то, что моя дочь… – он оборвал себя на полуслове и замолчал, поняв тщетность своих попыток.
Он чувствовал, что в некоторой степени он сбился с дороги.
– Разумеется, – сказал Биркин. – Я не хочу никому навредить или плохо повлиять. Урсула поступит так, как ей захочется.
Наступила полная тишина, потому что им совершенно не удалось понять друг друга. Биркину стало скучно. Ее отец был существом, отставшим от жизни, он был складом отзвуков старого мира. Молодой человек не сводил глаз с пожилого.
Брангвен поднял взгляд и увидел, что Биркин смотрит на него. На его лице появилось выражение сдерживаемого гнева, униженности и ощущения, что он проигрывает собеседнику в силе.
– Это что касается убеждений, – сказал он. – Я лучше увижу своих дочерей мертвыми, чем они окажутся на побегушках у первого мужчины, который подойдет и свистнет им.
Странное уязвленное сияние появилось в глазах Биркина.
– Что касается этого, – сказал он, – то насколько мне известно, скорее я буду на побегушках у женщины, а не она.
Вновь повисла пауза. Отец был несколько озадачен.
– Я знаю, – продолжал он, – что она будет делать то, что захочет – она всегда так делала. Я сделал для них все, что мог, но это неважно. Они всегда делать то, что доставляет им удовольствие, но если будут продолжать в таком же духе, то им останется только доставлять удовольствие самим себе. Но она обязана помнить, что у нее есть мать и я…
Брангвен обдумывал свои мысли.
– И вот что я вам скажу, я скорее закопаю их в могилу, чем увижу, что они занимаются той пустой ерундой, которую сегодня встретишь на каждом углу. Я скорее похороню их…
– Да, только понимаете, – медленно сказал Биркин усталым голосом, вновь начиная скучать от такого поворота разговора, – ни вам ни мне они не дадут возможности похоронить себя, потому что не их удел быть похороненными.
Брангвен взглянул на него с внезапной вспышкой нетерпеливого гнева.
– Итак, мистер Биркин, – сказал он, – я не знаю, зачем вы сюда пришли и не знаю, о чем просите. Но мои дочери – это мои дочери и мой долг присматривать за ними, пока смогу.
Внезапно Биркин нахмурился, его глаза насмешливо уставились на Брангвена. Но он остался совершенно неподвижным и спокойным. Опять последовала пауза.
– Я не имею ничего против того, чтобы вы женились на Урсуле, – через некоторое время начал Брангвен. – Это меня не касается, она будет делать так, как ей хочется, независимо от того, есть я или меня нет.
Биркин отвернулся, выглянул в окно и позволил себе забыться. В конце концов, что бы это дало? Было бесполезно продолжать этот разговор. Он будет сидеть до тех пор, пока Урсула не вернется домой, затем он поговорит с ней, затем уйдет. Он не собирался решать этот вопрос через ее отца. Это все было ненужным и ему самому не нужно возобновлять его.
Мужчины сидели в полной тишине, Биркин почти забыл, где находится. Он пришел просить ее стать его женой – хорошо, в таком случае, он будет ждать и спросит ее. Но о том, что она ответит, согласится она или нет, он не думал. Он скажет ей все, ради чего пришел, только об этом он и думал. Он признавал, что для него этот дом не имел совершенно никакого значения. Но сейчас все казалось ему предопределенным. Он видел только на один шаг перед собой, не более. От всего остального на какое-то время он отстранился. Чтобы решить эти вопросы, нужно было положиться на волю случая и на судьбу.
Через какое-то время они услышали скрип калитки. Они увидели, как Урсула поднимается по ступенькам со стопкой книг под мышкой. Ее лицо светилось и было, как обычно, отстраненным. И эта отстраненость, говорившая, что она не совсем здесь, что она не вполне отдает себе отчет о реальности, выводила ее отца из себя. У нее было сводящее с ума свойство испускать собственный свет, который отгораживал ее от реального мира и в котором она выглядела сияющей, точно залитой солнцем.
Они услышали, как она прошла в столовую и бросила стопку книг на стол.
– Ты принесла мне «Спутник девушки»? – окликнула ее Розалинд.
– Да, принесла. Но я забыла, какой номер ты просила.
– Еще бы! – с досадой бросила Розалинд. – Не стоило и удивляться.
Затем они услышали, что она что-то добавила приглушенным тоном.
– Где? – воскликнула Урсула.
И опять послышался приглушенный голос ее сестры.
Брангвен открыл дверь и позвал ее своим сильным, пронзительным голосом:
– Урсула!
Она мгновенно появилась, даже не сняв шляпку.
– О, как поживаете! – воскликнула она, увидев Биркина и озадаченная, словно ее застигли врасплох.
Он удивился такому ее поведению, ведь она знала, что он здесь. Она выглядела необычно, ярко, сногсшибательно, словно смущаясь, видя перед собой реальный мир, частью которого она не являлась, имея свой собственный совершенный яркий мир своей сущности.
