Именно об этом — книга Михаила Кордонского и Михаила Кожаринова. Оба — неформалы с многолетним стажем, изведавшие «ушельческую» жизнь с разных сторон, побывавшие в разных ролях. Кордонский — «журналист, педагог, коммунар, участник и естествоиспытатель многочисленных неформальных движений»: «ходил в горы, катакомбы и карстовые пещеры, изготавливал и распространял магнитиздат и самиздат <…> был стажером у щедровитян, КВН-щиком и КСП-шником, комиссаром на коммунарских сборах, модератором фидошных эх <…> мастером на ранних ролевых играх <…>». Кожаринов — «учитель, коммунар, информал [11] , исследователь и, главное, практик построения неформальных сообществ»; «один из ярких лидеров ролевого движения в России» и «директор частной школы „Перспектива”», в которой «принципы ролевого моделирования» были даже превращены в методику преподавания.
Все это и позволило им занять позицию, не лишенную парадоксальности. Кордонский и Кожаринов предприняли попытку взглянуть на сообщества этого рода одновременно изнутри и извне, вычленить формальные стороны неформального да еще и систематизировать их. Они подходят к неформальным группам и движениям не с точки зрения смыслов, лежащих в их основе, но предшествующего смыслам естества, «природного» — то есть независимого от воли создателей и участников — устройства. Кем бы ни были люди, сплотившиеся в сообщество: диссидентами или искателями снежного человека, ролевиками или коллекционерами марок, — созданная ими группа в любом случае будет подчиняться в своем развитии одним и тем же — и вполне жестким — закономерностям. Если мы вообще хотим добиться каких-то конструктивных результатов, утверждают авторы, эти закономерности необходимо себе представлять и считаться с ними.
«Зачем» люди уходят в неформальные сообщества, было понятно еще на заре перестройки: затем, что из предлагаемых социумом способов «формального», официально одобренного и учтенного существования их не устраивает ни один. Не важно почему — кажутся ли все эти способы фальшивыми, ложными или просто не дающими желаемой полноты существования. Главное, что в официально предлагаемом не оказывается чего-то такого, что для человека жизненно важно. И вот под это жизненно важное человек начинает создавать себе площадку. Предпринимает попытку жить иначе.
«Неформалы» — «внутренние варвары» Большого Социума, его собственные внутренние Чужие. Они — носители отстраненного взгляда на него, внутренние критики, проблематизаторы, расталкиватели, нащупыватели его уязвимых точек и выявители неявных возможностей, выговариватели неуслышанных правд и — что ничуть не менее важно — плодотворных заблуждений, творческих иллюзий, конструктивных химер. Если Большой Социум намерен оставаться жизнеспособным, ему бы стоило нарочно культивировать своих неформалов (советское общество в свои последние десятилетия, кстати, спохватилось — да было уже слишком поздно). По счастью, они организуются сами. Главное — не слишком им мешать.
Штука в том, что свобода оказывается чрезвычайно своевольной. Предпринятая попытка «жить иначе» запросто способна выйти у человека из-под контроля. Она, как ни странно, тоже может не соответствовать ожиданиям и намерениям своих инициаторов и создателей. Даже если те будут очень-очень стараться, все равно в созданной ими реальности окажется что-то, не укладывающееся в первоначальные замыслы. Как всякая реальность, эта тоже — чем реальнее, тем упрямее. То есть — со своими закономерностями, с которыми надо уметь справляться.
В европейской культуре — по крайней мере со времен Освальда Шпенглера — для таких своевольных человеческих творений заготовлена метафора живого организма: со своим характером, своими потребностями, своим — неминуемо ограниченным — запасом сил, а главное — со своим жизненным циклом. Как дает понять эта метафора, у всякого понятого таким образом сообщества, какого бы оно ни было объема и каким бы целям себя ни посвящало, неминуемо будут не только рождение, подъем и расцвет, но и увядание, и, наконец, та или иная форма гибели. Есть и правила, по которым — если организм намерен прожить отмеренный ему цикл целиком, а не испустить дух раньше времени — жизнь организма должна строиться определенным образом: у свободы есть своя физиология.
В свое время Шпенглер, а также его последователи на ниве неминуемо метафорического описания социального как разновидности естественного Арнольд Тойнби и Лев Гумилев, говорили о жизненных циклах и физиологических особенностях больших сообществ: культур, цивилизаций, этносов. Кордонский и Кожаринов предприняли то же самое по отношению к сообществам малым. Точнее — наложили на материал отечественной неформальной жизни модели, заимствованные у Тойнби и Гумилева [12] , чтобы понять: как устроена свобода неформалов и что с ней делать? Они даже разработали категориальный аппарат для описания групп, их разновидностей и стадий их жизненного цикла [13] .
Получилось, надо сказать, вполне логично.
Неформальная группа, решающая вроде бы свои частные задачи — организация скаутских вылазок, бардовских слетов, хоббитских игрищ, — не просто должна быть в каждом случае понята как организм со своим жизненным циклом, показывают Кордонский и Кожаринов. Подход у них к этому организму вполне «мичуринский» — считаться с социальным естеством они готовы, но ждать от него милостей отнюдь не намерены. Представляемую область знаний они именуют «социальной инженерией», а себя — скромно — социальными ремесленниками, социальными техниками.
Группа для них — еще и многоуровневая лаборатория, которая много чего вырабатывает. Во-первых, смыслы, модели поведения, навыки: и личные, и социально значимые. Во-вторых — техники обращения группы с окружающим обществом, с самой собой, с каждым из ее членов. И наконец — самого человека.
«Очерки неформальной социотехники» — не первый опыт в этом жанре. Первая книга — «Технология группы. Заметки из области социальной психологии неформальных групп» [14] , написанная одним из авторов, Михаилом Кордонским, вместе с педагогом-организатором и бардом Владимиром Ланцбергом, выйдя более десяти лет назад, выдержала несколько изданий, стала классикой и даже дала название серии, в которой вышла и представляемая книга.
Нынешняя книга написана с несколько других позиций — уже хотя бы потому, что изнутри другого времени. К концу двухтысячных стало ясно многое из того, чего было еще не разглядеть в середине девяностых.
Кордонский и Кожаринов дают неформалам массу практических советов — на живых примерах, которые комментируют на полях, особым шрифтом: как вести себя в случае конфликтов, как ладить с окрестным — внегрупповым — населением, как строить отношения с властями, как пользоваться в своих целях «традиционными для нашего времени бизнес-методиками». Выделяют признаки, на основании которых человек может судить, в какой стадии сейчас избранное им объединение: на подъеме ли оно, достигло ли зрелости или вовсе уже старо и переходит в «мемориальную фазу». Но кроме того, они ищут ответы на вопросы, осмысление которых стало насущным после того, как неформальное движение в нашем отечестве миновало свою эйфорическую стадию, и многие объединения, с таким азартом начинавшие свою жизнь в восьмидесятых — девяностых, искренне верившие, что перед ними если не бессмертие, то, по крайней мере, огромное будущее и неисчерпаемые возможности, стали угасать. А иные и совсем угасли. Почему — и насколько неизбежно — группы терпят неудачи? Как жить и что делать после того, как группа — это-то уж точно известно — закончит свой жизненный цикл?
Да, энтузиасты восьмидесятых — девяностых не преобразили ни мира, ни общества — а ведь как надеялись. Незаметно даже, что они их хоть сколько-нибудь улучшили. Но опыт «поражения» неформалов недавних десятилетий дает понять и еще одну вещь: «ушельчество», альтернативничанье, создание собственных миров и культивирование экзотических практик — в природе человека. Знакомые нам неформальные движения были не всегда, но «ушельчество» тех или иных видов было всегда и будет, пока мир стоит. А что его человекотворческий потенциал не исчерпан — очевидно.
Все перестроечные эйфории уже, казалось бы, позади. Но и «сейчас, в 2000-е (!) годы, — пишут Кордонский и Кожаринов, — многие тысячи людей добровольно и бескорыстно посвящают большую часть досуга» вещам весьма странным. Скажем, «составлению полных собраний сочинений любимых бардов в звуке, текстах и видео», написанию «терабайтов бесплатного софта», совершенно бескорыстному созданию линуксов и «десятков тысяч фичей к винде», ролевым играм в несуществующие миры или давно минувшие эпохи. А то и вовсе флешмобам — странным массовым действиям, по самому своему замыслу лишенным вроде бы всякой логики. Впрочем, Михаил Кордонский (участвующий во флешмобах лично) уверен, что они — разновидность искусства.
