— Ну, если вдвоем, все в порядке, — проворчал Крэк. — Он всегда, как гончая, вынюхивал след этого негодяя. Вы хорошо сделали, что с ним объединились. Может, вы действительно узнали правду — но откуда?
— От вас, — мягко ответил Браун, не сводя кроткого взгляда со свирепеющего ветерана. — Понимаете, я начал догадываться, когда вы рассказали о том индейце с ножом.
— Мы много раз об этом говорили, — сказал Уэн, — но я не вижу ничего общего… разве только то, что дом тут похож на форт. Но стрелу ведь не бросили, а выпустили из лука, вероятно. Конечно, она залетела необычайно далеко, но мы-то не особенно далеко подвинулись!..
— Боюсь, вы не поняли, в чем суть той истории, — довольно спокойно сказал отец Браун. — Дело не в том, что один предмет может пролететь далеко, а другой еще дальше, — дело в том, что всякое оружие можно употребить не по прямому назначению. Люди из форта считали, что нож годится для рукопашного боя, и забывали, что его можно пустить в ход как дротик или копье. Другие знакомые мне люди думали об одном орудии как о метательном снаряде и забыли, что, в конце концов, его можно пустить в ход вручную — как копье. Короче говоря, тут мораль такая: кинжал можно превратить в стрелу, а стрелу — в кинжал.
Все смотрели теперь только на него, но он продолжал тем же ровным будничным тоном:
— Мы, естественно, удивлялись и ломали себе голову. Кто же пустил стрелу в окно? С большого ли расстояния? А правда заключается в том, что стрелы никто не пускал. Она и не влетала в окно…
— Как же она сюда попала? — спросил черноволосый юрист, заметно нахмурившись.
— Кто-то принес ее с собой, полагаю, — ответил отец Браун. — Пронести ее не трудно. Кто-то держал ее в руке, стоя подле Мертона в той комнате. Кто-то вонзил ее в горло Мертона как кинжал. И затем — весьма разумно — разместил все так и под таким углом, что всем нам тотчас пришло в голову, будто стрела влетела в окно, как птичка.
— «Кто-то»! — повторил старый Крэк тяжелым как камень голосом.
Резко, с зловещей настойчивостью зазвонил телефон. Он висел в соседней комнате, и Браун бросился туда так стремительно, что никто и двинуться не успел.
— Что все это значит, черт возьми? — воскликнул Питер Уэн, видимо сильно потрясенный.
— Он говорил, что ждет звонка Уилтона, — ответил дядюшка тем же безжизненным тоном.
— Надо думать, это и звонит Уилтон? — заметил юрист, чтобы что-нибудь сказать.
Никто ему не ответил, все молчали, пока не вернулся отец Браун.
Джентльмены, — сказал он, усаживаясь на прежнее место, — вы сами просили меня доискаться истины. Я доискался и должен ее огласить, не смягчая удара. Да и вряд ли человек, сунувший нос в подобное дело, может сохранить особое уважение к людям.
— Очевидно, — нарушил Крэк наступившее после этих слов молчание, — из этого следует, что кого-то из нас обвиняют или подозревают.
— Все мы под подозрением, — ответил отец Браун. — И я в том числе — ведь я нашел труп.
— Конечно, мы под подозрением, — выпалил Уэн. — Отец Браун любезно разъяснил мне, что я мог бы крейсировать у башни на аэроплане.
— Нет, — поправил, улыбаясь, Браун, — это не совсем так. Вы сами мне это описывали. В том-то и суть.
— А обо мне он, кажется, думал, — проворчал Крэк, — что я убил Мертона из индейского лука.
— У меня и в мыслях такого не было, — сказал отец Браун и поморщился. — Вы уж меня простите, но я не мог придумать, как бы еще прощупать почву. Нелепо и предположить, что капитан Уэн в самый момент убийства крейсировал у окна на огромной машине и никто его не заметил. Еще нелепей думать, будто почтенный старый джентльмен станет играть в индейцев, бегать по кустам с луком и стрелами. Убить можно гораздо проще. Но мне надо было выяснить, имели ли капитан Уэн и мистер Крэк отношение к этому делу. Вот мне и пришлось обвинить их, чтобы доказать их невиновность.
— Как же вы ее доказали? — спросил юрист, подавшись вперед.
— Они очень удивились, когда поняли, к чему я веду, — ответил отец Браун.
— Что вы хотите сказать?
— Вы уж меня простите, — терпеливо ответил Браун. — Я считал, что мой долг — подозревать их и вообще всех. Я подозревал мистера Крэка и капитана Уэна — иными словами, я взвешивал, насколько вероятно, чтобы они совершили преступление. Я сказал им, что сделал свои выводы, а сейчас объясню какие. Я убедился, что они невиновны, когда они поняли и рассердились. Пока они не подозревали, что их можно обвинить, они сами давали мне карты в руки. В сущности, они мне разъясняли, как могли бы совершить убийство. Потом вдруг соображали, что их обвиняют. Тут они пугались, кричали… Будь они виновны, они выдали бы себя задолго до того, как я успел выдвинуть против них обвинение. С настоящим преступником так никогда не бывает. Тот или сразу настораживается и огрызается, или до конца разыгрывает полную невиновность. Он не станет сначала топить себя, а потом бешено опровергать подозрение, которое сам на себя навлек. Сознание убийцы болезненно насторожено, он не может сначала забыть о своем отношении к делу, а затем спохватиться и горячо его отрицать. Так я испытал вас и кое-кого еще — по другим причинам, о которых сейчас нечего говорить. Вот, например, секретарь…
Впрочем, теперь речь не об этом. Я только что говорил с Уилтоном по телефону, и он разрешил мне поделиться с вами. Новости довольно важные. Надеюсь, теперь вы знаете, кто такой Уилтон и зачем он здесь служил.
— Знаем. Он выслеживал Даниэля Рока. Говорил, что не успокоится, пока не доберется до него, — отозвался Питер Уэн. — Я слыхал, что он сын старого Гордера, и для него это кровная месть. Надо думать, он и сейчас разыскивает убийцу.
— Понимаете, — сказал отец Браун, — он его нашел. Питер Уэн в волнении вскочил с места.
— Нашел?! — воскликнул он. — Что же, убийца уже под замком?
— Нет, — серьезно продолжал отец Браун. — Я сказал, что новости важные — они серьезней, чем тюрьма. Боюсь, бедняга Уилтон взял на себя страшную ответственность. Боюсь, теперь он возлагает страшную ответственность на нас. Он выслеживал преступника, а когда припер его наконец к стене, он… — как бы это сказать? — он сам взял на себя отмщение!
— Вы хотите сказать, что Даниэль Рок… — начал юрист.
— Я хочу сказать, что Даниэль Рок умер, — подтвердил отец Браун. — Они боролись, и Уилтон победил его.
— Поделом негодяю, — проворчал Ореховый Крэк.
— Трудно осуждать убийство такого злодея. Тем более, законная месть… — поддержал Уэн. — Все равно что гадюку раздавить.
— Я с вами не согласен, — сказал отец Браун. — Хорошо нам тут романтически защищать линч и беззаконие. Но мы первые, наверное, пожалели бы, если бы пришлось отказаться от наших законов и свобод. Да, кроме того, логично ли оправдывать Уилтона, не справившись даже — не было ли у Рока смягчающих обстоятельств? Сомневаюсь, чтобы Рок был заурядным убийцей. Возможно, он был маньяк, стоявший вне законов, бредил Чашей, требовал ее, грозил и убивал только в борьбе. Обе его жертвы убиты в нескольких шагах от дома. Против Уилтона говорит прежде всего то, что мы никогда не узнаем точки зрения Даниэля Рока.
— Будет вам. Терпенья нет слушать эту сентиментальную защиту отпетого мерзавца! — вскипел Уэн. — Если Уилтон его прикончил, он хорошо сделал, и довольно об этом.
— Вот именно, вот именно, — поддержал его дядюшка, энергично кивая.
Лицо отца Брауна стало еще серьезней. Он медленно обвел глазами собравшихся.
— Вы в самом деле так думаете? — спросил он.
И вдруг почувствовал, что он англичанин, что здесь он — на чужбине, среди чужестранцев, хотя бы и друзей. В них пылает огонь беспокойства, незнакомого его народу, неистовый дух западной нации, которая умеет восставать и линчевать и, прежде всего, сопоставлять. Он понял, что они уже сопоставили.
— Хорошо, — сказал, вздохнув, отец Браун. — Вы, значит, решительно отпускаете этому несчастному его преступление или самосуд — называйте как хотите? В таком случае я могу, не опасаясь за него, сообщить вам кое-какие подробности.
Он неожиданно поднялся на ноги. И, хотя никто не понял, почему он встал, в комнате вдруг похолодало.
— Уилтон убил Рока не совсем обычным способом, — начал он.
— Как же он его убил? — резко бросил Крэк.
— Стрелой, — сказал отец Браун.
Сумерки сгущались. Дневной свет погас, и все темнее становилось большое окно, возле которого был убит великий миллионер. Все глаза машинально повернулись к этому окну, но никто не проронил ни звука. Вдруг Ореховый Крэк крикнул надтреснутым старческим голосом, прозвучавшим так резко, словно и в самом деле треснул орех:
— Что… что вы говорите? Брандер Мертон убит стрелой? Тот негодяй… тоже стрелой…
— Одной и той же стрелой, — сказал отец Браун, — и в тот же самый момент.
