— В Калифорнию, — ответила Бидди Ли. — Его хозяева — хорошие люди, они решили освободить всех своих рабов, когда придут в Калифорнию. Всех до единого.
— О, Бидди Ли, — мягко сказала Шарлотта. — Это звучит так здорово! Я надеюсь, что ты встретишь мужчину, которого полюбишь. Ты этого действительно заслуживаешь. — Внезапно она почувствовала, как к сердцу подкатывает волна боли, пробормотала что-то насчет быков и поспешно вышла из палатки.
Не в силах превозмочь боль, обессиленная и растерянная, Шарлотта направилась к тому месту, где на лугу с чахлой редкой травой паслись их быки. Там она положила руки на спину старому Сэму, закрыла глаза и на минуту представила, что она у себя дома — играет с телятами, курами и коровами, смеется, вместе с Люсиндой строит планы на будущее, а мама на кухне печет пироги. Если повезет, отец окажется в поле, и не будет ни к кому придираться.
Слишком многое успело произойти с тех пор, слишком многое изменилось, говорила она себе. Она тосковала по маме, тосковала по Люсинде, тосковала по Джейкобу, и эта тоска отдавалась в ее сердце глубокой пронзительной болью. Почему она всегда знала, что переживет это путешествие, а Люсинда — нет? Она, конечно, еще не доехала до места назначения, но была убеждена, что все будет в полном порядке.
Шарлотта открыла глаза и посмотрела на бедного старого Сэма.
— Жаль, что я не могу купить тебе товарища в упряжку, — тихо сказала она. И ей почудилось, что Сэм ей отвечает — она услышала, как он замычал, а потом, раскачиваясь, стал таять в длинных лучах заходящего солнца… Секунду спустя его поглотила темнота.
Молодая женщина почувствовала боль в области лба, а потом все исчезло.
Шарлотта не понимала, почему она видит перед собой Люка, почему находится в его палатке и почему он выглядит таким озабоченным.
А потом она вспомнила Сэма, растворяющегося в лучах солнца.
— Что произошло? — слабым голосом спросила она.
— Произошло то, — сказал он, — что ты потеряла сознание. Пока Люк смотрел ей в глаза, ей казалось, что он собирается протянуть руку и погладить ее лоб. Что он хочет произнести слова, которым она поверит, что он скажет, что будет любить ее всегда, и не потому, что она носит его ребенка, а потому, что он действительно ее любит и никогда ни на кого не променяет.
— Тебе нужен кто-то, кто будет за тобой присматривать, — сказал он, — нравится тебе это или нет. То, что ты нуждаешься в помощи, не означает, что ты слабая. Некоторые женщины во время беременности…
— Но я не беременна, — перебила она его.
Он казался сначала удивленным, но потом удивление сменилось печалью. В его глазах застыл вопрос.
«Господи, прости мне эту ложь», — мысленно попросила Шарлотта, а потом продолжила:
— Со мной все будет хорошо.
— Но если обмороки будут повторяться? Она пожала плечами.
— Я десять раз говорила тебе, — начала было она, но не нашла в себе сил соврать снова.
«Это ложь во спасение, — убеждала себя Шарлотта. — Это необходимо!» Если Люк будет добиваться ее, заставит ее выйти замуж только потому, что является отцом ее ребенка, это будет неправильно, это будет так же бесчестно, как то, что она делает теперь.
И все же, когда она посмотрела в глаза Люка — быстро, всего один короткий взгляд, потому что только такой взгляд она могла позволить себе, если собиралась придерживаться своего решения, — сердце подсказало ей, что она совершает ошибку.
«У меня нет выбора, — сказала она себе. — Я не могу прожить жизнь с человеком, который не любит меня ради меня самой».
Она должна держаться от него подальше, чтобы не чувствовать его запаха, не видеть его глаз, не желать физической близости с мужчиной, которого она полюбила раз и навсегда.
— Со мной все будет хорошо, — сказала она, почувствовав на миг, что свет снова меркнет у нее перед глазами.
Люк следил за ней и понимал, что она чувствует. Он видел, что она вновь готова упасть в обморок, видел слабость в ее глазах, видел, как приоткрылись ее губы в тот момент, когда она стала терять сознание. И он знал, что она врет. В глазах ее была неискренность, которая была совершенно не свойственна Шарлотте, — он мог отдать за это руку на отсечение, — и противоречила всему, что он успел узнать о ней.
«Эшкрофт, — сказал он себе, — ты проиграл. Ничего не поделаешь. Если Шарлотта так решительно настроена не выходить за тебя замуж и готова врать, чтобы этого не случилось…» На мгновение Люку показалось, что Джордж опять рядом с ним — рассерженный и удивленный.
— Я никогда в жизни не видел, чтобы ты так быстро сдавался! — сказал бы ему Джордж. — Я вообще не видел, чтобы ты сдавался, Люк.
Люк покачал головой, чувствуя, как ему не хватает его старого друга. «Все когда-нибудь случается в первый раз, друг мой, — про себя произнес он. — Я не собираюсь больше ее ни о чем просить».
Глава двадцать седьмая
Приступ тошноты разбудил Шарлотту. Она зажмурила глаза, когда волна рвоты подступила к ее горлу.
— Миссис Далтон? — позвал снаружи женский голос. Она не узнала этот голос, но была рада отвлечься от своих мыслей, вертевшихся вокруг желания пожалеть саму себя. Она торопливо оделась и вышла из палатки. В ожидавшей ее женщине она с удивлением узнала мать Пенни Клусен, которая дрожала от холода. Глаза у нее были красные и заплаканные.
— Олив умирает, — сказала миссис Клусен, и голос ее сорвался на рыдания. — Бог знает, может быть, когда я вернусь, ее уже не будет с нами…
Шарлотта смотрела мимо нее, туда, где несколько женщин уже начинали разводить костры, оставшиеся с прошлого вечера.
— Сейчас не спрашивайте меня почему, я уверена, что все равно не смогу объяснить… — Она вытерла слезы. — Только Олив сказала мне, что ей нужно поговорить с вами. Так что следуйте за мной, и Бог даст, мои Друзья не увидят, что я разговаривала с женщиной с такой репутацией!
Шарлотта прикусила язык, чтобы не наговорить ей гадостей, которые ей так хотелось сказать. Но если Олив при смерти и желает поговорить с Шарлоттой, очевидно, она намеревается сказать что-то очень важное.
— Она там, — сказала миссис Клусен, указывая на маленькую темную палатку.
Шарлотта ничего не сказала. Она откинула полог и остолбенела при виде девушки, которая недавно была красивой, полной молодости и жизни. Сейчас ей можно было дать возраст Альмы Блисс — иссохшая, бледная тень прежней Олив, из которой по капле уходила жизнь. Под глазами залегли черные тени, на лице остро выступали скулы, губы были обветренные и потрескавшиеся. Ее казавшиеся стеклянными глаза уже почти ничего не видели. Шарлотта не решалась подойти ближе.
