И тут, еще немного позже, это и случилось.
Когда Эдвард проходил через холл, к нему подошел дворецкий и протянул сложенный и запечатанный лист бумаги.
— Мне велели передать это вам лично в четыре часа, милорд, — произнес он, поклонившись.
Эдвард взглянул на записку. Его имя было написано аккуратным женским почерком. Юнис. Он вскинул брови. Письмо? Вместо того чтобы просто сказать нужное?
— Спасибо, — ответил он и поднялся к себе в комнату, чтобы прочитать записку.
Лорд Уиндроу пригласил их с леди Анджелиной Дадли сопровождать его в Нортон-Парк, чтобы доставить особое удовольствие матери в день ее рождения, писала Юнис. Эдварду, конечно, об этом известно…
Ничего подобного!
Все, разумеется, устроено подобающим образом. И леди Палмер, и герцог Трешем дали свое разрешение.
«Но, Эдвард, — продолжала Юнис, — я знаю, меня пригласили только потому, что иначе леди Анджелине не позволили бы ехать одной. Возможно, я веду себя глупо. Ты и сам знаешь, я не подвержена беспочвенным тревогам. Но я беспокоюсь. Как можно быть уверенной, что леди Уиндроу на самом деле в Нортон-Парке? А вдруг ее там нет? А вдруг меня по дороге похитят, и леди Анджелина останется наедине с лордом Уиндроу? О, должно быть, все это совершенно безосновательные волнения, правда? Должно быть, я несправедлива к лорду Уиндроу. В конце концов, он джентльмен, несмотря на то, свидетелем чему ты оказался по дороге в Лондон. Но, Эдвард, он упомянул какую-то гостиницу по пути в Нортон, где мы, по его словам, остановимся, чтобы освежиться и переменить лошадей. Но туда всего-то десять миль. Нам нет нужды останавливаться, верно? Прости меня за это письмо. Я знаю, это на меня не похоже. Но леди Анджелина так невинна! Я боюсь за нее. А лорд Уиндроу такой любитель флирта, а может быть, и того хуже. Пожалуйста, не обращай внимания на эти мои глупые мысли — или догони нас. Когда лорд Уиндроу не слушал, я сказала леди Палмер, что ты можешь тоже поехать за нами в Нортон, и, похоже, она даже обрадовалась этому. Полагаю, она все еще испытывает некоторые надежды насчет тебя и леди Анджелины. О, пожалуйста… все, нам пора. Пожалуйста, приезжай. Твой вечно преданный друг Юнис».
Эдвард похолодел.
Впадать в панику? Это вовсе не похоже на Юнис. Она самая здравомыслящая особа из всех его знакомых, причем обоего пола. Если она беспокоится, значит, есть из-за чего.
И этот негодяй Уиндроу…
Эдвард сжал кулаки. Пальцы аж зудели, так ему хотелось вцепиться в глотку мерзавцу. А костяшки ныли от желания соприкоснуться с его челюстью.
На этот раз лорду Уиндроу не придется попусту тратить слова, убеждая принять вызов. Пусть побережет дыхание, чтобы защитить свою жизнь, потому что оно ему потребуется еще до того, как этот день закончится.
Леди Палмер сидела в гостиной вместе с бабушкой и матерью Эдварда, преподобным Мартином и мистером Брайденом. Эдварду пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы улыбнуться, поприветствовать всех и дождаться окончания беседы о преимуществах круглогодичной жизни в деревне по сравнению с тем, чтобы проводить часть времени в Лондоне или на курорте. И еще раз собрать волю в кулак, чтобы обратиться к леди Палмер спокойным тоном.
— Мэм, — произнес он, — пожалуй, я поеду в Нортон-Парк, если отсутствие еще одного гостя не покажется вам особой неучтивостью. Мне не хотелось перегружать карету Уиндроу, но я предупредил, что могу последовать за ними.
— Да, — ответила она, — я знаю, лорд Хейворд. И очень рада, что вы, молодежь, можете немного повеселиться и в другом месте. Более того, в глубине души я счастлива, что вы тоже решили поехать, потому что теперь число гостей будет ровным и обеденный стол не покажется нам перекошенным на одну сторону.
Она засмеялась, как, впрочем, и все остальные. Бабушка, отметил Эдвард, махнула в его сторону лорнетом и даже подмигнула.
— Леди Уиндроу так обрадуется обществу, — добавила леди Палмер. — У нее слишком хрупкое здоровье, и она редко покидает Нортон, но очень любит гостей. Не буду вас больше задерживать, все же ехать довольно далеко.
Значит, мать Уиндроу все-таки в Нортоне, думал Эдвард, торопливо выходя из комнаты и мчась вверх по лестнице, чтобы переодеться в костюм для верховой езды. Возможно, опасения Юнис все же не имеют под собой никакой почвы. Но все равно остается вопрос — зачем заезжать по дороге в гостиницу? Эдвард не доверял Уиндроу, когда дело касалось гостиниц. Нет, он поедет. И пусть только Уиндроу попробует что-нибудь выкинуть. Эдварду почти хотелось, чтобы тот попытался. Его давнее убеждение, что джентльмену не требуется прибегать к насилию, чтобы доказать свою точку зрения, очень хорошо — в некоторых случаях, возможно даже, в большинстве случаев.
Но это не некоторый случай и не большинство.
Это касается леди Анджелины Дадли, которую он любит. Как это Альма выразилась? Без которой он, Эдвард, не мыслит жизни. Именно так или очень близко к этому. И что еще она сказала?
«Ты должен сделать что-нибудь очень решительное, чтобы убедить ее».
Правильно.
Правильно!
Спустя десять минут Эдвард, оседлав коня самостоятельно, галопом скакал прочь от конюшни.
Глава 19
Мисс Годдар и лорд Уиндроу вели оживленную дискуссию о «Памеле» мистера Ричардсона, которую Анджелина так и не прочитала — частично потому, что книга выглядела пугающе длинной, частично потому, что ее подзаголовок, «Вознагражденная добродетель», никогда не казался ей соблазнительным. Мисс Годдар придерживалась мнения, что герой был самым презренным негодяем во всей мировой литературе, включая Яго у Шекспира, а лорд Уиндроу возражал, что исправившийся повеса на всю оставшуюся жизнь становится самым стойким и достойным из всех героев.
Поскольку высказывался лорд Уиндроу с ленивым остроумием и серьезные речи мисс Годдар то и дело перемежались взрывами смеха, Анджелине казалось, что она просто обязана слушать их с удовольствием. Обязана высказать и свое мнение, хотя и не читала книгу. В конце концов, ей есть что сказать на предмет повес и возможности (или невозможности) их исправления.
Но она никак не могла сосредоточиться.
Если говорить всю правду, ее слегка подташнивало. Они находились в этой гостинице, «Павлине», гораздо дольше, чем требовалось, чтобы просто переменить лошадей, запряженных в карету лорда Уиндроу, и выпить в отдельной гостиной чаю. Все уже выпили по две чашки, а то, что осталось в чайнике, наверняка остыло. И съели все кексы с тарелки.
А лорд Хейворд все еще не приехал.
Анджелина отдала письмо, после второго абзаца превратившееся в нечто большее, чем простая записка, в руки мисс Годдар, а та передала его дворецкому с точными распоряжениями — вручить лично в руки лорду Хейворду (и больше никому!) в четыре часа пополудни. Лорд Хейворд не может неправильно понять опасность, которую она живописала. Закончив сочинять, Анджелина решила, что ей пора писать готические романы. У нее вдруг проявился несомненный талант к зловещему преувеличению. Он должен быть охвачен тревогой за мисс Годдар. Но до сих пор не приехал.
