Начальственное слово тверже гороха - так что пока Игорь, не теряя ни минуты, все свои планы формулировал, шлифовал и оформлял – разрабатывал программы совместных работ, списывался с американскими коллегами на предмет их согласия не только участвовать в проекте, но и регулярно обмениваться сотрудниками, докладывал свои соображения и их выгоду для советской науки в разных начальственных инстанциях и все такое прочее – то и Директор и сам Босс выражали всяческую поддержку и даже не упускали случая вставить упоминание о том, что вот, дескать, и Институт, а значит и весь Центр, в полном соответствии с требованиями нового времени непринужденно и, главное, обоюдовыгодно становится интегральной частью мирового научного процесса, во всякие отчеты, рапорты и доклады на разнообразных пленумах и президиумах. Но когда все было согласовано, все американские согласия и советские начальственные визы в самых что ни на есть министерских верхах были получены, и настала пора делать дело, то есть реально отправлять игоревых ребят на рабочие места за океан, а в его лабораторию принимать некоторые именно его лаборатории и предназначенные деньги и визитеров из-за бугра, то вдруг дело резко застопорилось. Игорь не мог получить ни одной Директорской подписи типа “в приказ” или “одобряю; на оформление” ни на одной из поданных бумаг касательно предполагаемых поездок и приемов. Соблазненные, было, американские коллеги в своих письмах выражали законное недоумение, что вот, дескать, торопил, торопил, так за чем же теперь дело стало в самой, казалось бы, благоприятной обстановке нового мышления? Игорь отговаривался неискоренимыми остатками командно-бюрократической системы, но в чем дело, и сам толком понять не мог. Пришлось прорываться к Директору. Прорвался, хотя тот, как стало уже привычным, все время был занят с руководителями торгово-компьютерного и торгово-производственного кооперативов.
- Извините, что беспокою, - сказал он прорвавшись – но не могу понять, что происходит.
- С чем это у тебя на этот раз что-то происходит? – недовольной спросил Директор – чего это тебе нормально не работается, как всем другим?
- Вот это я как раз у вас и хотел выяснить. Поскольку как раз вы почему-то не подписываете бумаг на поездки моих ребят в Штаты. А ведь мы с вами еще когда договорились! Да и вообще вы с самого начала идею такого сотрудничества поддерживали и даже хвалили меня за инициативу. И Босс поддерживал. В чем же сейчас-то дело? Ведь все затормозилось. Ну ребята – ладно, они свои, они-то знают, что у нас никакие дела быстро не делаются. А как мы перед американами выглядим? Болтунами? На хрена тогда я столько суетился?
Директор задумался.
- Ну, положим, суетился-то ты, поскольку умней всех хочешь быть!
- Интересное дело! А чего же вы тогда меня поддерживали и даже все ходатайства и проекты подписывали? Да и Босс тоже...
Простота Директора и впрямь была хуже воровства.
- А потому и поддерживали, что идея твоя звучит по-современному, и на ее счет можно было хорошо повыступать, но мы все равно были уверены, что в министерстве ее зарубят. А они совсем охренели от этой демократии – позволили! Так ты что, всерьез думал, что мы вот так бесконтрольно позволим тебе самому решать, кого и на сколько в Штаты отправлять?
Игорь понимал, конечно, что вся система загранкомандировок представляет собой мощное оружие в руках начальства и по своей воле ему этот пряник с кнутом никто и никогда не отдаст, но решил посопротивляться:
- А почему бесконтрольно-то? Я к вам же и приду за разрешением и утверждением. Вы моих ребят хорошо знаете – если даже, по вашему мнению, кто-то не годится, то я всегда могу альтернативу предложить.
- Я, я... Видишь, сам же понимаешь, что и основные и запасные варианты ты сам будешь подбирать, а мне только визировать останется! А такие дела должны в моем кабинете РЕШАТЬСЯ, а не подписываться! Понял ты наконец? Я буду решать, кому, когда, куда и на сколько!
- Хорошо, - не сдавался Игорь – И решайте себе на здоровье. Давайте я вам даже никого и предлагать не буду – сами выбирайте, кого из моих ребят посылать. Вы знаете, кто чем занимается, так что лишь бы по тематике соответствовал, а я заранее с любым вашим решением согласен.
Игорева уступчивость не помогала.
- А деньги, которые к тебе в лабораторию пойдут из-за бугра? Это нормально, что у завлаба будут средства, которых у всего Института нет! А Директор к ним даже как бы и отношения не имеет.
- Ну, я не знаю... Пусть остальные подсуетятся – и у них может кое-что появиться. А пока я даже поделиться готов... В разумных, естественно, пределах...
- Вот видишь – и снова ты сам делиться будешь! А это неверно – у себя в Институте только я могу решать, как делить. Мне второе правительство не нужно... А тут еще и с заработками проблема возникает...
- С какими заработками?
- Как с какими – с теми самыми, что твои ребята могли бы за рубежом получать?
- А это-то тут причем – не мы же платим! Принимающая сторона платит. А на то, чтобы здесь американов принимать, у министерства деньги есть. Они сами сказали. В чем проблема-то?
- Ну а сам-то ты как будешь себя чувствовать, зная, что парень под тобой ходит, ты ему все условия создал, загранку такую пробил, а он через полгода приедет из Штатов, имея в кармане больше, чем ты за три года заработаешь? Позволишь такое?
- А чего не позволить-то? – удивился Игорь – Заработает – и хорошо. По крайней мере, здесь ни на какие халтуры отвлекаться не будет. А то сами посмотрите – у них у всех дополнительные работы есть, а в результате бродят по лаборатории как сонные мухи и каждый третий эксперимент запарывают! И вообще, меня его доходы волновали бы только в том случае, если бы он меня у кассы в день зарплаты поймал и мои деньги себе бы забрал! Вот тут я бы действительно возмутился! А так что – все равно ведь кому-то эти деньги заплатят. Пусть уж нашим...
- Не знаю под какого юродивого ты косишь, а я тебе могу только одно сказать – у меня в Институте никто больше меня самого “зеленых” получать не будет ни при каких обстоятельствах, нравится тебе это или нет!
Этот крик души неожиданного перешедшего на фарцовочный сленг Директора Игорь понял и удалился, осознав, что попользовались им как мальчиком и бросили и что ловить тут больше нечего. Так оно и оказалось – никаких длительных командировок Директор так и не подписал. А за ради традиционных коротких – на месяц-другой – и упираться было нечего: на такое не согласилась бы принимающая сторона, поскольку ничего серьезного за такой короткий срок сделать все равно бы не удалось. Американские коллеги еще какое-то время поспрашивали, что и как, но постепенно отстали, поверив (или сделав вид, что поверили) игоревым наспех придуманным оправданиям.
В общем, попытка спасти лабораторию от тягот переходного периода не удалась.
IV
Игорь впал в полное отчаяние, непрерывно мучаясь двумя типичными для российского менталитета вопросами – что делать и кто виноват? Ведь не в одном же Директоре было дело! Так что неудивительно, что именно к этому же времени относится и недолгий период игорева политиканства. В самом буквальном смысле. А что поделаешь – именно в политических дискуссиях и искали ответы на мучившие его вопросы, поскольку время тогда было такое... веселое... или, скорее, романтическое. А Игорь, при всей своей научно-технической подготовке романтике оказался вовсе не чужд, да и за справедливость болел всей душой. Почему и выписывал и даже внимательным образом прочитывал самые разнообразные газеты и журналы демократического, естественно, направления. И в придачу начал ходить на всякие собрания, митинги и демонстрации. И даже иногда выступать. И даже вполне толково. Настолько толково, что как-то раз одна из столичных вполне демократических газет даже посвятила целый абзац прогрессивно настроенному профессору Зоркину, который, по мнению побеседовавшей с ним на одном из митингов журналистки, достойно представлял отечественную науку в процессе так необходимой обществу повальной демократизации.
Про этот абзац, разумеется, немедленно донесли Директору, который, как резаный, орал на Игоря часа два, приписывая ему ведущую роль в развале науки и протаскивании в Институт чуждых институтскому ученому сообществу идей и веяний, а также, почему-то, и карьеристские побуждения и требуя за пределы лаборатории своего еврейского носа не высовывать. Игорь пытался отстаивать свое право на свободу слова и демонстраций, но Директор орал только пуще прежнего. Так что расстались крайне недовольные друг другом, и Директор на прощание еще успел пообещать Игорю вагон и маленькую тележку всевозможных репрессий и неприятностей. Поскольку Директор свои угрозы устроить какую-нибудь гадость выполнял всегда и, как правило, делал даже больше, чем обещал, то особых оснований для оптимизма у Игоря не было. Самое обидное, что как раз к моменту этого разговора Игорь уже начал сильно разочаровываться во всех этих шумных тусовках, с которых он выносил все более крепнущее убеждение, что основная масса там просто дает выход своему желанию повыступать “против начальства”, тогда как немногочисленные руководящие индивиды решают какие-то собственные проблемы, к проблемам демократии и близко не стоящие, так что Директора вполне можно было бы и успокоить, но Игорь из принципа ему ничего этого ему говорить не стал. Пусть задавится!
