Как же тяжко было русским философам уже задолго до окончательной победы естественной науки! Как же изуродованы были их души, если они целые жизни клали за то, чтобы только доказать свое право исследовать душу, да так и не приступали к самому исследованию, поскольку сжигали все свои творческие силы на преодоление сопротивления той среды, которая родилась в то время!
Создается впечатление, что сама эта среда была тяжела и груба для движения душ. И это не ученые, не философы мучились с выражением своих мыслей, а души их с трудом летели в этой среде к своим целям, преодолевая ее вещественное сопротивление…
Через пять лет, во «Введении в философию», Георгий Иванович продвинется в своем исследовании души. Он создаст прекрасный очерк современных учений о душе и даст хороший образ истории этого понятия. А в разделе «Спиритуализм» он даже попытается ответить на вопрос, что такое душа. Ответ этот будет уж совсем философским.
Сначала он сведет все к той самой, условно говоря, «математической точке»:
«Весь вопрос только в том, существует ли что-нибудь постоянное в смене духовных явлений?
На этот вопрос мы должны ответить утвердительно. Это наше «я», которое при всех изменениях психической жизни остается неизменным, самому себе тождественным» (Челпанов. Введение, с. 198–199).
Если уж мы ведем речь о понятии, то ясно, что это ответ отнюдь не на вопрос о понятии «душа». Это ответ на вопрос, существует ли что-нибудь постоянное в смене духовных явлений?
Почему решено было это постоянное и считать душой, для меня остается загадкой. Наверное, потому, что философам было некогда заниматься промежуточными понятиями и хотелось одним рывком пробиться сразу к самой сути вещей. Иными словами, ответ, что душа — это неизменное во мне, — это не только не верный ответ, но даже и не ответ совсем, потому что отвечает не на вопрос, что такое душа. Это подмена.
Естественно, что дальше, когда возникал вопрос, а что может быть этим «неизменным», приходилось создавать очень сложные построения. Вот и Челпанов, тонко чувствующий сопротивление русского языка философским играм, спрашивает, что такое душа? — не прямо, а хитро завесив наукообразными словесами:
«После этого обзора главнейших учений о душе, то есть того пункта действительности, где психические процессы приходят в непосредственное соприкосновение с процессами физическими, мы можем дать ответ на вопрос, в чем заключается основной принцип действительности» (Там же, с. 199).
Ответ этот в духе Лейбница был настолько философичен, что после этого Георгий Иванович исчерпался, и дальше продвигаться в исследовании души уже не мог. Да и судите сами, можно ли выдумать еще что-то?
«В основе действительности лежит нечто духовное, монады, которые своим соединением дают все то, что существует: и материальное, и духовное.
Монада представляет собою нечто духовное: мы можем ей приписать представления или волю. Существуют различные виды или степени монад, одни более совершенны, другие менее совершенны. Соответственно с этим психический мир одних монад отличается от психического мира других…
При таком допущении значительно упрощается решение очень многих вопросов» (Там же, с. 199–200).
Мы можем приписать монаде представления или волю… Да, монаде мы можем приписать что угодно, кроме способности загрязняться и очищаться. А что же такое душа?
Глава 11. Дореволюционные словари
Рассказ о светской философии был бы неполным без хотя бы краткого разбора понятия «душа», использовавшегося в словарях той поры.
Собственно философских или психологических словарей до революции в России вышло мало.
В самом начале девятнадцатого века профессор Александр Галич составил небольшой словарик, который сделал приложением ко второму тому своей «Истории философии». Опыт этот был первым и потому не слишком удачным. Затеянное им издание «Лексикона философских предметов», кажется, завершилось первым томом (А-В). Затем в середине века Сильвестр Гогоцкий создал «Философский лексикон», который потом переработал и выпустил как краткий «Философский словарь». О нем я расскажу, когда дойду до религиозной философии.
И в 1904 году Эрнест Радлов создал «Философский словарь», который переиздал в 1913. Этот словарь и стал кратким итогом всей русской философии той поры.
Однако, кроме собственно философских словарей, в России постоянно издавались какие-то иные словари. Многие стали переводами зарубежных словарей, что приводило к курьезам. В них могли вовсе отсутствовать некоторые русские понятия, вроде души, а учение о душе и само понятие о ней выводилось из чего-нибудь иностранного, и в силу этого позволявшего владельцу такого справочника выглядеть образованным.
Или, как, к примеру, в «Настольном словаре для справок по всем отраслям знания», выпущенном в 1864 году В. Р. Зотовым и Ф. Толлем, разговор о психологии рождался из рассказа о Психее. Поскольку именно словари распространяли расхожие понятия, я просто приведу эту статью почти целиком, лишь слегка сократив печальную повесть о любви Амура. Это даст прекрасное представление о том, как русский интеллигент времен начала естественнонаучной революции отрывался от своего народа.
«Психея, девушка редкой красоты, внушившая любовь Амуру…
Психизм, учение о том, что душа есть нечто отвлеченное невещественное и чисто духовное.
Психиатрия, наука о душевных болезнях: так называется преимущественно лечение разных видов помешательства, одна из самых трудных частей в медицине. <…>
Психология, наука о душе, о ее качествах и природе: одна из темнейших частей философии.
Многие отвергали психологию как науку, другие присоединяли ее к физиологии. Психологию разделяют на эмпирическую, или экспериментальную, и на рациональную. Первая подразделяется на три части: на исследование чувств, ума и воли.
Психология известна была древним философам. Сократ, Платон, Аристотель говорили уже о ней. В новейшие времена возобновил ее Декарт, продолжали Локк, Юм, Браун, Вольф и Кант».
Через тридцать лет в 1893 году сложившееся в русском обществе «образованное» понятие о душе закрепляется словарем Брокгауза и Ефрона. Их словарная статья о душе достаточно велика, но все же не сопоставима со статьями, посвященными душевным болезням. Наверное, это было связано с тем, что естественнонаучная медицина уже сильно запугала общество угрозой этих болезней, прививая свои взгляды. Словарь явно продолжает традиции просветительства и несет в общественное сознание научные взгляды на вещи.
«Душа (в этнологическом отношении). Верование или убеждение, что наша мысль, чувство, воля, жизнь обусловливается чем-то отличным от нашего тела, хотя и связанным с ним или имеющим в нем свое местопребывание, свойственно, по-видимому, всему человечеству, и может быть констатировано на самых низких ступенях культуры, у самых первобытных племен.
Происхождение этого верования может быть сведено, в конце концов, к самочувствию, к признанию своего «я», своей индивидуальности, более или менее тесно связанной с материальным телом, но не тожественной с ним, а только пользующейся им как жилищем, орудием, органом. Это «я», это нечто духовное или, в более примитивном представлении, это движущее начало, эта «сила», находящаяся в нас — и есть то, что первобытный человек соединяет с представлением о "душе".
Но подобное же движущее начало представляют, кроме человека, животные, растения, даже многие предметы неорганической природы. Волнующееся море, сверкающая молния, завывающий ветер, бегущее по небу облако, горящий огонь, низвергающийся с горы камень— точно так же, как и тикающие часы, играющая табакерка, движущийся пароход, — все это способно вызывать представление о двигающей или проявляющейся силе, а так как сила, по аналогии с человеческой, предполагает ее производителя, некоторую действующую личность, то во всех этих формах или проявлениях силы и движения можно тоже предполагать некоторое «я», некоторое движущее начало или "душу".
И действительно, многие дикари пользуются одним и тем же словом, обозначающим у них «душу», для названия всего выказывающего известную силу или движение, но невидимого или непонятного, как, например, механизма часов и т. п.».
Как вы понимаете, дальше все эти глупости первобытных недоумков легко сводятся к их необразованности. А основание просто: если какой-то дикарь способен ошибаться, значит, все дикари ошибались всегда и во всем!
