Следующие три дня они с матерью играли в молчанку. Сдалась мама лишь во вторник, когда Уля засобиралась на спорт, и мама изъявила вдруг желание узнать, встретят ли её после занятий. Получив в ответ утвердительный кивок, хотя ни в чем Уля уверена не была, мать расплакалась и извинилась за срыв, признавшись, что сильно перенервничала в ту ночь. Новости, что к её дочери приставали в подъезде, не прошли для её нервной системы бесследно. Уля почувствовала себя последней сукой, и пока это неприятное ощущение никуда не делось. В общем, атмосфера дома сохранялась гнетущая, так что новых взрывов Ульяна опасалась небеспочвенно. Однако мама умудрялась держать себя в руках: нет-нет да пройдет мимо распахнутой настежь двери её комнаты, покосится на разбросанные на кровати купальники и солнечные очки, но ничего не скажет.
А Егор – действительно встретил. И во вторник встретил, и в пятницу встретил, и это было… Так непривычно, всё еще неожиданно, и в то же время… Черт! Сказать, что Уля радовалась – это нивелировать масштабы творящегося в душе армагеддона. Она торжествовала! Во вторник вывалилась из школы и тут же уперлась взглядом в как ни в чем не бывало подпирающего «Ямаху» и уткнувшегося носом в смартфон соседа. А на седле её ждал второй шлем. В пятницу ближе к концу занятия уши уже сами невольно прислушивались к многообразию доносящихся с улицы звуков в надежде услышать тот, что ни с чем не перепутать. И услышали – приближающийся и замолкающий у подъезда рокот мотоцикла.
Мама, если честно, вела себя странно. После субботних разборок она будто бы примирилась с тем фактом, что они вновь общаются. Непонятно, что вообще происходило, но за всю неделю ни слова возражений не прозвучало. Ульяна искренне недоумевала, однако после долгих поисков варианты объяснения всё же нашлись, аж два. Первый – маме, как бы она ни относилась к Егору, спокойнее от мысли, что её дочь поздними вечерами не шастает по району одна. Второй – перевесила благодарность за спасение дочки из бандитских лап. Третий, что мама восприняла всерьез её угрозы съехать, Ульяна не рассматривала. В общем, удалось нащупать правдоподобные версии. Мама-то, кажется, действительно смирилась, зато сама Уля ощущала нарастающее беспокойство, от ровного состояния не осталось и следа. И не то чтобы она обнаружила это «вдруг».
В первую поездку, когда её подобрали на дороге, она свалила всё на полученные от скоростной езды впечатления – слишком яркие и насыщенные, чтобы быстро успокоиться. На сам факт чрезмерной близости к человеку, который всегда, даже в детстве, держал какую-никакую, но дистанцию. Во второй раз, когда он прямо в школу заявился, безумный гопак зашедшегося сердца тоже умудрилась объяснить себе непривычкой. В этот вторник объяснения закончились, и Ульяне стало малость не по себе. Вечером пятницы вместо того, чтобы ложиться спать, она, отсутствующим взглядом рассматривая потолок и ощущая нарастающее, грозящее вылиться в землетрясение потряхивание нутра, думала о том, где здесь, мать его, логика.
Логика отсутствовала напрочь. Двадцать два года на одной лестничной клетке. Два из них в младенческом неведении – до её четырех. Семь из них – в братско-сестринском формате. Еще восемь – в резком отдалении, непонимании, обидах и погружении в амнезию. Еще три – в откровенной неприязни. Последние два равнодушных года замкнули этот период. Всё это время они виделись, здоровались, иногда из вежливости интересовались друг у друга, как дела. Всё это время она упорно не замечала глубины цвета его глаз. Не замечала в себе ничего подозрительного. Жила спокойно и злорадствовала насчет «прозрения» девчонок, которые выскакивали из его квартиры как ужаленные, оглушительно хлопая дверью на прощание. И вот теперь садится на мотоцикл вторым номером, «обхватывает плотно», «обнимает крепко», а внутри черт знает что… А в наушниках две недели играет лишь «Как на войне», а перед мысленным взором – крепко зажмуренные глаза, а в ушах – Анино: «Мне их жаль. Всех». И недоумение, и несогласие, и протест в душе. И мозг всё плотнее заволакивает туманом.
Зато Егор был невозмутим, как всегда. За солью не заглядывал, пропадал всё где-то целыми днями. В четверг, когда Ульяна, поддавшись ставшему просто невыносимым желанию пообщаться хоть чуть-чуть, забила на работу и потащилась к соседу с гитарой – под предлогом успеть выяснить, как правильно брать барре, пока он вновь не умотал в неизвестном направлении до полуночи, – рассказал, что «торчит на базе». «Нашло что-то». Якобы там комфортнее – можно не думать о соседях и не выводить звук инструмента в наушники. Робкий вопрос, можно ли прийти посмотреть репетицию, встретил озадаченным молчанием и полным замешательства взглядом. Ох и испугалась же она тогда! И тут же мысленно настучала себе по башке за то, что с нахрапа лезет, куда не приглашали. И даже откатить назад попыталась, выпалив: «Это неудобно, я вам помешаю, забудь!». «Если интересно, приходи», — последовал лишенный всякого энтузиазма ответ. Да, ей интересно, очень. Нет, она не придет, все-таки это наглость. Того, что её забирают после занятий, принимают на своей территории и с готовностью обучают игре, более чем достаточно.
Том тоже – опять куда-то запропастился. Ему она писала в среду с банальным вопросом: «Как дела?». На что получила банальный ответ: «Немного забегался, всё хорошо. На удивление. Как твои?». «Отлично», Том. Дела просто «отлично». Вот только рассказать почему-то не хочется, слова не подбираются, все остается внутри – не выплеснутое, скрытое от чужих глаз и ушей. Кажется, даже в этом общении она достигла края – черты, через которую не могла заставить себя переступить. «Всё в порядке». В порядке, да не очень.
Так что Вадим объявился как нельзя кстати. Сбежать от давящих стен и отвлечься – вот в чем она сейчас нуждалась. Купальник с высокими малиновыми плавками полетел в сумку, всегда готовая к приключениям Юлька уже через сорок минут стояла на пороге в ультракоротких шортах и очках на пол-лица. А мама – эта чуть ли не перекрестила на дорожку.
Еще через час троица облюбовала местечко на побережье Клязьминского водохранилища. Если бы они заявились сюда, как обычные смертные, их ждал бы переполненный пляж, кричащие дети, шум, гам и кипящая от людских тел вода. Но так отдыхать Стрижов явно не любил. Стрижов любил цивилизацию и блага, доступные людям с деньгами. Так что пляж выбрал он – платный, ухоженный, с чистейшим песочком, лежаками и зонтиками, сапами и длинным деревянным причалом в небольшом отдалении. Несколько девушек в откровенных бикини загорали, подставив солнышку упругие ягодицы. В паре десятков метров в отдельно стоящей беседке шумное семейство жарило шашлыки.
— Ну, девчонки, купайтесь, отдыхайте, —покосившись в сторону упитанных поп, Вадим потёр ладошки и подмигнул своим спутницам. — А я тут пока Рыжего подожду, он обещал подъехать. Не один, правда! Надо еще локацию скинуть.
Уля судорожно втянула ноздрями воздух. О таком неплохо предупреждать заранее, успела бы морально настроиться. С другой стороны… С каких таких пор ей нужно морально готовиться к встречам с Егором? Мгновенно вспомнился первый поход в гости спустя полжизни, концерт вспомнился, поездки эти от школы, и стало понятно: да постоянно! Постоянно нужно.
Юлька тут же встрепенулась и встала в охотничью стойку.
— Не один? — вскинув красивые брови, переспросила она.
— Угу, — Вадик энергично тряхнул головой. — Сказал, что у него там какой-то проблемный товарищ, с которым надо налаживать коммуникацию. Я ему предложил налаживать её здесь. Так что совсем скоро станет веселее.
— О да… — состроила уморительную физиономию Новицкая. — Это точно. Ну, мы с Ульяной тогда пойдем водичку проверим, а ты… — стрельнула она глазами в сторону загорающих девушек, — жди. Думаю, скучать же не будешь, ага?
— Не буду, — усмехнулся Вадим. — Там вон сапы есть, попробуйте. Говорят, интересно.
— Да-да… — рассеянно ответила Юлька. — Прямо сейчас и попробуем. Ну, мы пошли?
— Идите-идите.
