стол три кувшина с яблочной настойкой. Что доказывало её ум и прозорливость. Правда увидя как её муж вышел, не совсем твердо, стоя на ногах, она в сердцах обругала его. Ну, кто же мог знать про дар виконтессы так, что ругалась она зря, но простим её, она же просто женщина.
Требуху съели быстро, так же быстро осушили и кувшины, к концу торжественного завтрака прибыл посол из Урхеля, в сопровождении посла из Ордино. Посол привёз в дар от архиепископа два бурдюка молодого вина и благословление. Потом прибыли вигье из Канилье и ла Массана. Эта троица с опозданием пошла, выражать свое почтение хранительнице пути Камино, а представитель Урхельского епископа падре Гильем Арно де Монтеферьер выразил полное почтение виконтессе. Сказывалось его происхождение из благородных. Девочке – виконтессе пришлось все повторить вновь прибывшим, но вместо кагорского вина тем пришлось довольствоваться местным яблочным. Тут выручил падре, он приказал открыть привезённый им бурдюк с вином и наполнить бокалы. Конечно, это был не кагор и цвет так себе, мутноватый, но это было вино, и это был знак внимания, и признания со стороны духовного владыки Андорры. Хотя слово владыка Андорры, к Андорре не подходит, у Андорры не было владык. Все подняли кубки в знак почтения друг к другу. После ритуального осушения кубков, опоздавшая троица, выйдя из большого дома, присоединилась к пирующим точнее к обсуждающим политическую проблему патрициям. Такими важными выгладили вигье, словно патриции только что пришедшие на обеденный перерыв из сената. Им, как опоздавшим пришлось довольствоваться только языком и печенью. Падре и тут оказался на высоте, он незаметно от Тетушки Туше пронёс под сутаной мех с остатками вина, и честно после молитвы, вполне краткой и искренней, поделился им с другими заседающими. Консенсус и, правда, были восстановлены. Насытившись за обильным завтраком вигье, дружно встали и пошли на обедню, куда была приглашена и владетельная особа. Крупные вопросы нужно обсуждать после общения с Всевышним. Это золотое правило спасало Андоррцев от многих ошибок и позволяло им сохранить волю.
Служба прошла торжественно, новые подсвечники стояли в алтаре и радовали глаз своим блеском, чаша была наполнена вином, и использована по прямому назначению. Элеонора стояла на коленях, опираясь на щит, два пажа в синих курточках поддерживали её нежно за руки. Многие искренне прослезились, глядя на это. После,– Аминь,– все вышли из церкви в молчании, некоторые тихо вздыхали и крестились. Такого благовейного отношения к службе, среди своих верных прихожан, священник Ордино наблюдал первый раз за десять лет службы.
Благоговейная тишина повисла над Эль Серратом, все селяне разбились на маленькие, перешептывающиеся между собой группы людей, между, которыми бродили неприкаянные вигье. Стоило одному остановиться возле группы шептальщиков, как группа переставала шептаться и чинно, и медленно перемещалась подальше от любопытствующего вигье. Вскоре после нескольких часов спонтанных перемещений вигье оказались окружёнными селянами, и блокированными посреди площади, уйти им не было никакой возможности. Понемногу шёпот стал затихать, и над площадью опустилась тишина, не сулившая ничего хорошего окружённому начальствующему меньшинству.
Еще несколько часов такого ожидания могло привести к тому, что молчание вигье будет расценено, как неуважение вигье к воле большинства собравшегося тут на площади вольных людей, которые собрались для того что бы выслушать волю вольных людей из уст наиболее мудрых и представительных вольных людей. То, что вигье – эти самые умные и самые представительные вольные люди не могли предположить, что захотят от них услышать другие вольные люди Андорры, как-то других вольных людей и не беспокоило. Не беспокоило потому, что для волнений и волеизъявлений и существовали вигье. Для других целей они по большому счету вольными людьми и не использовались, так как было себе дороже. К примеру, у вигье никогда не спрашивали про погоду и войну, так как вероятность ошибок в ответах была настолько великой, что порой одна паррокья готовилась к зиме запираясь в домах вместе со скотом, чтобы тот не померз на пастбищах, а другая собиралась в поход к соседям за молодым окотом, на пастбища, через перевал, занесённый снегом.
Староста Эль Серрата не стал доводить молчание соратников до опасной черты, за которой следовало позорное изгнание с должности вигье, за неуважение к вольному народу по указанной выше причине, и как истинный староста знающий мысли и чаянья своих избирателей он спросил у соратников.
– Друзья, что говорит ваше сердце об этом случае?
Вигье Андорры ла Велья ответил,
– Сердце радуется доброте наших друзей из Ордино.
– Правильно ли мы поступили, оказав помощь посланцу короля?– продолжил староста Эль Серрата.
– Это дело ваше и паррокии Сент Жулии де Лория. Путь Камино идет по вашим землям. Других земель в грамоте короля нет. – Ответил вигье Андорры ла Велья.
– Может ли Андорра ла Велья, закрыть путь Камино?– продолжил староста.
– Наши права вольных людей подтвердил император. Вольные люди не откажут в помощи страждущим путникам. Вольный человек неволить не может!– ответил вигье Андорры ла Велья.
– Значит, вольные люди Андорры согласны с тем, что король даровал нам титул виконства?– спросил староста.
– По закону каждый вигье скажет волю своей паррокии, тут, при всех, и, если он ошибётся, то будет изгнан,– ответил вигье Андорра ла Велья.
Первым ответил вигье Сант Жулия де Лория,
– Да,– и в знак доброй своей воли принёс ей зелёную ветку сосны.
–Да, – ответили другие вигье, и каждый принёс ей в дар по веточке.
–Да, – ответил падре Гильем Арно де Монтеферьер и осенил её крестным знамением, а еще в знак восхищения её смелостью и красотой подарил ей красивый синий цветок, названия которого, она так и не узнала.
Эля стояла не зная, что делать дальше ей еще никогда не приходилась принимать клятву верности от своих подданных. Да и было ли это клятвой верности, она не могла понять, по виду это действо скорее напоминало какое-то судилище, где возможно судили её.
Над площадью опять повисла тишина. Вигье тоже не знали, что делать дальше. После таких ответов, как правило, епископ предлагал поцеловать своим подданным вольным людям, в знак верности перстень, но он же лицо духовное, а тут девочка. Может поцелуй её перстня оскорбит её и нанесёт урон её чистоте и невинности? Как она потом опозоренная выйдет замуж? Все замолчали, обдумывая выход из этой неприятности. Потому, что никто из вольных жителей принципата, своим неприличным поцелуем, не хотел ломать судьбу такой красивой правительнице.
Прервать тишину, и тем самым взять всю ответственность на себя, решился посланник епископа Падре Гильем Арно де Монтеферьер. Он
