О физической выносливости женщин мне довелось составить впечатление, еще не дойдя до селения. Мы входили в него, предварительно надев свои рюкзаки, так как наш гид торопился вернуться в тот же день домой. Первой нас встретила женщина средних лет, несшая кувшин с водой. Увидев непотребную сцену, что мужчина идет нагруженный, она, говоря что-то неодобрительное Ире Оловянниковой, сдернула с меня тридцатикилограммовый рюкзак и вскинула его себе через плечо, как пушинку. Так и остался я налегке, а Ира Оловянникова – со своим рюкзаком (по мнению арчинки, она должна была нести оба рюкзака). Арчинка вступила в бойкий разговор с подходившими арчинцами и так и простояла с рюкзаком с полчаса, явно не замечая его веса.
У нас была цель не только увидеть Арчи, но и записать на магнитофон как можно больше слов для прослушивания их в Москве. Однако оказалось, что в Арчи нет электричества, а наш магнитофон не имел батареечного питания. Но хитроумный Магомед, пригласивший остановиться у него по праву первого встретившего нас мужчины, нашел выход. В клубе иногда крутят кино, запуская движок с помощью трактора. И вот этот способ извлечения электропитания он и придумал. Два дня мы усердно вели запись, несмотря на рев трактора за окном и скачки напряжения от 150 до 280 вольт, и записали около 500 слов и сотни предложений.
2. 1968. Вторая экспедиция. Арчинский язык
В Москву мы возвращались, определенно зная, где мы будем летом в следующем году. Правда, из-за нашего невежества мы несколько преувеличили экзотичность арчинского языка. В том же 1967 году вышла небольшая книжка [Микаилов 1967] с довольно неплохой базовой грамматикой, словником и парой текстов, а также очерк арчинского языка [Хайдаков] в энциклопедическом издании «Языки народов СССР». Кроме того, еще в начале века было опубликовано грамматическое описание [Дирр]. Так что первооткрывателями нас не назовешь. Тем не менее я придерживался точки зрения, что в методологических целях на начальном этапе изучения языка желательно идти по более трудному пути: провести чистый полевой эксперимент, опираясь только на свои ресурсы и имея «чистые лингвистические рецепторы», и лишь после формирования собственного взгляда на язык обращаться к сравнению с мнениями предшественников.
Началась серьезная подготовка к арчинской экспедиции. С экспромтами покончено, теперь надо строить всю полевую работу по заранее продуманной схеме. Был взят курс на разработку методологии полевой работы и изучение арчинского языка как самостоятельного объекта научного исследования.
Моим главным партнером стал Сандро Васильевич Кодзасов, мой коллега по кафедре и давний друг со студенческих лет. Мы разделили зоны влияния. Сандро, специализировавшийся в фонетике, взял на себя фонетическую часть исследования, а я отвечал за грамматику. В полевой работе с бесписьменным языком фонетика первична, не овладев ею, ничем всерьез заниматься нельзя. И в то же время она очень коварна: не поняв ее главных секретов, можно продолжать мучиться годами с письменной записью языкового материала. Последующая практика показала, что работы для профессионального фонетиста в любом языке непочатый край, и постоянное сотрудничество с С. Кодзасовым было краеугольным камнем в формировавшейся модели группового полевого метода.
Первый вопрос, который надо было решить, – это тип транскрипции. В дагестановедении принята транскрипция на кириллической основе, на которой действует орфография пяти письменных дагестанских языков. Такой выбор удобен и по техническим соображениям, поскольку для печати достаточно обычной пишущей машинки. Такая транскрипция понятна носителям языка и специалистам. Если бы можно было ее использовать, ничего в ней не меняя, то не надо было бы ничего придумывать. Однако проблема состоит в том, что одни и те же кириллические буквы и их комбинации в разных орфографиях используются по-разному. В пределах одного письменного языка (например, аварского, лакского, даргинского или лезгинского) это не существенно, но когда мы обращаемся к бесписьменным языкам и их диалектам, то какие знаки в неоднозначных случаях использовать? Неизбежно разнобой в дагестанских языках будет только увеличиваться. Если думать о долгосрочной перспективе и работе с разными дагестанскими языками, нужна единая транскрипция для любого дагестанского языка, с едиными принципами нотации для однотипных звуков и их признаков. Если усовершенствовать кириллическую транскрипцию, то и запись письменных языков будет более последовательной, но она будет отличаться от принятых практических орфографий. Кстати, в орфографиях обычно не все фонематические различия отмечаются, что вообще плохо для научного описания этих языков.
Более унифицирована нотация на латинской основе в международном фонетическом алфавите (МФА), но в нем не все нужные различительные признаки имеются. Преимущество такой нотации в том, что она имеет международный статус и понятна лингвистам любой национальной школы. Кстати, грузинские кавказоведы пользуются нотацией на латинской основе, хотя используют свои локальные диакритики.
Поэтому мы с Кодзасовым занялись разработкой единой транскрипции для дагестанских языков. Это потребовало, конечно, учесть все их зафиксированные фонематические системы по описаниям. Предложения по такой транскрипции были опубликованы в [Кибрик, Кодзасов 1970].
В области грамматики надо было пойти аналогичным путем. Нужна некоторая универсальная схема, в идеале покрывающая все языковое разнообразие, так чтобы конкретный язык, с которым сталкивается полевой лингвист, предусматривался бы этой схемой. Такой теории в 60-е годы не было, нужно было разрабатывать некий эмпирический ее вариант. Поскольку работа с языком опирается на интервьюирование информанта, нужны анкеты и некоторые образцы высказываний на языке-посреднике для их перевода на исследуемый язык. За такими образцами лежат гипотезы о их внутренней структуре и возможных вариациях их конкретно-языкового кодирования. Перед работой в поле надо предварительно подготовить анкеты по тем разделам грамматики, которыми мы предполагаем заниматься.
Нужно также иметь набор наиболее важных лексических значений, с учетом идиоэтнических особенностей культуры, хозяйствования, географии. Эти значения, для удобства их сбора в работе с информантами, представляются не на абстрактном уровне, а русским словником.
Это были первые шаги к построению целенаправленной полевой работы, с замахом на универсальность, но и с учетом предполагаемых свойств конкретно выбранного языка.
В арчинской экспедиции было две партии – грамматическая (под моим руководством) и фонетическая (под руководством Кодзасова). Кроме руководителей и И.П. Оловянниковой, в ней участвовало шесть студентов-новобранцев, для которых это была первая экспедиция. Вместе с нами выезжала также группа Б.Ю. Городецкого, имеющая самостоятельную программу по полевой семантике и предполагавшая обследовать лакский и арчинский языки.
Перед выездом мы очень тщательно составили список необходимых нам продуктов питания на месяц (на месте практически ничего, кроме молока и яиц, купить нельзя) и выслали их почтовыми посылками. Обзавелись малогабаритными туристическими примусами для приготовления пищи, посудой, спальными мешками и надувными матрацами и всем необходимым для жизни и научной работы, в том числе батареечными магнитофонами.
Неожиданности начались уже в дороге. Добравшись до районного центра Цуриба, от которого до Арчи оставалось 40 километров, мы узнали, что только что прошли сильные дожди и все мосты через реку смыты. При нас под руководством секретаря райкома установили пешую переправу, перекинув через бушующую реку толстое бревно. По ней мы и перешли, как канатоходцы, на другую сторону. Но дальше автомобильной дороги тоже нет и долго не будет, поэтому пришлось, как и в прошлом году, добираться до Арчи пешком, с помощью нескольких ослов для нашего довольно объемного снаряжения.
В Арчи оказалось, что поселиться в одном хуторе невозможно, поэтому фонетическая и грамматическая партии разделились. Мы обосновались в третьем этаже жилого дома в хуторе Хилих, с выходом на обширную площадку, крышу второго жилого этажа, где обитали хозяева (первый этаж традиционно предназначен для скота). Дагестанские крыши плоские, покрытые утрамбованной глиной. Группа Кодзасова поселилась в хуторе Хиттаб, в 5 километрах от нас и на 300 метров ниже.
Я завел специальную амбарную книгу для ведения экспедиционного дневника. В ней я собирался фиксировать все подробности полевой работы. Однако меня хватило только на первую запись. Экспедиционная жизнь до краев заполняет внимание, требует постоянного обдумывания плана действий, принятия нетривиальных решений в самых разных направлениях (где найти информантов, чем каждый сегодня занимается, что значат постоянные сюрпризы в языковых данных, какое сегодня меню и кто сегодня дежурит, где достать бензин для примуса и т. д. и т. п.), а ведение дневника тоже требует времени, ритмичности и дополнительной затраты умственной энергии. Сейчас такого дневника очень не хватает, приходится надеяться только на память, но многие подробности в ней безвозвратно стерты.
