заторопился на стан.
Увидев старика спокойно готовящим ужин на костре, Алексей Иванович торопливо поискал причины, почему возвращается без добычи. Веских не нашел, решил сказать, что такой пролет видел впервые и забыл про охоту. Но старик даже не обратил внимания на отсутствие у него добычи.
Когда он, освободившись от ружья и надев шубу, присел около костра, Богдан Савельич неторопливо, с малейшими подробностями рассказал о настороженном на тропе самостреле, о своих догадках, встрече с Бушменовым и поездке в поселок.
— Мильшин прошлую ночь спал дома. Ружье у него безнадзорно валялось в сарае, когда исчезло — не знает. — Богдан Савельич уверенно отвел подозрения от Мильшина и Бушменова, спросил: — На кого кинешь ты, Алексей Иванович?
— Такое сказать потруднее, чем решиться на первую самостоятельную операцию, — ответил Андрейчев. Задумчиво помолчал. — Известно, кое-кто собирался поквитаться с Борисом. В прошлом году он частенько пересаливал со штрафами, иные до сих пор еще не расплатились… А вот убить грозился, кажется, один. Помнишь, Богдан Савельич, передавали нам об этом из соседнего района.
— Шофер? На пять тысяч его оштрафовал Борис за убой сайгаков. Жаль, я не вспомнил о нем, поинтересовался бы — не дома ли он? Если дома — то и он отпадает.
— Да, о его угрозе говорили. Но откуда ему известно, что Борис на стане и именно здесь?
— Тайна, Алексей Иванович, небольшая. Борис не скрывал, правленцы знали — могли друзьям сказать… — Старик недолго помолчал. — А может, все-таки на кабана насторожено? Придется нам, Алексей Иванович, побыть ночь на коше, подкараулить негодяя. Если не приедет проверять, считай тогда, на Бориса поставлен самострел.
* * *
Борису с помощью еще двух молодых чабанов лишь к вечеру удалось отыскать и задержать браконьеров, отстреливающих дроф. Отобрав ружья и добычу, отправил их с Бадмаевым в поселок. Сам уже затемно выехал с фермы.
В ночной темени увидел машину, направлявшуюся к просторной низине, где на тучных зеленях всегда скапливались сайгаки.
«А ведь это браконьеры, — решил Борис. — Фарами рыщут по сторонам», — и направился к ним.
Отыскав сайгачий гурт, на грузовике погасили фары и поверх кабины зажгли мощный прожектор.
Под его светом сайгаки забеспокоились, начали тревожно сбиваться в плотную кучу. Потом, наклонив головы, стремительно кинулись по освещенному коридору к машине. С каждым метром светлый коридор сужался, черные стены по его сторонам становились еще чернее и непреодолимее, у животных оставался только один выход: добежать туда, где кончается этот коридор, вырваться из него и снова очутиться в привычной обстановке ночи. И они мчались вперед, сбиваясь еще плотнее.
На ходу сорвав из-за плеча ружье, Борис выстрелил дуплетом в воздух, чтобы спугнуть браконьеров. Но они, уже охваченные жадным азартом, ничего не слышали и не видели, кроме нескольких сотен мчащихся к ним беззащитных сайгаков. Когда до животных оставалось несколько метров, из кузова залпом резанули выстрелы. В стаде упали убитые наповал, забились в судорогах раненые. Прожектор погас, все исчезло в ночной темноте.
Борис прибавил скорость, чтобы врасплох застать браконьеров. Сейчас они, побросав в кузове ружья, кинулись добивать ножами раненых. Надо на бешеной скорости добраться до них, добраться с выключенной фарой, не освещая себе путь, полагаясь лишь на собственное счастье, что не влетишь в яму или в ухаб. Только рядом с машиной включить на минуту свет, чтобы увидеть номер грузовика, после чего редко какой браконьер сопротивляется.
Мотоцикл кидало из стороны в сторону, кренило, подбрасывало. Борис, боясь опоздать, выжимал все до предела из старого мотора.
Вдруг с противоположной стороны грузовика вспыхнуло две мощных фары. Они уставились на браконьеров. Борис обрадовался нежданной подмоге, тоже включил свет и спокойно подъехал.
В вышедшем из газика мужчине узнал егеря из соседнего района. Пожав руку, тот сказал:
— Вторые сутки выслеживаю; если бы не твои, Борис, выстрелы, опять упустил бы. — Громко крикнул тесной кучке браконьеров: — Думали, заберетесь в угодья Бочарова — брошу вас? Ну-ка, быстро ружья в мою машину! Давай, давай, поторапливайся!
К полудню в соседнем райцентре лишь все оформили. Составили акт и назначили штраф. Передали мясо сайгаков в столовую, а шкуры на пункт «Заготживсырья». Сдали отобранные ружья и боеприпасы в милицию. В ее же дворе на временное хранение поставили грузовик, до выяснения, кто выписал путевку на поездку для осмотра мест будущих заготовок камыша. Такая путевка давала право блуждать по всей степи.
Одновременно позавтракав и пообедав, Борис выехал из райцентра.
Степь была безлюдна, дороги пустынны. Окружающее однообразие, двухдневные погони и ночь без сна клонили Бориса в дремоту. Временами он невольно выезжал на левую сторону дороги. Когда вдали показался грузовик, Борис внимательно всмотрелся: не дремлет ли и в нем шофер.
Машина спокойно бежала по своей стороне. Потом по привычке отметил, что у встречного передний номер автомашины густо заляпан грязью, как у браконьеров. Усмехнулся — везде чудятся браконьеры, а шофер просто недавно перебирался через всегда грязный Соленый ерик.
Перед разминовкой поприветствовал встречного сигналом. Шофер, будто отворачиваясь, басовито и длинно отсигналил, но почему-то прибавил скорость.
Борис уже вглядывался в дорогу позади грузовика, как тот вдруг круто свернул на левую сторону и начал катастрофически быстро приближаться.
Мгновенно оценил обстановку Борис. Его не собирался шофер давить колесами. Вскоре он свернет опять вправо и собьет Бориса кузовом. Если даже будет следствие — виновным окажется он, Борис; мотоцикл — целый и невредимый — останется лежать на правой стороне.
Оставалось единственное — резко свалиться в кювет.
И Борис крутнул руль. Перед самым радиатором грузовика мотоцикл нырнул в канаву, ударился передним колесом об откос. Борис вылетел из седла, грудью ударился о землю, перевернулся через голову.
Вгорячах вскочил на ноги. Грузовик уносился на предельной скорости. Большие буквы и цифры на заднем борту были искалечены шматками грязи.
Почувствовав слабость, Борис присел. Тотчас завалился на бок и потерял сознание.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В апреле на Каспии случаются синие рассветы.
Могучее море — тихо и лазурно. Бездонна синь неба. Прозрачный и по-весеннему молодой воздух — синий-синий. Даже желтые камыши лазоревые.
И вокруг нетревожимая тишина.
Ни голоса, ни шелеста: большая моряна высокой водой смыла с морских меляков зажировавших на тучных кормах перелетных. Все убрались на Морские острова и на спокойное раздолье Астраханского заповедника.
Солнце, еще не показавшись из-за горизонта, обласкивает небеса, и они становятся розовыми на синем фоне. Отражая небо, розовеют воды, а крепи камышовые желтеют.
А когда покажется из-за моря солнце, от его взгляда поднебесье не выгорит, не поблекнет сразу, как в жаркое лето, а лишь поголубеет, и тотчас голубизной окрасятся все морские воды.
Синим рассветом уезжал Борис
