Впервые за время путешествия, мы столкнулись с реальной угрозой для своей жизни. Если не брать в расчёт богемцев, а воевать они ясно не будут, то выходило шестнадцать против полутора сотен. И противостояли нам не разбойники с большой дороги.
– Гюнтер, по-моему, сейчас твой выход. Если не договоримся, бой будет жаркий. Штауфену в это время застёгивали кирасу.
– Воинот, расчехли моё знамя. Поедешь со мной.
Нюра подала мужу шлем, а сама юркнула в крытый возок, где спустя минуту раздался удивлённый возглас Милки: – Откуда это у тебя?
Возничий Ицхака развязал узел верёки, связывающий две телеги, и с помощью иудеев оттянул возок немного внутрь, давая проезд. Гюнтер с Воинотом поскакали к холму. Пятёрка рыцарей двинулась им навстречу. Если отбросить приличия, то со стороны это выглядело так, словно два породистых пса, вышли обсудить вопросы территории с пятью дворнягами. В трёхстах шагах от нашего гуляй-города, рыцари остановились.
Все детали вероломного нападения пятёрка рыцарей из Куявского княжества обсудила ещё до переговоров. Конрад покрывал и не такие безобразия своих любимцев.
– Иш, купчишек развелось. Охрана солидная, значит, добыча будет славной. Ты, Владислав, постарайся выкинуть что-нибудь этакое …, – Лешко запнулся, не найдя подходящего слова, – чтобы внимание отвлечь.
– Сделаю …, смотрите, хоругвь с собой потащили, второй не боец, полегче будет.
– Да не спешите вы, в перестрел попадём. Коней не жалко?
Куявцы сбавили ход. Парламентёры купцов были в шестидесяти аршинах от них и тоже соблюдали расстояние, на которое может полететь стрела со стороны возков. Спустя полминуты представители сторон встретились.
– Я Гюнтер Штауфен Швабский, князь Самолвы. Кто вы такие?
– Лешко, – ответил главный из пятёрки рыцарей, – сокольничий Конрада Мазовецкого князя Кракова.
– Ты, Лешко, преградил дорогу посольскому каравану.
– Может, у посла и грамота соответствующая есть? – Немного с издёвкой спросил рыцарь, находящийся по правую руку от Лешко.
– Уж не тебе ли её показать? Поди, и читать не умеешь?
Воинот чуть не засмеялся. У шибко грамотного рыцаря лошадь была увешена бубенцами, к бармице шишака, тоже были прикручены колокольчики. Чуть-чуть воображения, и вместо встрявшего в разговор можно было вообразить шута с пргремушкой. Каждое его движение сопровождалось звоном.
– Зачем, – рука рыцаря с бубенцами потянулась к мечу, – я другое умею.
– Поединок? – Предложил Гюнтер.
– Нет, вас мало. – Лешко повернул голову налево, незаметно подмигнул, перевёл взгляд на немцев, – никто и не узнает. Бей!
Стопор, фиксирующий забрало шлема Гюнтера, отошёл в сторону, решётка опустилась вниз. Воинот в это время ткнул острием копья со стягом, в голову крайней лошади, до наездника было не дотянуться.
Гюнтер словно ждал, что переговоры закончатся нападением. Не успел Лешко опустить шарик кистеня на голову Штауфена, а Владислав выхватить меч из ножен, как конь швабца подался вперёд, а сам он вмазал латной рукавицей левой руки прямо в лицо сокольничему. Правая же рука обхватила туловище соседа Лешко, а так как жеребец Гюнтера двигался вперёд, то куявец свесился с седла и стал заваливаться набок.
– Воинот, назад!
В этот момент кистень, изменив траекторию удара, опустился на круп лошади, защищённой кольчужной попоной. Почувствовав боль, конь дёрнулся, рванул из всех сил вперёд и лягнул правым задним копытом падавшего соседа Лешко. Подкова чиркнула по спине, выбивая сноп искр, и вроде бы удержавшийся в седле куявец, получив новое поступательное движение, хрюкнул и рухнул на траву. Не давая противнику опомниться, Воинот тоже двинулся вперёд. Но от дротика, пущенного почти в упор, увернуться не смог.
Швабцы мчались в сторону возков во весь опор. Воинот зажимал рану на левой стороне груди, придерживая коленом древко стяга. Гранёный наконечник дротика впритирку прошёл с лепестком плечевого доспеха, пробив кольчугу в месте, где бриганта не защищала тело на какой-то сантиметр. Рана была не столько серьёзная, сколь кровавая. Из куявцев в живых осталось трое: Лешко с разбитым носом, Владислав и ушибленный копытом Седзимир. Ловкого метателя сулиц я застрелил в момент броска. Владелец же на подраненной лошади, сам оказался на линии огня. Добить остальных не получилось. Наши немцы заслонили их, да и дел у нас сразу прибавилось. Полсотни всадников пришли в движение. В сторону возков полетело несколько стрел, иудеи попрятались под телегами, но одной лошадке не повезло. Стрела угодила в шею, и мне пришлось выцеливать стрелков. Датчане стали вкруг, прикрылись щитами. Свиртил остался возле крытого возка, защищая дам.
– Трюггви! Твою …ать, телегу на место! Помоги Снорьке.
Едва швабцы вскочили в гуляй-город, как телега встала на своё место, завершая круг обороны. Воинота положили на траву, сняли доспехи и Пин Янг стал промывать рану. Подстёжка нагрудного щитка была вся в крови.
– Я могу биться, просто перевяжи. – Попросил немец.
– Прижечь надо, – возразил Пин, – ранение неглубокое, но как бы потом жалеть не пришлось.
– Не надо. Заливай йодом и перевязывай. Я дам лекарство.
Противостолбнячная сывротка была вколота, грудь перебинтована, а вскоре, Воинот уже натягивал доспехи, бормоча проклятья в адрес куявцев, прущих на наши телеги.
Четверо кавалеристов, имевших луки были убиты, дистанционного оружия со стороны противника можно было не опасаться. Лешко отозвал свою конницу, дав приказ на штурм пехоте. И тут, дверь возка распахнулась, выпуская наружу Нюру. Дочка Ильича успела полностью облачиться в бронь и даже нацепить кольчужные чулки. За ней высунулась Милка, держа в руках поножи.
– Гюнтик, того пса, что напал на тебя, оставь мне …, хорошо?
Мы на секунду раскрыли рты. И если для Штауфена пристрастия к военному делу жёнушки были хорошо знакомы, то для меня стали полным откровением. Теперь мне было понятно, для чего она выспрашивала книги о полководцах, во время нашего пребывания в Смоленске. Тогда я подарил Пахомовне 'Записки о галльской войне' и брошюрку кавалериста. Нюра полученную литературу проштудировала, а на стоянках сыпала цитатами, поучая вояк, в основном Воинота и Свиртила, как надо воевать.
– Хорошо, – скозь зубы ответил Гюнтер, – только, ты это …, держись за мной.
Куявцы перешли на бег. Без какого-либо строя, как саранча полезла на возки, из-под которых прыснули иудеи. Сама телега имеет высоту с аршин, к этому надо прибавить ещё полтора, которые дают сложенные тюки и прочие предметы обихода. Бой можно вести только на стыках, либо пролезать под дном. Девятнадцать возков, связанные верёвками стояли как шестерёнка. Лошади были обращены головой к центру. Два наших фургона с прицепами и полевая кухня – посередине.
Опыт при штурме вагенбурга, у куявцев скорее всего был. Пехота не стала лезть в промежутки под мечи датчан. Сконцентрировавшись на двух направлениях, противник стал рубить колёса возков, состоявших из сбитых впритык досок. Телега Ицхака хрустнула и накренилась, держась только на связывающих её с другими возками канатах.
– Соболя! Там же мех! – Завизжал иудей, – Сделайте же что-нибудь.
– Гюнтер, сейчас раздастся страшный грохот. Прикройте уши лошадям. Ты, Свиртил, Воинот и Снорька, как только южный возок окончательно завалится – атакуйте. Я наступаю с другого конца. Нюра, охраняй фургоны. Если всё закончится плохо, ахалтекинец уйдёт от любой погони. Раскажешь всё Савелию. Удачи!
– Там ещё полсотни всадников, – возразил швабец, – они этого только и ждут.
– Вы успеете. Убейте как можно больше.
– Лексей, сбереги Милку. – Свиртил опустил забрало.
– Внимание! – Заорал я, – Всем зажмуриться, присесть, закрыть уши руками и орите, что есть мочи.
– Ааа!
– Бабах! Бабах! – за периметром гуляй-города взорвались две гранаты.
Наши тяговые лошади рванули в противоположную сторону от взрыва, окончательно разломал второй возок, возле которого столпился отряд куявцев, наступавших с севера. Коники, как боевые слоны проложили себе дорогу и, сбив наземь противника, помчались прочь. В месте взрывов образовалась куча тел, в основном раненых. Сам Лешко перетрусив, пустился наутёк, увлекая за собой лёгкую конницу. Куявцы побежали, вспоминая проповеди римских священников о конце света.
– Спаситель мой! Ты положил за нас душу Свою, чтобы спасти нас, – во весь голос читал на распев молитву, идя по проложенной табуном лошадей дорогой, – Ты заповедал и нам полагать души своя за друзей наших, за близких нам. Радостно иду я исполнить святую волю Твою и положить жизнь свою за Русь родимую. – Тук, тук, – лязгал затвор, выбрасывая гильзы.
– Вооружи меня крепостию и мужеством на одоление врагов наших и даруй мне умереть с твёрдой верою и надеждою вечной блаженной жизни в Твоём царстве. Верую, что по неизреченной милости Твоей Ты простишь прегрешения наши и гнев Твой праведный претворишь в милость и святой вере нашей Христовой не дашь погибнуть от казней антихриста и возвеличишь ее по всей земле. Мати Божия! Сохрани меня под кровом твоим.[64]
