Так, кажется, этого хватит. Достаточно. И скоро они подойдут ещё ближе. Локоть – ладонь – пальцы, Молли Блэкуотер.
Рядом с ней замерли волчица с медведем. И оба уставились на неё.
– Мяу! – ободряюще заверила её кошка Ди.
Локоть – ладонь – пальцы…
Только почему же так трудно, так медленно собирается в них заветное тепло?
Откуда этот холод, да не привычный уже зимний, не холод снега, а чего-то совсем иного, холод, ползущий по жилам, норовящий обратить в пару стеклянных шаров даже сами глаза? Такой… странно знакомый холод?..
Молли с досадой потрясла ладонью. Что такое? Где то, к чему она уже привыкла? Лёгкое покалывание в кончиках пальцев – и всё?
«Тебя замораживают, – сказал незримый Зверь Земли густым своим басом. – Мы поможем тебе, но… ты можешь не выдержать. Рискнёшь, Молли из Норд-Йорка?»
Замораживает? Кто замораживает?
«Не знаю. Мы, древние этой земли, можем лишь дать тебе силу. Нам не открыто искусство направлять её так, как умеете вы, люди. Мы – хранители спокойствия, вы – вечные его возмутители…»
Кажется, незримый собеседник Молли был в настроении поговорить, но у неё совершенно не было времени!
Я согласна! Давай!
Мгновение, другое – и онемение в пальцах сменяется привычным огнём.
Он побежал вниз от плеча, скапливаясь в ладони, словно дождевая вода. Больше, больше, и ладонь Молли вдруг стала наливаться тяжестью, словно незримое пламя было тяжелее расплавленного свинца.
Но это была не её сила. Чужая, хоть и благорасположенная. Онемевшие пальцы отозвались болью, они оживали, словно затёкшая нога.
Молли досадливо тряхнула рукой. Разговоры, разговоры… а паровики Королевства один за другим начали пальбу, рявкали короткие пушки в спонсонах, ожили митральезы в носах; к ним присоединились чудовищные шагоходы, и окопы защитников города накрыло второй волной взрывов.
Конечно, эти снаряды куда легче гаубичных, но зато это была шрапнель, и она взрывалась в воздухе над щелями и ходами, выкашивая всех, кто пытался там укрыться, дождём раскалённого свинца.
Зарычал медведь, у Волки вырвалось нечто вроде короткого взлаивания.
Чужая сила утекала сквозь пальцы, оживив их, прогнав странное оцепенение, но Молли не умела ни направить эту мощь, ни хотя бы удержать.
Своё. Только своё.
Белое поле, чёрные машины на нём, склёпанные из кованого железа, пушки и пар, снаряды и бомбы, дым и огонь, пули и осколки. И трое – в самой середине. Девочка из Норд-Йорка с двумя оборотнями – волчицей и медведем.
Ах да, и ещё кошка.
Трое и кошка. Кошка. Кошка у окошка…
Пальцы Молли шевельнулись. Тогда, у госпиталя, когда надо было спасать госпожу Вольховну Среднюю и её пациентов, всё получалось словно в бреду, в горячке, а сейчас, напротив, Молли ничего не чувствовала, кроме лишь пляшущей на кончиках пальцев силы.
Её собственной.
Их пока что не видели. Или не обращали внимания? За спинами троицы горел Мстиславль, артиллерия Королевства перенесла огонь вглубь, громя дальние амбары да склады на северной дороге.
Пора, Молли.
Она разжала кулак.
И зажмурилась – крепко-крепко.
Но при этом она и так видела всё, что нужно.
Выпущенное на свободу существо, которому не было имени, взмахнуло короткими злыми крыльями, устремляясь к крайнему шагоходу. Раз, другой, третий – вот они, узкие щели, презрительно щурящиеся на весь белый свет. Внутрь! Внутрь, туда, где сплетаются трубы и паропроводы, где горят топки и вовсю трудятся котлы, где ярится перегретый пар, отдающий свою мощь склёпанному из гнутых железных плит чудовищу.
Молли мельком увидела людей, покрытых пóтом, в очках-консервах, в таких же машинистских шлемах, каким она когда-то так гордилась, – за рычагами и штурвалами, вцепившихся в рукоятки, выкрикивающих команды в воронки переговорных труб; махнула крылом и ринулась по узкой шахте вниз, к машинам, к топкам и котлам.
Там рычало и билось пламя, билось в страхе, уже понимая, что сейчас будет, но бессильное ей помешать.
Ветер и крылья, теснота машинного отделения, красные мокрые лица кочегаров; может, здесь отцы её уличных друзей – нет, не думай про это, Молли Блэкуотер!
Невидимая птица слегка задела кончиком крыла несколько труб. Ей нипочём были толстая котельная сталь и асбест изоляции.
Молли в снегу дёрнулась от боли – от пальцев вверх к плечу и шее словно ударила огненная игла.
Но трубы лопнули, потоки пара вырвались из разрезов, и птица закружилась во мгле, стараясь не замечать боли, рассекая концами крыльев, что сделались сейчас острее бритвы, всё, до чего могла дотянуться.
Но Молли, разумеется, рубила не вслепую. Кочегары с воплями выбрасывались из отсека, распахнув аварийный люк в полу, – ну и пусть их. Громадный шагоход дрогнул, пошатнулся, а птица, излюбленное с недавних пор оружие volshebnitzy Молли Блэкуотер, вырвалась на свободу.
Извергая пар и дым из всех щелей, машина медленно заваливалась набок – прямо на один из паровиков, изо всех сил пытавшийся сейчас избежать печальной участи быть придавленным падающим гигантом; из труб его валил густой дым с искрами, он пытался развернуться, но слишком медленно.
Шагоход стволом пушки врезался в крышу ползуна, и из пробоины мгновенно вырвался сноп огня, смешанного с дымом.
Молли видела это уже своими собственными глазами – сила птицы иссякла, она растворилась, вернувшись обратно в родную воздушную стихию.
Две машины обратились в груду горящего и чадящего железа; и Её Величества Горный корпус, как мог, резко прибавил прыти. Изрыгнули клубы дыма все до одного ползуны; как могли, поспешно перебирали многосуставчатыми лапами шагоходы. Вихрь разрывов накрыл траншеи и окопы за спинами Молли и двух оборотней; мололи снег гусеницы, и сами паровики, содрогаясь и выхаркивая чёрный непроглядный дым, торопились на встречу с Молли.
Взревели гаубицы, но ученица госпожи Старшей их даже не заметила.
На кончиках пальцев рождалось следующее заклинание, но почему-то Молли не удавалось повторить раз удавшееся. Словно кто-то очень ловкий всё время толкал под руку.
Тогда, на краю леса, она разила огненным молотом, сейчас требовалось нечто похитрее.
Локоть – ладонь – пальцы!
Вода! Вода и жгучий холод! Рука Молли словно высасывает из морозного воздуха последние крохи тепла, и гусеницы ползунов стремительно охватывают ледяные цепи.
Лёд стремительно нарастает, голубоватая волна его с хрустом взбирается всё выше по тракам, и даже нагретая броня не в силах его растопить. Ползуны хрипло закашляли, изрыгая дым, задёргались, пытаясь освободиться; митральезы слепо палили во все стороны, и пушки спешили не отстать, наугад посылая снаряды v belyi svet, kak v kopeechku, как, наверное, сказала бы госпожа Старшая.
Сейчас Молли понимала, как правильно сделала, что поползла вперёд: траншеи защитников города заволокло сплошной тучей дыма и пыли от беспрерывных разрывов. Артиллеристы Королевства знали своё дело.
Но вот комендоры ползунов сообразили, что здесь что-то не так, и от души принялись поливать изо всех стволов нагое снежное поле перед ними.
Молли дрожала – никогда ей не доводилось распоряжаться такой мощью. Там, под вулканом, было совсем иначе. Основную работу сделали другие, ей оставалось лишь повернуть ключ в замке.
Здесь – сама, всё сама. Придумай как, найди силу, придай ей форму. Без кульмана, арифмометра, рейсфедера и логарифмической линейки. Совершенно неправильно и невозможно по меркам Королевства!
И эхо, не забудь про эхо!
Уже сейчас оно раскатывалось подземными жилами, норовя нарушить с таким трудом установленный порядок. Молли, как могла, пыталась помешать, стянуть эхо обратно к себе – получалось не легче, чем ловить водомерок на поверхности пруда.
Огненных, жалящихся водомерок.
Локоть – ладонь – пальцы, ко мне, ко мне, ко мне!
Мороз сменялся жарой. Вокруг Молли, Волки и Всеслава стремительно таял снег. Чёрный круг источающей пар земли расходился всё дальше от них; вервольфа зарычала предупредительно, медведь толкнул Молли носом в щёку, мол, ты что, нас же сейчас нашпигуют свинцом!..
Прости меня, лихорадочно подумала Молли, не имея даже мгновения на слово вслух. Простите, я пока не умею иначе.
Волка зубами потянула с Молли белое, но поздно – их заметили.
Шевелились стволы замерших ползунов, сохранившие свободу шагоходы на левом фланге шипели и плевались искрами, прибавляя ход, и, внезапно осмелев, сунулась в промежутки меж бронированными гигантами королевская пехота.
Они были смелы и умелы, горнострелки и егеря, явившиеся за Карн Дред. Они знали, как разлетаются осколки рвущихся гаубичных снарядов, и знали, как близко смогут подойти, прежде чем артиллерия прекратит огонь. Кто-то весьма решительный понял, что происходит, и отдал команду.
