Н-да.
— Бывает, — неопределенно заключила я, — занятненько. Иронию шутить, положим, неуместно, хотя…
— Хотя ирония — она ирония и есть: последнее прибежище достойного, — заметил капитан.
— Хм… а недурно! — улыбнулась я. — Ты это сам придумал? Или твой очередной приятель подсказал?
— Ну, мы тоже не ботфортом консоме хлебаем… Кстати говоря, закажем что-нибудь?
— Мне сок какой-нибудь и кофе, — отозвалась я. — Сок лучше апельсиновый, а кофе чуть попозже, если ты не против.
— Принимается.
Пока Тесалов, подозвав официанта, озвучивал заказ, я кое-что припомнила:
— Послушай… — Я дождалась, пока Шурик унесет тарелки со стола, за разговором незаметно опустевшие. — Помнишь, ты тогда, на побережье, говорил, что во всей этой, прости, белиберде имели место быть три случая с запутками. Ты пока мне рассказал о двух. — Я выжидательно взглянула на него: — Интересуюсь как безвинно потерпевшая.
— Охота же тебе фигню запоминать. Сдается, кое-кто из нас несколько поторопился с выбором профессии — тебе бы в стоматологи идти!
— Однако ты к чему?
— А к тому, что въедливая ты, как та бормашина, понимаешь. Ладно бы там был какой-то криминал…
— «Бормашину» я тебе припомню, дорогой. А что до криминала — всё равно, запутки-то, по крайней мере, были, сам проговорился. Короче, Юра, не крути!
— Ну, ежели короче, то пожалуйста. История на первый взгляд довольно-таки скользкая, приходится признать. В чем-то ситуация напоминает эпизод с покойницей на Славе: одинокая пенсионерка в адресе, незапертая дверь, вроде бы сплошные совпадения. Труп старушки, правда, свежий, часиков так шесть, а в квартире судя по всему ничего не тронуто. Экспертиза в этот раз проводилась тщательно, указания на насильственную смерть отсутствуют как класс. В момент смерти женщина лежала на диване, рядом находился телефон… Есть идеи, доктор?
— Пока нет. Впрочем, ты мне тоже очень нравишься.
— Взаимно. Кстати, ты к чему?
— Просто практикуюсь в лобном юморе.
— А я думал — в английском… Ну так вот, покойница, что крайне характерно, сердечницей была, историю болезни мы проверили. Короче, на секунду допусти, что приплохело бабушке. Старушка первым делом набирает номер «неотложки», верно же? Дозвониться до вас сразу можно не всегда, а можно — битый час не дозвониться. А между прочим, именно в тот день, в подходящее к моменту смерти время у вас проблемы были с телефонной связью, это установлено. Что-то с кабелем такое приключилось…
— Было дело, я припоминаю. Я-то не работала тогда, а вся смена огребла выговорешники. За врачебную халатность, не за что-нибудь, заметь!
Тесалов понимающе кивнул:
— Начальству надлежит быть с тараканами. Кстати, я сегодня с твоим шефом переговорил, с завом вашей «неотложной помощью». Он эту больную помнит хорошо. Говорит, что сам когда-то ей советовал, вызвав доктора на сильный приступ, дверь открывать заранее. Ну, больная, мол, действительно тяжелая, в ожидании врача сознание может потерять — как тогда попасть в квартиру, правильно? В нашем случае, рискну предположить, бабушка дверь загодя открыла, а дозвониться так и не смогла — просто сердце раньше отказало. Согласен, основания для этих рассуждений преимущественно косвенные, но… Ты сама как доктор мне скажи — реальный вариант?
Я чуть поразмыслила:
— Пожалуй…
А знаете, что самое смешное? Даже без «пожалуй» — в самом деле: да, лекарская практика порой подкидывает нам и более замысловатые сюжеты. Да, действительно, могло быть и такое; правда, чаще и трагичнее обратный вариант… впрочем, иногда — трагикомичнее.
Сколько нужно специальных служб, дабы посадить старушку на горшок, как вы полагаете? Никак не меньше трех, уверяю вас по собственному опыту. Серьезно, как-то раз пошла старушка в туалет, заслуженная бабушка такая, возрастом и весом близко к ста. Хорошо хоть трубку телефона захватила на предмет с подружкой поболтать, потому как, извините, мимо цели села. Сама попробовала встать — никак не получается, вес не позволяет. Бабка позвонила внучке: выручай. Та приехала, но в дом попасть не может — бабушка от всяческого окаянства на засов задвинулась. Внучка вызывает МЧС. Час спустя спасатели приехали, но дверь ломать не стали — не имеют права, внучка-то в квартире не прописана. Стало быть — милиция нужна. Через несколько часов милиция доехала, дверь наконец взломали.
А бабушка — она же как лежала рядом с унитазом, так тихо и приспнула. Почему-то просто разбудить ее никто не догадался — думали, сознание утратила. Для такого дела, ясный день, «неотложка» надобна. Ну, приехала в конце концов скромненькая докторица (то есть лично я), малость обалдела от такого, извините вам за выражение, конвульсиума, бабку растолкала. «В чем проблема, бабушка?» — интересуюсь. «Дык типа эта, дохтур, как его, того… да, в туалет мне надобно!» Вопрос, конечно, актуальный, но не мне же эту сотню килограммов поднимать прикажете! Пришлось опять-таки спасателей напрячь, а тем еще ментов на помощь кооптировать. Водрузили мужики совместно бабку на толчок и восвояси отбыли. А мне пришлось еще немного задержаться — заодно и внучку в чувство привести: та, в надежде, что старушка наконец-то окочурится и ей жилье оставит, переволновалась несколько.
Примерно так. Короче говоря, э-э… да, короче говоря, сочтем, что пошутила. Извините, если не ко времени.
Вот и Юрий тоже дал понять, что считает эту тему полностью исчерпанной:
— Я надеюсь, что теперь-то мы со всем разобрались? — Тесалов недовольно посмотрел на собственные пальцы. — Я тебя оставлю ненадолго — руки сполосну, изгваздался слегка.
— Конечно.
В смысле — очень вовремя, я сама была не прочь на несколько минут остаться в одиночестве. Мне требовалось тихо покурить и сосредоточиться. Шутки шутками, но следовало наконец определиться, стоит ли мне доводить до сведения мента мои соображения. Дурой не хотелось выглядеть, во-первых, и оказаться правой, во-вторых… что, впрочем, лирика. Положим, я решила: если с кем-то я на эту тему буду говорить, то, наверно, всё-таки с Тесаловым. То есть мне с ним всё-таки есть смысл поговорить, однако же насколько откровенно… а видно будет. Правильно?
Но подстраховаться тоже не грешно…
К моменту возвращения Тесалова на столе лежала вытащенная из сумки тоненькая папка с распечатками — всё существенное, что я извлекла из базы данных главного компьютера. О существовании дискеты с той же (в чем-то даже более подробной) информацией капитану было знать, по-моему, ни к чему.
Верхний лист из этой папки я передала Тесалову:
— Посмотри-ка. Ничего не упустила?
Капитан недоуменно поднял брови, взял листок и пробежал его глазами. После просмотрел бумагу основательно, перевел взгляд на меня и очень сухо поинтересовался:
— Как это понимать?
По тону судя я попала в яблочко.
— Ну, Юра, ты же мент, — пожала я плечами. — Забыл, как ты меня допрашивал? Где я была тогда-то и тогда-то. Не так уж трудно, зная о чем речь, выбрать подходящие по срокам констатации. У нас же смерти обязательно фиксируются, как ты понимаешь, а меня как раз в архив, в статистику сослали. Вот я и покопалась ради интереса. Элементарно, Холмс!
Действительно, чему тут поражаться. На листе всего-то были распечатаны паспортные данные людей, чьи смерти породили, как сон разума, версию с маньяком. Я коротко напомню, хорошо? Первым имел место эпизод на проспекте Славы, отморозки обнесли покойницу, аминь. Второй случай капитан только что озвучивал — незапертая дверь, старушка типа вызывала «неотложную». Третий случай — эпизод с соседкой-ключницей, четвертый — убиенные старушки в количестве двух штук, сплошная, право слово, достоевщина. Еще один сюжет — несчастный старичок, за ненадобностью просто разложившийся. Наконец, шестой, последний в списке эпизод — умершая от диабета бабка Соловец; после этого меня и прихватили… Итак, теперь я знала кто есть кто из семерых покойников, знала где конкретно и когда эти люди умерли. То, что способ отыскать такую информацию мне подсказала моя семидесятипятилетняя соседка, я афишировать не стала.
