— Подожди-ка… впрочем, продолжай.
— Так вот, теперь о Рудасе… Послушай, капитан, а бутылку минералки я не заслужила? В горле пересохло.
— Давай тогда и кофе повторим. Мне допинг был бы кстати.
— Аналогично.
Капитан распорядился.
На время ожидания заказа сам собой случился небольшой тайм-аут. Капитан задумчиво просматривал бумаги, рассеянно оставив в пепельнице только что прикуренную сигарету. Я про себя прикидывала, что еще и как мне следует сказать, а о чем, напротив, говорить не стоит. Кстати, как это ни странно, я помалу начинала сомневаться в состоятельности своих умозаключений. То, что в голове, внутри самой себя прежде представлялось цельным и осмысленным, отчего-то, будучи озвученным, лично мне казалось слабоватым. Казалось — или всё-таки оказывалось? Ладно, поглядим.
Кофе по-восточному с глотком шипящей минералки из запотевшего стакана пришелся очень кстати.
— Продолжим? — предложил Тесалов. — Ты что-то начала о Рудасе.
— Я помню.
Рудас, да. Дражайший Карабас, милейший наш Альберт Михайлович Рудас, наш образцовый босс, врач Божьей милостию, человек, достойный всяческого уважения, профессионал такого класса, каким мне вряд ли стать, подвижник, страстотерпец и бессребреник — да, это всё о нем…
— Он тебе довольно симпатичен, так? — заметил капитан. — Помочь немного? Ясно же, что если ты права, подчеркиваю — если ты права, то без ведома заведующего в рамках «неотложки» такая… скажем, избирательная, да, зачистка пациентов очень маловероятна. В целом верно? — Я кивнула. — Ладно, предположим, — с неопределенной интонацией заключил Тесалов. — Дальше твоя очередь: аргументы, факты, что-нибудь.
Похоже, дело я проигрывала.
— Я попробую. На много не рассчитывай, — предупредила я. — К тому же первый аргумент ты только что привел: без Рудаса такое невозможно. И посмотри еще раз на статистику: с Рудаса же всё и началось. Те самые три с половиной месяца, их отправная точка, так сказать, — это два его «чехла» в присутствии…
— Что-то вроде пробы сил, по-твоему?
— Скорее поиск алгоритма. Не перебивай. Так вот, об этих двух смертях. Не в том нюанс, что у него их две, то есть больше, чем у остальных, а в том, что эти смерти не были, так скажем, обязательными, понимаешь? Не какая-то запущенная онкология, не три инфаркта кряду, как у Забелина; нет, рядовой расклад. Судя по историям болезни, это были две довольно непростые в смысле патологий, да, однако же вполне сохранные сердечницы. Точь-в-точь как у меня…
— Объясни мне наконец-то — ты-то здесь при чем?!
— При рудасовском чемодане. Это в самом деле надо объяснять. Та моя больная… нет, не так… — Тесалов терпеливо ждал. — Черт, тут придется много объяснять!..
— Я весь внимание, — заверил капитан.
— Отрадно, если так. Нюансы в следующем. У нас на «неотлоге» принято работать со стандартными укладками — личных, персональных чемоданов у нас нет. То есть доктор свои сутки отработал, чемодан коллеге передал, тот его шприцами и лекарствами пополнил, смену отработал, дальше передал. Я ради простоты чуть огрубляю, но именно за-ради простоты, не изменяя суть. Единственное исключение — личный чемодан заведующего, вещь принципиально неприкосновенная, без вариантов так сказать, аминь. Учредил себе наш шеф такую привилегию. Пока понятно?
— Вроде бы — пока. И чего же в нем особенного, в этом чемодане?
— Дефицитов чуть побольше, выбор препаратов чуть пошире, но по большому счету — так, особенно особенного ничего. Дело-то не в этом.
— В чем же?
— В странностях. Опять тот самый случай, когда всяких разных «слишком» — с явным лишком, многовато, перебор. У меня тот день вообще ни к черту не заладился, первая же смена после отпуска. Утром на работу вышла, то да сё, с народом потрепалась, а про чемодан не то чтобы забыла — вроде бы не к спеху просто. Дальше ясно — вызов поступил. И сразу странность первая: по жизни этот вызовешник был из тех, на которые мы поспешаем медленно. То есть я спокойно бы могла и чемодан казенный получить, и не спеша лекарствами пополниться. Но! Рудас чуть ли не пинком меня отправил эту бабушку лечить, во-первых, и с его священным личным чемоданом, во-вторых. Это странность, как ты понимаешь, номер два, причем беспрецедентная. А в-третьих, Рудас однозначно указал, что мне должно с этой пациенткой делать — финоптин на физрастворе в вену уколоть. Нет, это-то как раз не странно, я бы и сама ее лечила именно вот так, там вариантов не было. Третья странность именно что в том, что пациентка тем не менее преставилась!
— Разжуй для ясности.
— А нечего жевать. Человечий организм — система иррациональная. Старушка в самом деле умереть могла на ровном месте, так сказать, от жизни, невесть отчего, на практике такое происходит чаще, чем ты думаешь. Могла от жизни.
— А могла?..
— От моего «лечения». Если физраствор, к примеру, не был физраствором, если ампула была намеренно заполнена чем-либо другим, если Рудас собирался этим сам старушку приморить, а я — так, типа подвернулась. Типа как экспромт.
— Ну, знаешь… Слишком зыбко. Для начала: на кой ляд ему такие «ампульные» сложности, в особенности если Рудас, как ты полагаешь, собирался умерщвлять больную сам. Да еще такой экспромт с тобой за гранью риска…
Я живо возразила:
— Не скажи. Для начала: риска никакого, а вот результат считай что гарантирован. Босс мог быть практически уверен, что на вызове я сделаю всё абсолютно так, как он мне указал. Это было как-никак распоряжение, фактически приказ, и распоряжение в том конкретном случае было адекватное. Это что касается экспромта…
— Ладно, логику я понял. Допустим, соглашусь. А подмена препарата в ампуле? Как и чем, но первое — зачем?
— Возможны варианты. Предположим, Рудас изначально собирался приморить старушку сам. Во-первых, многие из нашей постоянной клиентуры узнаю́т свои, привычные им, ампулы «в лицо». Во-вторых, заведующий мог бы прихватить на этот вызов фельдшера. Это, кстати, вероятнее всего — у Рудаса и так с «чехлами» перебор, а тут свидетель есть на случай осложнений. У нас же доктор при таком раскладе сам не колет — он диагноз ставит и распоряжается. Ни во что не посвященный фельдшер поступил бы в точности как я: взял бы из коробки с соответствующим ярлыком первую попавшуюся ампулу, конкретно — верхнюю, взглянул на маркировку, всё тип-топ — поехали, короче, дело сделано. Теперь о том, как подменить и чем. Физраствор…
— А почему ты на него грешишь, на физраствор конкретно, а не на то, другое, как его…
— Финоптин. У финоптина ампула довольно характерная, на вид фигуристая, с ней химичить сложно. Физраствор же поступает к нам в стандартных десятикубовых ампулах. Представляешь? Берешь такую ампулу, отпиливаешь самый кончик, шприцем с тонкой иглой вытягиваешь содержимое, заполняешь чем-либо другим и без проблем запаиваешь. Если руки не совсем корявые, то никаких проблем, операция особых навыков не требует.
— Чем-либо заполняешь — это чем?
— Ты серьезно ждешь, что я отвечу? — Юрий в самом деле ждал. — Ну, знаешь ли… — пожала я плечами. — Возможны варианты, капитан. Если говорить о данном случае… Теоретически нам нужен препарат, который в сочетании с финоптином должен привести к летальному исходу. Первым из общедоступной фармацевтики в голову приходит новокаинамид. Но можно сделать ставку на простую передозировку, и тогда… ну, папаверин тогда, к примеру: десять кубиков по жиле вряд ли человек переживет. Не знаю, правда, что из этих средств быстрее разлагается — это я уже на экспертизу намекаю. Жаль, справочника нет: думаю, что я смогла бы подобрать еще с десяток «нужных» препаратов. Достаточно тебе?
— Вполне, мисс Криминальный Ум.
— Спасибо.
— Не за что. — Капитан подумал чуть. — И всё же слишком зыбко…
— Да, — согласилась я, — однако, как ни морщись, небессмысленно — по крайней мере, с точки зрения врача. А с точки зрения мента, которым ты хоть и условно, но являешься, взгляни на этот факт, — ткнула я в последний из листов, переданных мной Тесалову. — Посмотри вот здесь и здесь. Видишь? И три с половиной месяца назад, после первого «чехла» в присутствии у Рудаса, и сравнительно недавно, в моем случае с несчастной бабкой Жмарой, соответствующие справки о смертях поучил один и тот же человек — некто Караваев Станислав Викентьевич. Уже есть повод призадуматься, заметь.
