— Угу, иной раз сама жизнь, — в долгу я не осталась. — Не сбивай меня, Тесалов. — Я собралась с мыслями: — Так вот, с запутками вокруг этих смертей всё как бы разъяснилось, верно? Там, где соседка-ключница — там ейный муж-алкаш покойницу обнес, на Славе — наркоманы хладный труп обчистили. Во всех прочих случаях вообще без кражи обошлось. Таким образом, все эти смерти были признаны естественными, так?
— С судмедэкспертизой не поспоришь, знаешь ли.
— Поспоришь, капитан. Только несколько попозже, если ты не возражаешь. Вернемся к этим якобы естественным смертям. Во всех случаях есть общий знаменатель: все умершие были одинокими людьми, я сегодня по компьютеру проверила. По нашим данным не было у этих пациентов родственников, никаких, сообщать о смерти человека просто некому. Но, что характерно, справка-то о смерти в каждом случае была затребована чуть ли не в тот же самый день! Чтобы получить такую справку, в регистратуре нужно просто паспорт предъявить. Паспортные данные, естественно, фиксируются. Посмотри, вот эти «получатели», — я протянула капитану следующий лист. — Все без исключения фамилии, заметь, характерны, говоря политкорректно, для выходцев с Кавказа. Меня бы, кстати, один этот факт уже насторожил. Правда, получали эти справки люди разные, каждый, скажем так, на «своего» покойника, покойницу сиречь. Вот если бы один затребовал на всех…
— Ну, тогда бы и сюжета не было… Допустим. Как я понимаю, на основании этой вашей справки далее выписывается свидетельство о смерти, которое необходимо, в частности, для оформления наследства, в том числе жилплощади. Ты ведь к этому вела?
— Примерно. Может быть, не так чтоб сразу же вот так, но где-то как-то около.
— Замысловато. Ладно, давай так: постарайся четко обозначить свою версию. Очень коротко, пока сухой остаток.
— Если коротко… Тогда примерно так: все или большинство этих якобы естественных смертей носят насильственный характер. Умертвия осуществлялись медикаментозно. Мотив — обезличивание жилой площади с целью, надо полагать, ее продажи. Исполнитель — врач, возможно — не один; очень может быть, что дело на поток поставлено… — Я несколько запнулась, как споткнулась: — Н-да, диковато, честно говоря, звучит. Этакий лечебно-похоронный кооператив «Без очереди в рай». Теперь, похоже, у меня круглый треугольник получается…
— Пока что треугольный круг скорее. Продолжай.
Я, признаться, ожидала больше скепсиса.
— Дальше будет еще хуже, — предупредила я. — Я сегодня подняла статистику смертей по нашим пациентам, причем по людям именно таким, то есть пожилым и одиноким. Короче, за последние три с половиной месяца у нас двадцать восемь подходящих трупов. Это не считая вышеперечисленных. Не надейся, капитан, я не сошла с ума. Я вполне серьезно полагаю, что не все, но многие, возможно, большинство этих «естественных» смертей — результат врачебного умертвия.
— А откуда вдруг взялись именно три с половиной месяца?
Этого вопроса я ждала:
— Оттуда же, из базы данных нашего компьютера. Взгляни на эту распечатку, — протянула я ему еще один листок, — цифирь потом изучишь, графики нагляднее. В позапрошлом, прошлом и первом полугодии нынешнего года количество подобных одиноких, пожилых смертей достаточно стабильно, в среднем… ну, чуть больше одной смерти в месяц. Конечно, колебания случаются: к примеру, здесь видны последствия дефолта, явный всплеск, — это колебания сезонные. Отклонения везде на самом деле скромные, не более того, в пределах статистической погрешности. А вот этот взлет, с июля начиная, никакими флуктуациями ты не объяснишь, это не природа поработала. Скачок же в восемь раз!
— То есть это твой гипотетический э-э… кооператив, по-твоему, потрудился?
— А по-твоему, есть другое объяснение? Валяй, спиши тогда на високосный год, а заодно пришли мне психиатров. Глядишь, и полегчает.
— Мне? Вряд ли, как тебе — не знаю. Не лезь в бутылку, Яна… Не гони, мне для начала нужно это всё переварить.
— А с чего ты взял, что это — всё? Оптимист ты, капитан, однако!
— Вот как? Ладно, продолжай.
— А куда ж теперь я денусь, спрашивается, — проворчала я. — Знаешь…
Тут я несколько заменжевалась. Право, неуютно как-то признаваться, что в одном из этих злонамеренных лекарственных умертвий я вполне всерьез подозреваю самое себя. Ась? кто там? я? а если я не я, а скверный анекдот, то у кого ж тогда шизофрения? Н-да, не к месту я ввернула психиатров…
Ну да с этим пока можно погодить.
— А знаешь. — Как и капитан, я закурила. — У меня и у самой всё это в голове еще не уложилось. Дикость ведь первостатейная! А главное, абсурд-то главный в том, что всё оно — ну вот же, на поверхности казалось бы… и что? А ровно никому не интересно. Скажешь, нет? Позволь задать вопрос: если бы в тех ваших эпизодах с мертвым старичьем не было запуток — кража, например, незапертая дверь — кто-нибудь в милиции о чем-нибудь задумался бы?
Капитан не колебался даже:
— Нет. Кому какое дело, где у Нельсона Мандела? Нету указаний на насильственный характер смерти — всё, протокол в сортир, пустить по назначению. При всем моем, отсутствующем, впрочем, уважении к милиции имею честь признать: энтузиазм в их доблестных рядах не поощряется. Система-с, доктор Кейн.
— А то я сомневаюсь. Знаю же, как это происходит: двинул кони престарелый человек, соседи через день-другой запашок почуют, дергают милицию. Те квартиру вскроют, если явно криминала нет — вызывают нас на констатацию. При таком раскладе в морге вскрытие проводится формально, если и проводится вообще. Аналогично и в обратной ситуации, когда подобный беспризорный пациент чехлится при враче. Тогда уже сам доктор вызывает труповозку и милицию, причем совсем необязательно наряд — часто просто присылают участкового. С экспертизой снова всё в порядке, никаких вопросов, всё тип-топ. Район у нас большой, покойнички отнюдь не криминальные, связывать такие смерти воедино — а с чего? Кто их считал-то, сирых и убогих! Так что даже и плевать, в конце концов, что типа лично я тихой сапой старушонку укокошила…
Вот и догодилась, называется.
— Я надеюсь, это у тебя фигура речи? — уточнил Тесалов.
— В смысле старушонки? Если бы, — я криво усмехнулась: — Ладно, не спеши звенеть наручниками, капитан. Может, всё еще и рассосется.
Юрий к висельному юмору был не расположен.
— Объяснись.
— Придется. Поглянь на этот лист, — передала я Юрию новую бумагу. — Это вот та самая статистика по двадцати восьми сомнительным смертям. Двадцать восемь, так сказать, позиций, перспективных с точки зрения «черного» риэлтерства. Все без исключения люди пожилые и, что в рамках моей версии важнее, одинокие. Я ради простоты табличкой всё оформила. Слева умершие: даты, адреса, фамилии, официальные причины смерти — словом, разберешься. Справа — паспортные данные людей, получивших справки на «своих» покойников. Из общего числа этих смертей в присутствии врачей случилось шесть: два «чехла» в присутствии у Рудаса, по одному у докторов Брыкина, Забелина, Хазарова — и, как ты понимаешь, у меня. Замечу в скобках: по результатам вскрытий и проверок никому из нас претензий профессионального характера в итоге не предъявлено.
— Ну и при чем здесь…
— Наберись терпения, — попросила я. — Сам по себе «чехол» в присутствии ровно ни о чем не говорит, в том числе и в нашем случае, даже и с оглядкой на контекст, — я кивнула на листок в руках Тесалова. — Навряд ли всё так просто, капитан, при всей наглядности — возможны варианты. К примеру, у Хазарова с Забелиным умершие — они закономерные, естественные, что ли. У Забелина покойник — старичок с тремя инфарктами в анамнезе, по меркам нашенской бесплатной медицины — сущий долгожитель, год назад еще был должен умереть. У Хазарова — неоперабельная раковая бабушка с сердечной патологией в придачу, при любом раскладе счет там шел на дни. Я пока понятно излагаю?
— Для тупых, сиречь мне в самый раз. Так, а что такое доктор Брыкин?
— О! Коллега Брыкин — он не просто что, он у нас в натуре даже нечто, чтобы не сказать, что кое-что. Лечить он не умеет по определению, попадется, не дай бог, что-нибудь серьезное — хвать хроника в больницу — и тикать. Сдал, задницу прикрыл — и всё, не подкопаешься, так что, кстати говоря, поди его уволь: по суду же восстановится! Система-с, капитан… К чему я? Да, теперь-то медицина у нас как бы страховая, за немотивированные госпитализации рублем бьют, понимаешь ли. Вот коллега Брыкин и рискует иногда лечить. Между прочим, если бы мне вдруг приспичило кого-то уморить, какого-нибудь пациента, я бы к нему аккурат коллегу Брыкина направила — с наказом обязательно на месте помощь оказать. С девяноста девятью процентной вероятностью больной будет излечен раз и навсегда — от жизни, разумеется. А намек это тебе или навет — определяйся сам.
