– Очень просто. У нас сейчас два основных фронта. Северный и Южный. Два получателя. Снабжение войск, которые сдерживают окруженные группировки противника, идет с фортов. Номенклатура довольствия одинаковая и часто для обоих адресатов находится в одном вагоне. Вот и приходится сортировать.
– Непонятно только зачем эти манипуляции проводить с боеприпасами, которые расходуются в день вагонами?
– По общей инструкции.
– Инструкцию. Ее копию. Также мне предоставите.
– Но это внутренний документ, господин комиссар. Гриф «Для служебного пользования».
– Вам дать снова почитать указ о создании чрезвычайной комиссии? Нет? Все дела которые мы ведем, имеют гриф «Особой государственной важности». Все младшие грифы им поглощаются. Вместе с инструкцией я жду от вас также копии всех руководящих документов касаемых движения вагонного парка. В том числе и трофейного. И учтите… Если вы будете противодействовать комиссии, то мы вас отстраним от дела а документы нужные просто изымем. С обыском. Только вот последствия для вас будут печальными, так как любое противодействие будет квалифицировано как саботаж. А теперь идите. К утру жду документы на этом столе.
С этим напутствием я его и отпустил.
А вот начальника сортировочной станции мне и приглашать не пришлось. Сам пришел. А я-то совсем забыл о такой должности. Собирался вызывать начальника вокзала. Но мне популярно пояснили, что вагонами ведает сортировка, а вокзал пассажирами.
Сам пришел и откровенно сказал, что за военных долбодятлов он отвечать не собирается. Его дело эшелон собрать, паровоз к нему прицепить и отправить по тому направлению, которое укажут. Так было и до войны, и при царской оккупации, так обстоят дела и сейчас. Все вагоны к нему поступают либо уже опломбированные, либо пустые.
Воистину скорость стука превышает скорость звука.
Но в результате наутро я стал богаче на три независимых комплекта копий учетных книг движения вагонов за последние две недели. От интендантства, от ВОСО и от гражданской службы сортировки. И даже беглое сравнение этих документов показало, что хоть у меня и чрезвычайные полномочия, но их мне явно не хватает. А потому после беглого прочтения этих заверенных копий затребовал я от ВОСО литер в Будвиц, который мне охотно предоставили уже через час. Лишь бы с глаз долой.
По документам получалось, что на одной территории находились три совсем разные грузовые станции. Моей соображалки было явно недостаточно. Требовался хороший аналитик, и взять я его мог только в аппарате принца. А толковый консультант в железнодорожном складском хозяйстве служил в воздухоплавательном отряде в чине ефрейтора. Так что мимо Будвица не проехать.
Отбил телеграмму Аршфорту и получил его добро на командировку. В случае чего эта телеграфная лента, свернутая в рулон есть мой главный отмазной документ от обвинений в дезертирстве.
К полудню в окнах моего салона показались кирпичные трубы столичных заводов. Состав, громыхая колесами на стрелках, ушел на окружную дорогу и с нее втянулся на заводскую ветку акционерной командиты «Гочкиз».
Вызвал по телефону из дома коляску с рысаками и приведя себя в порядок, надев парадную форму воздушного флота двинулся на аудиенцию к младшему Бисеру. В руках в простом свертке сахарной бумаги, перевязанным на бантик пеньковой бечевкой, я вез бомбу.
Информационную.
Элика вид имела задумчивый и одновременно очень хитрый. Обычных бурных эмоций обязательных для нее при нашей встрече после продолжительной разлуки не выказывала, хотя зримо видно, что жена мне рада и соскучилась. Моим проявлениям чувств не препятствовала.
– Что-то ты не такая как обычно, – констатировал я после того как затискал.
– Просто ты меня беременной не видел, – спокойно ответила она.
– И?… – поднял я бровь.
– Дочка будет, – уверенно сказала жена.
– А если опять сын? – предположил я.
– А если опять сын, то я тебя убью, – вспыхнула она синими глазищами.
Во внешности Элики произошли изменения. Нет, она все еще оставалась такой же стройной и красивой, только напрочь утратила девичью угловатость. Мягче стала в обводах. Обабилась что ли? Но ей это шло.
В доме столпотворение егерей.
Бедлам среди хлопочущей прислуги.
Добро, что баню догадались заранее истопить. Сижу в парной один и думаю, почему принц не был удивлен?
К вечеру карета привезла штаб – ефрейтора Пуляка, простите – уже боцманмата имперского воздушного флота. Как и было приказано егеря его тут же раздели и впихнули ко мне в парную.
– И что все это значит, Савва? – недовольно спросил он, разглядывая меня при слабом мерцающем свете «летучей мыши» расслабленно потеющем на липовом полке
– Разговор есть, Ежи. На миллион, – отозвался я. – И вообще я тебя временно прикомандировываю к ЧК. С Плотто договорюсь сам. А сейчас время дорого. Ты мне как-то давно, когда в штабе служили, говорил что все махинации с железнодорожными складами и вагонами знаешь. Это так?
– Дык… – пожал он плечами. – С десяти лет при них.
– Тогда рассказывай.
– Прямо здесь?
– А где еще можно спокойно поговорить без лишний ушей. Заодно и помоемся.
* * *
Выйдя из бани, мы с боцманматом с удовольствием приняли на грудь по сто грамм можжевеловки. Еще Петр Великий завещал, что после бани штаны продай, да выпей.
Пуляк забавно выглядел во всем белом. Даже ботинки белые у пижона. Ну, да… он же в увольнение собрался, когда его егеря из дома выдернули.
Отвел боцманмата в беседку, попросил обождать меня, пока на стол накрывают.
Вызвал начальника домашней охраны и поинтересовался.
– Люди Ночной гильдии у тебя на связи или просто так со стороны за домом наблюдают?
– Нет, командир, на глаза не лезут, но если нужны, то я знаю, где их искать.
– Тогда скажи им, что мне срочно нужен регент. Для важного разговора.
* * *
33
Регент ночной гильдии сам не приехал, но прислал за мной закрытую карету со шторками на окнах. Простую с виду. Неприметную. Средний класс. Разве что лошади выбивались из общей неприметности своей игреневой мастью.
Кучер кареты, отдав поводья кому-то из егерей, подошел к беседке и передал мне личное приглашение регента с гарантиями безопасности.
– …так что можете сегодня ваших пулеметчиков с собой не брать, – закончил он свою речь.
Подумав, я решил согласиться.
– Я буду не один.
– Не имеет значения. Безопасность регент гарантирует и вашему спутнику, – кивнул кучер, который нам так и не представился..
Я только зашел домой и взял с собой компактный «бульдог» с горстью патронов в другой карман. И. подумав, еще дерринджер жены засунул в левый носок, благо парадная форма морская предписывала ботинки и длинные брюки. Кортик и так болтался на златотканом поясе.
Элика выскочила за мной на крыльцо.
– Ты куда?
– Дела еще есть, – ответил я. – Важные. Когда вернусь, еще не знаю.
Уезжать от нее не хотелось – сам соскучился. Да и с сыном даже не повозился, как мечталось по дороге.
– Знаю я эти ваши дела, – уперла моя благоверная руки в боки – Небось, к шлюхам намылились?
– Зачем мне к шлюхам ехать вооруженным револьвером? – переспросил я, оставив жену в ступоре.
Поцеловал в щеку и сел вслед за боцманматом в карету.
Пуляк только ехидно посмеивался всю дорогу над этой семейной сценкой, а когда карета остановились, то зашелся смехом до икоты.
Я одернул шторку с окна дверцы. Карета привезла нас к черному ходу «Круазанского приюта». Здравствуйте, девочки…
Нас встретил в прихожей молчаливый паренек, осветил лица переносной керосиновой лампой и проводил по темному коридору до кабинета на первом этаже.
Будуар, куда нас завели, относился к классу люкс, категория «не для всех», роскошно, хотя и несколько аляповато декорированный в розово – красных тонах с позолотой. С большой квадратной кроватью под балдахином на витых золоченых столбиках. Балдахин скрывал от стороннего взгляда зеркальный потолок этой конструкции. Надо же… Но розовое покрывало на кровати не было тронуто.
У зашторенного красным бархатом окна низкий столик, на котором накрыта типичная бандитская «поляна», разве что слегка облагороженная сервировкой с приложением умелой женской руки. Куча бутылок в центре, закуска из солений, свежих овощей, копченой рыбы и мясной нарезки.
Освещена комната была двумя газовыми рожками, дающими неровный слегка дрожащий свет.
Крон, не вставая, показал нам на кресла у столика. Наверное, потому что не хотел протягивать мне руки или не знал как воспримется, если он потянет свои грабарки для приветствия, а их не пожмут.
– Присаживайтесь, господа. Откушаем, что есть по нашей бедности. Не взыщите – война. Заморских деликатесов нет, – и немедленно поинтересовался. – Где это вас так?