— Что?!
— Показания пленного, — сказал за Потапова Крылов. — Войска противника получили конкретную задачу — овладеть Севастополем в течение четырех суток, то есть до двадцать первого декабря.
— Что-ж, — задумчиво сказал Петров. Чего-то в этом роде следовало ожидать. Рождественский подарок фюреру. Хотят отметить Севастополем полгода войны… из своего графика они уже основательно выбились. Значит, сегодня сделают все, чтобы войти в него. Это важно. Коменданты секторов должны знать об этом сроке.
Привыкший каждый день бывать в частях, Петров страдал оттого, что в последнее время не мог отлучиться с КП. Но этой ночью, перед рассветом, он все же уехал туда, где враг ближе всего подошел к Северной бухте. Здесь наступали 24-я немецкая пехотная дивизия, а противостояли ей два обескровленных непрерывными боями полка — 54-й Разинский майора Матусевича и 3-й морской подполковника Гусарова. Ночь была на исходе, и все, бойцы и командиры, ждали с рассветом новых атак. Как ждали, что делали для того, чтобы снова устоять, не пропустить врага. Это командарму не терпелось узнать и увидеть самому.
Ничего вначале, вроде бы, и не увидел, кроме все той же знакомой пестроты заснеженной, развороченной земли, обрушенных взрывами окопов, могильно черневших в свете немецких ракет.
— Пехоту подпускаем на полтораста-двести метров, а потом бьем всеми средствами, давал разъяснения Гусаров. — Впереди, во-он там, — показал он в черноту нейтралки, — сидят бойцы в ячейках с запасом гранат. У них приказ: подпускать врага на пятьдесят метров, а потом не жалеть гранат. Тут этих немецких трупов навалено!… А они все прут. Ну а мы все бьем…
Ничего нового не узнал из этого разъяснения командарм Петров. Но он увидел лица людей, сидевших в окопах, услышал, что они говорят накануне решающего сражения, и поверил: выстоят. А вера для командующего — как она много значит!…
С рассвета снова загремела передовая. Загремела по всему обводу обороны. Даже из первого сектора, где накануне было тихо, сообщили о непрерывных атаках. Впрочем, скоро определилось, что там, как и в первый день штурма, наносится лишь отвлекающий удар. И на севере, в четвертом секторе, все атаки противника успешно отбивались. — Вчерашнее выравнивание фронта явно пошло на пользу. Эту окрепшую оборону четвертого сектора противник сразу почувствовал, и к полудню натиск его стал все более смещаться в третий сектор, где утром побывал командарм. Оттуда стали поступать тревожные сообщения: группы автоматчиков, прикрываемые танками, прорываются в стыки полков Чапаевской дивизии. Помощи комендант 3-го сектора генерал Коломиец пока не просил, но было ясно: скоро попросит. Не было у него никаких своих резервов, и восстановить положение он вряд ли мог. Угроза прорыва противника к Северной бухте через кордон Мекензи-I и Мартыновский овраг становилась реальной.
Вызов на КП СОРа в неурочный полуденный час был неожиданным. Петров поехал туда вместе с членом Военного совета армии Кузнецовым. Вернулись быстро, оба радостно возбужденные. Крылов мрачный, полный новых тревожных сообщений с фронта, которые он собирался выложить командарму, удивленно уставился на него.
— Есть важные новости, — улыбнулся Петров. — Зовите Рыжи, Ковтуна… Расскажу всем сразу.
Новости были такие, что хотелось кричать «Ура!» Ночная телеграмма Сталину вызвала действия, каких не ждали. Ставка приказывала Закавказскому фронту немедленно направить в Севастополь стрелковую дивизию или две стрелковые бригады, немедленно направить 3000 человек маршевого пополнения и Октябрьскому предписывалось немедленно выбыть в Севастополь… Немедленно, немедленно!… И уже выходили с Кавказа боевые корабли и транспорты. И уже завтра утром вся эта сила, на какую никто не рассчитывал, будет в Севастополе. И уже ни у кого не было сомнений, что Севастополь устоит. Если… Если не случится непоправимого в ближайшие сутки, до прибытия подкреплений.
— Докладывайте, — сказал командарм, погасив улыбку.
Доклад начальника штаба был неутешительным. И за короткое время, пока командарма не было на КП, случилось немало. Убит капитан Леонов, только что назначенный командиром 773-го полка вместо капитана Ашурова. Тяжелые бои развернулись на участке Кудюрова. Проводная связь с кавдивизией прервалась. Противник вклинился в стык между полками Матусевича и Гусарова. И те, и другие не раз ходили в штыковые атаки, но восстановить положение не смогли.
— Какой разрыв? — спросил Петров.
— Несколько сот метров, возможно до километра.
— И четыре километра до бухты.
— Даже меньше.
— Рвутся вперед, пренебрегая тем, что могут оказаться в мешке.
— Атакуют без шинелей…
— Что?!
— Взяли в плен несколько полузамерзших немцев. Они объяснили, что шинели у них отобрали перед атакой, обещав выдать в Севастополе.
— Рвутся. Торопятся войти в график. Сегодня у них это получится. А вот завтра…
Командарм шагнул к карте, уставил взгляд на синие стрелы, устремленные к бухте. По карте выходило, что противник силами до батальона или больше закрепился на двух безымянных высотах и в примыкающих к ним лощинах Мекензиевых гор. Замысел противника был ясен: облегчить прорыв сюда всей 24-й дивизии, которая, несомненно, имела задачу где-то соединиться с частями 132-й дивизии, атакующей севернее. Здесь в этот час было самое горячее место, и если вражеский клин сейчас же не срезать, то может получиться, что завтра входящие в бухту корабли встретят огнем прямой наводки немецкие батареи.
Срезать клин… Но чем? Огонь артиллерии, самолеты? Но местность такова, что без пехоты не обойтись. Коломийцу снять подразделения с других направлений никак нельзя. У соседей тоже никаких резервов. Нужен свежий ударный батальон. Где его взять?
— Соедините меня с Жуковым, — сказал Петров. И сразу взял трубку, услышал резкий, сухой голос контр-адмирала. Гавриил Васильевич, нужен и немедленно резервный батальон, пятьсот-шестьсот смелых бойцов.
Жуков помолчал. Петров знал, о чем думал контр-адмирал в тот момент, о том, что береговые службы флота и без того донельзя обобраны. Только за последние дни тысячи ушли на передовую. Даже из авиации, даже из артиллерии. И растворились там, растаяли, исчезли в огне непрерывных боев. Где взять еще?
— Будут, — коротко сказал Жуков, — давайте хорошего командира.
Петров подержал в руке затихшую трубку, думал, кто лучше всего справится с такой задачей? Вести в бой людей, которых никогда не видел и не знаешь. В очень ответственный бой.
— Как майор Шейкин? — спросил Крылова.
— Подойдет. Еще в Одессе его батальон перебрасывался на прорывный участок, где помог восстановить положение.
— Его батальон. Здесь будет батальон, который он не успеет толком даже увидеть.
— Справится, — уверенно ответил Крылов. — Не новичок в армии, справится.
— Вызывайте.
Командарм ушел в свой кубрик. А когда вернулся, то увидел майора Шейкина, стоявшего перед Крыловым. Зеленые петлицы пограничника на безупречно сидящей, перетянутой ремнями шинели, на груди — автомат и бинокль, на боку — полевая сумка. Но более всего удивило командарма то, что Шейкин так быстро приехал из Балаклавы. Похоже, он и не собирался вовсе, как был, вскинулся и примчался.
— …Сколько будет бойцов, какое вооружение — неизвестно, это выясните на месте, — говорил Крылов. — Командиры рот с батарей береговой обороны. Батальону придаются три танкетки…
— Представитель штаба сектора встретит вас У кордона Мекензи и уточнит задачу и обстановку, — сказал Петров, подходя к Шейкину, — Запомните одно: немцы, прорвавшиеся в наши тылы, должны быть уничтожены.
Он помолчал, ожидая вопросов. Но Шейкин вопросов не задавал.
— Желаю успеха, — сказал Петров, пожимая майору руку.
— Желаю успеха.
Крылов тоже пожал ему руку и поднялся наверх, проводил до машины. Когда вернулся, увидел, что командарм сидит за столом и быстро пишет в служебном блокноте.
Направим телефонограмму во все соединения и отдельные части, — быстро сказал он, не отрываясь от бумаги. — Вот читайте.
Он подал блокнот Крылову. На узкой странице беглым почерком было написано: «Принять к сведению: решением Ставки ВГК гарнизону Севастополя направлена крупная поддержка свежими войсками… Первые эшелоны ожидаются в течение 24 часов. Задача войск ни шагу назад, до последней возможности защищать свои рубежи, дабы обеспечить возможность развертывания прибывающих частей. Это сообщение довести до командиров и военкомов батальонов, вселить в войска уверенность и стойкость…»
— Правильно, — сказал Крылов. — Это совершенно необходимо сделать. — И подпишем телефонограмму все мы — я, вы, Кузнецов, Моргунов…
На КП было тихо. Сюда, в подземелье, не доносилась канонада бомбежек и артобстрелов, и о том, что наступила ночь, штаб узнавал лишь по тому, что умолкали телефоны: с наступлением темноты обстрелы и атаки прекращались. Но сегодня бои продолжались и ночью. То из одного сектора, то из другого сообщали о попытках больших групп автоматчиков просочиться, прорваться, захватить хоть высотку, хоть склон оврага, чтобы облегчить завтрашний, похоже, и впрямь решающий штурм.
