— Знает хан Касай о недостатках артиллерии, да пушки у меня совсем другие! — самодовольно воскликнул Ольгерд.
Правильное замечание, в четырнадцатом веке орудия после выстрела остывали естественным путем. С учетом толщины они делали не более трех выстрелов в сутки. Норманн посмотрел на ставку хана, где кавалерия кипчаков готовилась к завершающему удару. Враг снова втянулся в паучьи лапки и ринулся к ограждающему валу. На этот раз Ахилл выдержал паузу до классического уровня чеховских спектаклей, орудия центрального вала били чуть ли не в упор. Молодцы канониры! Показав класс подготовки нового выстрела, они успели еще разок пальнуть в спину убегающему врагу.
— Как думаешь, им хватило или захотят еще разок умыться кровью? — спросил Ольгерд.
— Пойдут, как пить дать, пойдут! — ответил Норманн. — Хан зол и амбициозен, сам сдохнет, других угробит, но не отступит, обязательно постарается нас достать.
— Весь резерв на Камышинке кусты рубит и корзины плетет, — вздохнул Ольгерд Гедиминович.
— Не робей, — подбодрил Норманн, — посмотри на ставку Касая, там чуть ли не за кинжалы хватаются. Немного поспорят и сделают еще одну глупость.
Третья атака состоялась почти через час, причем хан сотворил именно глупость в стиле Карла XII. Утром последнего дня осады шведский король отправил на штурм все девятнадцать кавалерийских полков, а сзади подпер их пехотой. Угодив в огненный мешок, всадники бросились назад по головам собственной пехоты. Как следствие, никто из пехотинцев не уцелел, из остатков кавалерии собрали неполные пять полков. Когда Норманн увидел атакующую кавалерию и бегущих следом пеших, немедленно подозвал Гедиминовича:
— Вели Кючуку встать у Северных ворот. Предупреди: преследование начинать только по твоей команде!
— Маловато их, — засомневался Ольгерд, — надо бы немцев с французами добавить.
— Хорошо, пусть разомнутся, — согласился Норманн. — Но предупреди, час преследования — и обратно!
Повеселевшие кавалеристы быстро оседлали лошадей и собрались у ворот, а кипчаки с истошным воем в очередной раз полезли в ловушку.
— Резерв! — гаркнул Ахилл. — Пушки на юг! По моей команде — навесной огонь бомбами!
Княжичей словно ветром сдуло, а вскоре пароконные упряжки выкатили орудия на внутренний рубеж. Норманн с удовольствием наблюдал за слаженной работой расчетов. Ездовые быстренько расцепили буксировочные крюки и увели лошадей. Пока пушкари разворачивали и наводили орудия, подоспели зарядные ящики и без промедления начали готовить выстрел. Ба! Да там канадская мадам по имени Леа! Женщина уверенно работала наравне с прошедшими практику боев мужчинами. Молодчина, ничего не скажешь! Последними на позицию вышли каронады под пудовые бомбы. Успеют?
Ответом послужил залп редутов, а ретрашемент[70] отозвался смертоносным эхом. Глухие разрывы бомб смешались с ржанием невинных лошадок и воплями изувеченных людей.
— Ольгерд, посылай кавалерию! И лучников отправь на линию! — приказал Норманн и оказался в тесном кругу товарищей. Вежливо отвечая на поздравления генерала Ян Вэй Джуна и улыбаясь шуткам Садиги ас-Хафиза, бочком прошмыгнул в шатер и через вход для прислуги без задержки отправился на Камышинку. В одной из стоящих на берегу лодок он приметил закидушку и сейчас хотел тихо посидеть на вечерней зорьке.
Рыбалка принесла и умиротворенное спокойствие, и удовольствие — сазан не обращал внимания на доносящиеся со стороны Иловли буханья пушек. Рыбу не спугнул даже радостный галдеж вернувшихся мурманов, которые сумели пленить большой отряд беглецов. Воины Ульфора выследили пытавшихся перебраться на левый берег кипчаков и дали возможность начать переправу. Их повязали почти у противоположного берега, когда усталые кони и люди уже считали, что они в полной безопасности. Отдав улов норвежцам, Норманн прикорнул прямо на тепленьком песочке.
— Гер Норманн фон Рус! Вставайте! Солнце высоко поднялось, а вы не мыты, не бриты и не завтракамши. — Слуга с трудом добудился провалившегося в глубокий сон господина.
— Да? Сколько сейчас времени? — Норманн повернулся на спину и принялся массировать затекшую правую руку.
— Четверть часа назад был полуденный выстрел, — ответил Хайнц. — Я завтрак принес, и бритвенные принадлежности здесь.
Со сна вода в реке показалась ледяной, через минуту тело разогрелось, мышцы наполнились силой, а организм напомнил о пропущенном ужине и потребовал еды. Слуга выставил на скатерть миску плова с большим количеством моркови. Мелкорубленая баранина терялась среди напитавшегося жиром изюма. Рядом с краюхой свежего хлеба стояла полулитровая кружка козьего молока, а терпкий запах, идущий из-под медвежьей муфты, выдавал присутствие кофейника.
— Приятного аппетита, Андрей Федорович! — Подошедший Нил скромно устроился в сторонке от стола.
— Чем порадуешь? — наливая теплое молоко, поинтересовался Норманн.
— Под утро принесли головы Касая и его сыновей. Хан пытался бежать по Дону, да мурманы не сплоховали.
Вот и конец всем страхам! Спасибо послевоенному учебнику тактики, благодаря которому один короткий бой принес победу над численно превосходящим врагом. Щурясь на ярком солнце, Норманн допил молоко и расслабленно откинулся в походном кресле. Хорошо здесь! Благодатный край с короткими зимами гарантирует высокие урожаи с немалыми денежками за пшеницу. Вассальная присяга хана Кючука снимает половину забот по охране новых границ, а упавшая в руки крепость Саркел сродни выигрышу по трамвайному билету. Он повернулся к Нилу:
— Пошли гонца к Смельдуру. Ему надо без промедления идти на Саркел. Как только соберет береговые дозоры, сразу на весла, и вниз!
— Мурманы не высаживались на берег, — растерянно ответил сотник, — Касай сам себя обманул: видать, лошади пали, вот он с сыновьями и попытался на чайке[71] уйти.
— Вот оно как! Ну да ладно, найди Ульфора, пусть перетащит на Иловлю дюжину драккаров. Ахиллу подготовить дюжину пушек и отправить вместе с мурманами.
— Так это, Андрей Федорович, — замялся Нил, — сегодня утром в драккары впрягли верблюдов и перетащили их на Иловлю. Тут такой шум стоял! Неужели не слышал?
Охренеть! Это ж надо так вырубиться! Вон на земле пропаханы глубокие борозды! А верблюды еще те скоты, шага просто так не сделают, обязательно постараются воспроизвести рев пароходной сирены.
— Хайнц, плесни-ка мне кофе, — попросил Норманн, — и сотника не забудь.
— Нет, спасибо, скоро обед, — отказался Нил, — мне бежать надо, Ольгерд Гедиминович про тебя спрашивал, с утра по насыпи ходит, да боится побеспокоить.
— Случилось что?
— Да нет, тихо вокруг. Рейтары с французами разбежавшуюся скотину собирают да половецких девок портят. Остальные добычу делят и порядок наводят.
— Ты хвостом не крути! — прикрикнул Норманн. — Что Ольгерду надо?
— Хочет в Саркел с мурманами уйти.
— В Ялту ему не хочется? Там солнышко не такое жгучее и вино сладкое! Крепость здесь сама построится, и крестьяне с неба свалятся вместе со скарбом и домами!
— На рассвете галера из Медвежьего замка пришла. Софья Андреевна с Агеем приехали. Федор Данилович родственников прислал тебе в помощь, чтоб за работами следили да учет вели, — тихо сказал сотник.
Зря повысил голос, по существующим обычаям Нил не имеет права сообщать князю новости, для этого есть дьяк по имени личный секретарь. А здесь Норманн снова совершил очередной ляп, вместо положенного штата он взял в поход всего лишь одного человека. В результате дьяк по имени Ерофей по уши увяз в денежных расчетах и учете поступающего снабжения. Летописец монах Онуфрий автоматически оказался и письмоводителем, и личным секретарем. Небось сейчас отдувается за князя-лежебоку, привечая гостей и развлекая их разговорами.
Допив кофе и приведя себя в порядок, Норманн направился к шатру. Глянув на пристроившуюся охрану, князь еще раз себя укорил. Он отдыхал на берегу Камышинки, безмятежно рыбачил, затем дрых на теплом песочке, а воины неслышно оберегали его покой. С холма открывалась отличная панорама на построенные укрепления, обе реки и наспех засеянные поля. Глаз сразу приметил суету и снующих между шатром и караван-сараем людей. Навстречу широким шагом приближался Ольгерд:
— С победой, Андрей Федорович! — Он обнял и расцеловал Норманна. — Знатно вчера побили степняков! А трофеи! Ух! До сих пор не собрали разбежавшихся овец, коров и лошадей!
— Не забыл о доле хана Кючука?
— Не берет! Твердит об оставшихся в Цимлянских степях стадах, — без тени огорчения ответил Гедиминович.
— Не обижай его, как-никак вы теперь соседи, — предупредил Норманн.
— Тут такое дело, — помявшись, заговорил Ольгерд, — мне бы с ханом по Дону спуститься да пограничную вежу поставить.
