Водитель Мёртвых размышлял. Это занятие по-прежнему казалось ему новым и даже необычным — вполне понятно, если учесть, сколько тысяч лет он просто водил бесконечные караваны душ Чёрным Трактом, не думая, не рассуждая, словно мул с наглазниками подле мельничных жерновов.
Залы Хель не пусты, здесь по-прежнему обитала память о могущественной дочери Древнего Бога Доки. Яргохор ощущал её, эту память, она поднималась из тёмных глубин забвения, наплывала, словно туман; её источали стены и своды, каменные утробы Залов Хель, казалось, до сих пор оплакивали давно сгинувшую владычицу.
Как же тут обходилось без неё, подумал Яргохор. Мысль эта никогда его не посещала — он ведь раньше вообще не думал. Оставались её слуги, безмолвные, бесстрастные существа, не живые и не мёртвые: они заботились о спящем Гарме, псе, вскормленном мясом с трупов, они как-то распоряжались Залами.
Они существовали — в Залах оставалась изначальная сила, изначальный момент, позыв, движение.
Наверное, впервые за все века Яргохор размышлял, что же заставляет души пребывать здесь, в Залах. Они не хотели сюда; они страдали здесь. Их охватывал невыразимый ужас, но его воля, воля Водителя Мёртвых, была сильнее. Он гнал их, подобно стаду, и не знал никакого иного существования.
320 -м--—•—•—м-м—■—•—■——•—•—■—к
И потом они оставались здесь — навеки.
Во всяком случае, так верили обитатели Большого Хьёрварда.
— Се — моё, — еле слышно повторил Яргохор.
Серый меч чуть заметно вздрогнул. Чёрное пятно, заменявшее лицо бывшему светлому богу Ястиру, медленно повернулось к ожившему оружию.
Давным-давно его гонители, его родня, решившая покарать отступника, вручила ему этот клинок. Вручила, ничего не опасаясь, память уже успела покинуть будущего Водителя Мёртвых.
Клинок был родом отсюда, из Залов Хель. Выковал ли его для давно сгинувшей хозяйки неведомый умелец-гном, возник ли меч как-то ещё — Яргохор не ведал. Но серое лезвие было ключом. Ключом и властью. Ключом, что отпирает местные врата; конечно, запертую дверь всегда можно выломать, и отпущенной Водителю Мёртвых силы на это бы хватило с лихвой, но...
Но меч был ключом.
Сейчас Яргохор вспоминал настоящую страсть старшей родни к разного рода мечам и талисманам. К убийственному оружию, что они создавали, живому, навроде Крылатых Гигантов, и неживому, вроде Белых Дисков.
Они словно боялись чего-то. Или чего-то ждали со страхом и пытались подготовиться. Один раз им это удалось — когда восстал Ракот. Второй раз уже нет, и они пали.
Были, были мятежи и до этого, вспоминал Яргохор памятью Ястира. То тут, то там восставали приверженцы Древних Богов; иногда им удавалось накачать своих кумиров силой, прежде всего через верные, как смерть, кровавые жертвоприношения, но на такие случаи всегда имелся Губитель, как крайнее средство,
или же многочисленные армии сторонников пресвет-лого Ямерта.
Все мятежники, что случились до Ракота, были разбиты. Формально разбили и Ракота, но только формально, потому что его падение научило Хедина Познавшего Тьму, как надо и как не надо поднимать восстания.
Оружие не помогло. Серый меч, чуть вибрировавший и подрагивавший от напора незримой силы, тщился уверить своего хозяина в обратном.
Водитель Мёртвых медленно протянул руку, пальцы в латной перчатке сомкнулись на эфесе.
«Ко мне», — пронеслась по Залам беззвучная команда.
«Ко мне».
От края и до края необъятных Залов прокатился неслышимый зов. Бледные тени скопившихся здесь душ замерли, вскидывая бестелесные головы, глядя куда-то сквозь камень и скалу бездонными дырами глаз, где не было ничего, кроме пустоты.
Зов был силён, неодолим. В нём сливалось старое и новое, словно Яргохору отвечало эхо высоких сводов.
Словно бы древняя Хель вновь воссела на своём троне.
Души ответили. Безмолвные, бездыханные, словно лёгкое трепетание тумана, они повлеклись туда, куда требовательно звал их голос нового властелина.
И они подчинялись!
Сколько времени прошло, Яргохор не ведал, мгновений для него не существовало.
Пространство перед его троном заполнилось. Бледные тени, великое их множество, казалось, никто не в силах его сосчитать. Его воля приказывала и повелевала, никто не смог ослушаться, явились все.
Здесь, в залах Хель, между мёртвыми больше не было различий. Души при Яргохоре, восседающем на троне, казались бледными колыхающимися тенями, отнюдь не призрачными копиями тех, кем они были при жизни.
Яргохор звал и звал. Все, все до одной души, явившиеся в Хель после падения её первой хозяйки, представали перед ним. Неисчислимые скопища, вырванные из великого коловращения, навечно похороненные в подземных залах, где им — спустя множество эпох — предстояло-таки истлеть, тихо развеяться.
Но у Яргохора имелось на этот счёт своё собственное мнение.
Чернота под шлемом, сплошной мрак, где, как в заточении, тысячи лет таилось сознание Молодого Бога Ястира, дрогнула, словно по тёмной воде побежала стремительная рябь.
Он был Водителем Мёртвых — и не знал, какую огромную силу были вынуждены вложить в него Молодые Боги. Точнее, они дали ему возможность распоряжаться этой силой, но строго для одного-единствен-ного — направлять души Хьёрварда на Чёрный Тракт.
Водитель Мёртвых не думал, не рассуждал. Он просто чувствовал, что сила эта где-то рядом, и неосознанно тянулся к ней, словно иззябший — к теплу. Сила была подле, совсем близко, но ускользала всякий раз, стоило ему очутиться, как мнилось, у самого её края.
И это лишало его последних остатков разума.
Вернул их ему Старый Хрофт.
Тьма продолжала открывать ему память. Высокие своды Залов Хель отзывались его мыслям, и над собравшимся множеством душ медленно стягивался, собирался воедино чудовищный призрак давно погибшей их хозяйки.
Тьма смотрела из незримых глазниц Яргохора прямо в жуткий лик давным-давно павшей дочери Локи.
Водитель Мёртвых спросил. Без слов, даже без «символов» или «знаков». Это был просто позыв, побуждение к действию.
Призрак медленно покачал уродливой головой.
«Нет, Ястир. Не делай этого.
Невиданный шторм уже готов разорвать не столь уж крепкую связь этого места с миром Хьёрварда, и тогда порядок жизни и смерти в обители живых нарушится окончательно.
Ведь мы, мёртвые, нужны, чтобы служить живым».
— Это ты так думаешь, — хрипло сказал Ястир. Он словно пробивался, прорывался к свету и воздуху сквозь толстую, густую, маслянистую жижу, давившую на лицо, не дававшую дышать.
Под сводами подземелий звучал древний язык Обетованного.
Призрак вновь покачал головой, на сей раз — с печалью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
