— Я не слуга, достойнейшая, — слегка пожал плечами молодой жрец. — Не посыльный. Ступай за мной, я провожу тебя. Но не держи сердца, если мастера откажут тебе в беседе.
— Они не откажут, — прошипела Оружейница. — Веди!
— Я вернусь, — посулил жрец молодухе с больной девочкой. — Скоро. Потерпи чуть-чуть, милая.
Они быстро миновали первую, общую залу, где хватало народа; так же быстро прошли зал с гобеленами, изображавшими «всю жизнь великого Хедина».
— Теперь вниз, — предупредил гостью молодой жрец.
Узкие ступени, вырубленные прямо в теле скалы, круто уходили вниз, утопали во мраке.
— Хедин Познавший Тьму — светел и благ. Он никогда не любил подземелья!
— Достойная гостья, ты вправе возносить моления великому Хедину так, как считаешь нужным. Он не устанавливал канонов. Не указывай же и нам, как надлежит обращаться к великому богу.
Альвийка что-то пробурчала.
— Веди, — единственное вслух.
Храм Хедина не был крепостью. Здесь не рубили
потайные крипты, адепты не собирались в катакомбах. Два марша — свет вокруг совершенно угас, мерцал фиолетовым лишь эфес альвийского кинжала.
— Ожидай, — недовольно сказал жрец. Сделал шаг — и словно утонул в тёмной глуби.
Оружейница осталась одна. Пальцы до боли сжимались на рукояти клинка. Нет, ей не удавалось сохранить маску ледяного спокойствия — выдавали глаза, выдавали побелевшие губы, закаменевшие скулы.
Выдох-шипение сквозь сжатые зубы. Чернильная тьма впереди, мёртвая, ожидающая.
— Зачем ты здесь, Оружейница?
Старший мастер Хенсби вырос перед ней. Взгляд тяжёл, брови насуплены.
— У меня важные вести, мастер.
Тот вздохнул.
— Хорошо. Поднимемся в трапезную. Но, прошу тебя, Оружейница, пото...
— Поторопись?! — раздражённо перебила аль-вийка. — Уж потороплюсь, да. Ты можешь дозваться великого Хедина вот прямо сейчас, немедленно? Без увёрток и хитростей, дай простой ответ — да или нет?
— Нет, — спокойно и с достоинством ответил старый мастер. — Это храм, а не сторожевая крепость. У нас не протянуто вервие к колоколу в покоях Познавшего Тьму.
— И очень плохо, что не протянуто, — прошипела Оружейница. — Неужто я гнала сюда понапрасну...
— Что случилось? — наконец произнёс Хенсби. Ему явно не хотелось это говорить, ступать на удобную для раздражённой альвийки тропу, но пришлось. — Может, ты, достойнейшая, скажешь мне, в чём твоя беда?
312 -и—■—•— н-н—•—•—■——■ « •—►*
Гостья расхохоталась. Смех получался истеричный, действительно «сквозь слёзы».
— Беда? Беда?! Беда у всех у нас! Хедин... Хеди-на... его... он... — Голос её сорвался.
— О чём ты, Оружейница? Великий Хедин...
— Его. Больше. Нет, — раздельно отчеканила аль-вийка и, отбросив последние следы гордости, разрыдалась, бурно и самозабвенно.
Старый мастер вздохнул. Снисходительно, словно говоря с выросшей внучкой, капризной, но любимой.
— Достойнейшая. Великий Хедин был, есть и пребудет вовеки. Нет такой силы, что прервала б его существование. Если тебе привиделся дурной сон...
— Какой сон! Какой сон! — яростно всхлипнула альвийка. — Чушь!., у нас не сны, у нас — у меня — магия, истинная, глубокая, глубочайшая!
— И что же?
— Что же?! Что же?! Тебе что, мастер, не известно, кто я такая?!
— Известно, достойнейшая. Но прежде, чем длить и длить нашу беседу, позволь предложить тебе нашего собственного мёда. Нет ничего лучше от внезапных девичьих слёз.
— Д-девичьих?!
— Конечно. Я ведаю, Оружейница, ты живешь уже много-много веков... но сердце твоё по-прежнему девичье. По-прежнему полно огня и... страсти.
— Что-то многовато тебе открыто в нём, мастер!
— Прости, достойнейшая. Но альвы слишком... гм... сильно недооценивают нас, людей. Даже столь искусные в чарах и сведущие в металле, как ты. Пойдём, пойдём наверх. В трапезную. Мёд сейчас принесут.
...Мёд был хорош. Оружейница вытерла слёзы, в последний раз хлюпнула носом, забывая об альвий-ской холодности и сдержанности.
Хедин, враг мой. Т. II. «...Тот против нас!»
-н—■—•—■—и-н—•—•—■—м-и--—•—•—н-
— Поведай мне теперь. — Старый мастер утвердил локти на столе, устроил подбородок на сведённых вместе ладонях. — Поведай мне, что за странные слова ты произносишь? Сказанное тобой невозможно, но... но ты не просто гостья, ты Оружейница Айвли, и я не привык поворачиваться спиной к твоим словам.
— Благодарю, мастер Хенсби, — вздохнула альвий-ка. — Дело в том, что я... давно уже... — На алебастровых щеках появился румянец.
— Нет ничего зазорного или постыдного в том, чтобы любить великого Хедина, — спокойно и сочувственно сказал мастер. — Он заслуживает подобного.
Айвли опустила глаза.
— Ты знаешь...
— Конечно. Людской век короток, мудрая Оружейница, мы быстро учимся.
— Прошли века, мастер. По людскому счёту вечность. Вечность, а я... по-прежнему... обращаю к нему свои мысли. — Айвли говорила медленно, словно сама себе изумляясь и глядя расширившимися зрачками куда-то мимо мастера Хенсби. — И всё, что я делаю... я взываю к нему. Ведь когда-то он дарил меня... своей благосклонностью. Ой, что это я, про что это я... — Румянец на щеках альвийки горел всё сильнее.
— Сказанное тобой умрёт во мне, — негромко сказал Хенсби. — Хорошо, что молодые мастера пренебрегли этой беседой.
— Хорошо... — чуть невпопад откликнулась Оружейница. — Голова что-то кружится у меня после твоего мёда, мастер... Опущу подробности, скажу лишь, что я всегда... знала, что с ним всё в порядке. За исключением одного раза, когда перестала знать. Но это было совсем, совсем недолго.
— Как же тебе удалось? Амулет, талисман? — заинтересовался старший жрец.
Ник Перумов
314 -и—■—<—•—и-н—•—•—■—и~и —■—■—и-
— Амулеты... талисманы... — Губы Айвли скривились в горькую усмешку. — Люди... или, нет, прости. Не люди. Мужчины. Вы так предсказуемы... как дети. Всё вам кажется, что какими-то... мёртвыми вещами, пусть даже с магической силой, можно что-то изменить... Нет, конечно. Нет у меня, как в сказках, волшебного ножа, с которого, коль с милым что-то приключилось плохое, кровь вдруг потечёт. Только внутри, вот здесь, — она похлопала себя по груди, — здесь у меня и амулеты, и талисманы. Настроила себя на него. Не видела, говорить с ним не могла... но чувствовала. Всегда. Он есть. Как там у вас, людей, говорится? «Женское сердце — вещее»? Ну да, правда. Ничего особенного. Что, считай, почти любая жена или просто влюблённая умеет, когда милого ждёт...
— И что же?
— И вот его больше нет.
— К-как?!
— Т-так! — сердито передразнила Оружейница. — Пусто здесь, в груди у меня! Пустота болотная, топь затягучая! Расточилось то, что Хедином было, расточилось и сгинуло, нет его больше в мира пределах! Века, века он всегда со мною был — а теперь нет! Ох, мастер, мастер Хенсби! Ну сделайте уж что-нибудь, пожалуйста! Воззовите к нему Не верю, что не можете!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
