– А хорошо пошла, проклятая!.. – с искренним чувством воскликнул Игорь Клесмет и не выдержал: взял с тарелки веточку укропа.
– Говори ты, Юра, – сказал Ноговицын. – Твоя очередь.
– Ну, что тут сказать, – Гарвилло взял свой стакан и поднялся, закинув край простыни на плечо. – Как известно, три удовольствия даны мужчине: резать мясо, жевать мясо и тыкать в мясо своим тем что у него есть. Так вот: за то, братцы, чтобы резалось, жевалось, тыкалось и вообще хотелось как можно дольше, больше и разнообразнее!..
– За неразборчивость в половых связях, короче! – резюмировал Ноговицын.
Все встали, чокнулись стаканами и дружно выпили.
– Почему же обязательно неразборчивость? – спросил Гарвилло, зажевав водку салом и чёрным хлебом. – А впрочем, и за неразборчивость. Кому нужна эта разборчивость, когда живем один раз? А женщин плохих не бывает. Бывает мало водки. Бывает много водки. А женщины – все хорошие.
– Оно так, – сказал Ноговицын и назидательно поднял вверх вилку с надетым на неё куском маньянского жаркого. – Да только не всякий, у кого снизу п… подвешена, имеет право женщиной называться!..
– Стратегия мышления низшего типа, – выдавил Клесмет из глубин своего необъятного организма.
– Ну что, по третьей нальём? – спросил Бурлак. – Или ещё погреемся?
– Погреемся! – сказал Клесмет. – Куда спешить? Да и воды ещё в бассейн столько не налилось, чтобы Чёрное море сделать.
Бурлак не понял, как и зачем нужно делать Чёрное море, когда под боком сразу два разных океана, но переспрашивать не стал, а направился вслед за остальными в парилку.
До “Чёрного моря” дошло дело только после четвёртого захода в парилку. А после третьего – затеяли нырять в бассейн спиной вперед.
Воды уже налилось достаточно. От бортика до поверхности было около метра. Один нырял, остальные сбоку следили, чтобы спина оставалась прямая. Если ныряющий сгибал спину, прятал голову в плечи или выставлял вперёд задницу – нырок не засчитывался.
Руки надлежало раскинуть в стороны. Такой способ ныряния назывался “христос”. Как и следовало ожидать, хуже всех “христос” получался у Бурлака. Как он ни старался, а всё равно плечи его сгорбливались, руки смотрели не в стороны, а вперёд, что же касается задницы, то задница и вовсе вела себя непредсказуемо: то вертелась как ей вздумается, а то выворачивалась куда-то вбок.
Владимиру Николаевичу стало обидно за свою немощь, и он плюхался и плюхался с бортика, пока отбитая о воду спина вся не посинела, а своевольная задница не начала отчаянно чесаться.
Наконец, сосредоточившись из последних сил, ему удалось совершить приличный “христос”, и его товарищи, которым уже поднадоело это ныряние и хотелось выпить, разразились бурными искренними аплодисментами, комплиментами и разными обнадеживающими словами с непременной сексуальной подоплекой.
Напоследок в честь новообращенного Бурлака полковники исполнили коронный номер – коллективный прыжок “тройной христос”. Они втроём влезли на бортик, встали спиной к бассейну (Клесмет – в центре), по команде Ноговицына дружно растопырили руки в стороны и медленно-медленно упали в воду прямыми спинами вперед.
Бурлак так расчувствовался, что, не дожидаясь, пока бравые ныряльщики вылезут из воды, побежал к столу бегом и налил по полной каждому. Затем он так долго вымучивал какой-то сверхлюбвеобильный тост, что даже сам себя застеснялся, и оборвал его, не закончив, после чего опрокинул в себя стакан, взял на нож кусок сала и попытался в уме умножить 3974 на 2967, но ему помешал Игорь Клесмет.
– Сало надо брать исключительно руками! – взревел он как истребитель, на форсаже уходящий от стаи стингеров. – И тот не военный, кто так не делает! В одну руку – сало, в другую – хлеб!
– А стакан куда же? – ехидно поинтересовался Юра Гарвилло, явно имея в виду какую-нибудь похабщину.
– Стакан – в зубы! – ответил Клесмет. – Вот так!
Он зажал в зубах край стакана, из которого только что выпил, и протянул обе свои клешни к середине стола. Едва он дотянулся до сала, как стекло в его зубах хрустнуло, осколки брызнули в разные стороны, стакан с откушенным краем упал на пол, но не разбился, а укатился куда-то. Клесмет выплюнул изо рта остаток стакана, взял руками хлеб и сало и принялся всё это активно жевать.
– Ты, Игорь, тоже, я гляжу… с факультета прикладной эстетики, – заметил Гарвилло.
– Да хоть… с прикладной педерастики! – вострубил Клесмет, прожевавшись. – Какая беда?..
– Пойдем, ещё погреемся, – предложил ему Гарвилло. – Уж больно хороша у Володи парилка.
– Щас, – сказал Клесмет. – Дай дожую.
– Пойдем, пойдем. А то пора уже “Чёрное море” делать, а мы ещё не допарились…
Клесмет встал во весь свой гигантский рост и заревел на всю резидентуру:
– Я вам сейчас покажу, на хер, Чёрррное море, потому что вы, блин, ни херрра не видели Чёрррного моря!!!
Гарвилло уволок его в парилку.
– Не перевелись ещё богатыри на земле русской, – сказал Ноговицын, высасывая из скорлупы какой-то маньянский деликатес.
Бурлак и подумать ни о чем не успел, а уже в одной руке его сама собой очутилась ложка, а в другой руке – горбуха “бородинского”. Ложкою он зачерпнул крепчайшего полужидкого чили, намазал его на хлеб, посолил и отправил в рот. Ноговицын, с любопытством наблюдавший за его действиями, протянул ему открытую банку ледяного пива.
– Уважаю, – сказал он Бурлаку. – Старая школа.
– Я тебя слушаю, – птичьим голосом сказал Бурлак, вытерев слезы с лица.
– Дело такое, – сказал Ноговицын. – Ребята завтра с утра испарятся. На три дня. В четверг вернутся. Если что – они здесь, в хате. Работают на проверке. Ври что хочешь, но до утра четверга нужно продержаться. Кровь из носу.
– Ну, это организуем, – сказал Бурлак.
– Вот и хорошо. Значит, если всё пройдет гладко, твой бакшиш – три тысячи баксов. Окей?
– Баксов – это долларов?
– Их.
– Ну, окей.
– Ровно в четверг к обеду лягут на твой счёт. Могу наличманом, если хочешь. Но твои люди тоже ничего не должны заметить. То есть, должно постоянно ощущаться всем персоналом присутствие нас всех троих. Если что – чтобы они под присягой поклялись, что мы все здесь были. Я понятно объяснил?
– Вполне.
– Договорились?
– Насчёт меня – нет проблем. Насчёт моих людей – боюсь, возникают трудности… за те же деньги…
– Как! я не сказал?..
– Не сказал…
– На тебя, Володя, ведь сигнал поступил серьёзный. От твоего зама. Очень серьёзный. По прежним временам – уже был бы тебе здец3.14. Окончательный и бесповоротный. Но и по нынешним временам он недалеко отсюда бродит. Так вот – сделай мне хорошо, Володя, и я в четверг тебе подарю эту бумажку. С собственноручной подписью мерзавца. Ну как?
– Договорились.
Ноговицын налил по чуть-чуть себе и Бурлаку. Они чокнулись и выпили молча, глядя друг другу в глаза, как стосковавшиеся голубки.
Хлопнула дверь, раздался могучий плеск, и грозный бас заревел:
– Я вам сейчас покажу, на хер, Чёрррное море, потому что вы, блин, ни херрра не видели Чёрррного моря!!!
Бурлак с Ноговицыным поспешили к бассейну. Вода доходила Игорю Клесмету, стоящему ровно посередине бассейна, до ключиц. Огромными руками он с силою колыхал воду: вперёд-назад, вперёд-назад.
– Присоединяйтесь!!! – крикнул он подошедшим полковникам, багровея от натуги.
Бурлак недаром сожрал маньянского соусу: быстрый взгляд, которым обменялись Гарвилло с Ноговицыным, мимо его внимания не проскочил.
– Ну же!!! – вскричал Клесмет.
Волна, которую он поднял, уже перехлёстывала через бортик и растекалась по кафельному полу.
– Набрызжем мы тут тебе, Володя… – виновато сказал Ноговицын.
– Ничего, бойцы подотрут, – сказал Бурлак.
– Ну, тогда прыгаем?..
– Прыгаем.
Они прыгнули в бассейн и теперь раскачивали воду в восемь рук.
– Я вам сейчас покажу, на хер, Чёрное море, потому что вы, блин, ни херрра не видели Чёрррного моря!!! – опять заорал Клесмет.
– Ни хера не видели!!! – завопил Гарвилло. – Чёрного моря!!!
– Не видели ни хера!!! – крикнул Бурлак и сам себе удивился.
Воды в бассейне заметно убавилось. Чтобы волна оставалась прежней высоты, полковникам уже недостаточно было стоять на месте и двигать руками. Им теперь приходилось синхронно с движением водной толщи бегать от бортика к бортику. По очереди они, высоко подпрыгнув, падали на воду и по нескольку секунд качались на созданной их усилиями волне.
Вода растекалась по полу, по багровым рожам растекалось блаженство.
Глава 38. Ольга Павловна учиняет гадость
Конечно, нация вредная и на земле вполне излишняя, размышляла Ольга Павловна, выходя на обочину и голосуя такси. С одной стороны. Но с другой стороны – ведь недаром писал кто-то из этихъ, прошлого века, что жидам для того шкуру на конце обрезают, чтобы там Божий ангел селился; потому так сладко, так сладко нынче ночью Маркуша меня отодрал.
