рассчитал.
Иван побарабанил пальцами по столу, изображая задумчивость.
— Тебе только мужики нужны или с санями?
— С санями и с лошадьми, — оживился парень. — Только, — слегка взгрустнул он, — рассчитываться будем в Рыбинске.
— А аванс? — деловито поинтересовался Пулковский, словно всю жизнь нанимался в возчики.
— Без аванса, — еще больше взгрустнул купчик из Рыбинска. — И за свой кошт. Рассчитаюсь в Рыбинске, все расходы окупите.
Николаев и Пулковский перетянулись и захохотали. Вот оно что! Дело не только в плохой дороге и во времени. Ну какой дурак пойдет наниматься на работу, не получив аванс, да если еще и дорога за собственный счет? Сено, значит, свое, харч свой, и на постоялом дворе сам платить будешь. А рассчитаются ли с тобой в Рыбинске? Нет, слишком уж ненадежен наниматель.
— Деньги, значит, батькины прокутил, — хмыкнул Иван. — Пропил, или в карты проиграл?
Парень только рукой махнул, мол, какая теперь разница?
— Тебя как звать-то?
— Никитой меня зовут. По батюшке — Никита Петрович.
— Сколько ты за поездку дашь, Никита Петрович? — спросил Иван. — И сколько возчиков надо?
Рыбинский купчик оживился.
— Триста пудов у меня. Значит, хотя бы пять саней нужно. По пятьдесят рублей возчику. Ну, вам, если мужиков найдете — двадцать рублей на двоих, за посредничество.
— А с нами как рассчитываться станешь? В Рыбинск за тобой ехать, Никита Петрович?
— Так я вам потом по почте деньги пришлю. Адрес мне свой скажете, вот и все.
Вот так вот. Хоть плачь, хоть смейся. По почте он деньги пришлет!
— А могу через возчиков передать, вернее будет.
— Значит так, Никита, — решил Иван. — Возчикам ты по сто рублей заплатишь, за меньшее, да без аванса, да за свой кошт никто не пойдет. А мы тебе к завтрашнему дню и сани найдем, и мужиков. Я сам с тобой съезжу, так что и двадцать рублей не надо. Пятерых не найду, но трое саней — точно.
— Утащат кони-то? — с сомнением спросил парень.
— Если возчики пешком пойдут, утащат, не сомневайся. Не первый раз, чай. А по сто рублей на брата не страсть как и переплатишь.
От радости парень вскочил. Начал жать руки, обнимать, еще немного — и принялся бы целовать спасителей.
— Да я, да я, да я вам в Рыбинске… Да все до копеечки возмещу, да батька такой стол накроет!
— Ладно, Никита Петрович, не гоношись. Хотя какой ты Петрович, если все деньги профукал? Никитой обойдешься. Завтра днем сюда подходи, мы подъедем, погрузимся, а потом в Рыбинск поедем.
— Ночью? — удивился Никита. — Да кто ж по ночам-то ездит?
— Выедем вечером, чего время-тο зря терять? Ночи, хоть и темные, но по реке не заблудимся. Сколько можно проедем, поспим немного. Глядишь, послезавтра уже в Пошехонье будем, а там до Рыбинска рукой подать. Если, говоришь, дороги вскрываться стали, так лучше ночами ехать, а днем у бережков жаться.
— И впрямь, за три дня можем доехать, — призадумался Никита. — А тебя-то как звать?
— Меня Иваном Афиногеновичем кличут. Можешь "дядя Иван". Ну, беги, Никита. Мы тут с товарищем посидим, птицу съедим да поедем для тебя возчиков искать.
Счастливый по уши, парень убежал. Иван и Васька посмотрели друг на друга, улыбнулись.
— А я понял, где Никитка деньги оставил, — заявил Пулковский. — Кроме как у Клавки-бесовки, больше негде. Выбирает шмара, кого помоложе да при деньгах, да кутит с ним напропалую, да все прочее, а как у парня деньги заканчиваются — коленом его под зад. Этому Никитке повезло, что без штанов не оставила.
Николаев глянул на остатки цыпленка, догрыз уцелевшее мясо, понизил голос:
— Сухарев хвастал, что склад у него теперь есть?
Васька, оглядевшись вокруг — не слышит ли кто, полушепотом ответил:
— Есть, я сам видел — пустой вагон, на запасных путях стоит. Ванька клялся, что он числится аж за Читинской железной дорогой. Есть еще подсобка в ресторане, пустует нынче.
— Мечтал Ванька вагон в Питер отправить, по нему и выходит. Вагон не вагон, а треть вагона — тоже неплохо.
— Неохота мне пехом переть, — вздохнул Пулковский. — Может, найдем еще пару саней?
— Обойдемся, — отмахнулся Иван. — Склад у речных пристаней должен быть или за рекой, на Ветке Чола. От пристани до железнодорожного вокзала версты три, если напрямую, а объезд, по окраине города, верст пять. От Ветки Чолы ехать подольше, но ненамного — верст шесть. Ну, чего гадать, завтра все сам покажет.
— Так мы из города-то выезжать не станем? — догадался Васька.
— А зачем нам куда-то выезжать? — усмехнулся Иван. — На трех санях, не спеша, за ночь по две ходки сделаем, все триста пудов и перевезем.
— А куда Никиту Петровича девать? В дороге можно снежком присыпать, в полынью спустить.
— Ох, Вася, тебе лишь бы грохать, — укоризненно покачал головой Иван. — Свяжем парня, в складе оставим. Даже рот затыкать не станем, пусть орет. Грохнем — труп потом обнаружат, искать нас начнут, оно нам надо? Ограбили купчика — это одно, а убили — совсем другое. Пусть живет Никита Петрович, жизни радуется. Поехали-ка лучше в Демьянку, за мужиками.
Ну вот, опять всю ночь не спать. И чего все считают, что бандитам живется легко?
ПО СТРАНИЦАМ ГАЗЕТЫ "КОММУНИСТ", 1922 ГОД
Театральные рецензии
10 сентября
Рец. на постановку Череповецкого театра "Девичий переполох". Соч. Крылова. Пост. Мокина.
— С разных сторон я получаю несколько замечании о том, что мои рецензии слишком бьют по самолюбию, как артистов, так и режиссуры, что чрезмерно резкая критика только расхолаживает их… можно совсем отпугнуть от Череповца хороших артистов. Словом, Череповецкий театр оказался под серьезной угрозой — и виновником этой опасности является;.. рецензент.
О.С.
07 октября
Рец. на постановку Череповецкого театра "Ведьма". Соч. Трахтенберга. Пост. Кринского.
"Революционному репертуару отведено особое внимание, так как революционному пролетариату необходимы пьесы, в которых радость в труде, героизм являются двигателем жизни" — цитата из выступления тов. Мокина, гл. режиссера
