трескал, за ушами пищало, а Ивану не очень понравилось — цыплята пережарены и чересчур наперчены. Зато в ресторане был певец — низенький толстый дядька с неплохим баритоном. Певческие голоса Иван научился распознавать еще в учебной команде, бас от тенора, тенор от баритона отличал. На хрена это было солдатам императорской армии, никто не знал, но разбирались.
Пулковский, выпив пару рюмок, расчувствовался, полез в карман за деньгами и отправился заказывать песню. Певец, малость посомневавшись, посоветовался с метрдотелем, начал выводить:
Там в саду при долине, Громко пел соловей. А я, мальчик, на чужбине, Позабыт от людей. Позабыт-позаброшен С молодых юных лет, А я мальчик-сиротинка, Счастья доли мне нет.
Васька, прикрывший глаза от удовольствия, принялся вполголоса подпевать:
— Вот нашел уголочек Да и тот неродной — В исправдоме за решеткой, За кирпичной стеной. — Привели, посадили, А я думал — шутя. А наутро объявили: — Расстреляют тебя!
Иван не очень любил воровские песни. Ну, до чего ж они любят на жалость давить, а уж себя-то как любят пожалеть — тьфу! Вона, на Пулковского посмотришь — у того уже слеза капает в тарелку, а цыпленок и так пересолен. Но после третьей рюмки сам не заметил, как присоединился к Ваське:
Вот убьют, похоронят, И не будет меня, И никто не узнает, Где могилка моя. На мою на могилку, Знать никто не придет. Только раннею весною Соловей пропоет.
— Мужики, а вы местные будете? — выдернул их из жалостливой песни чей-то незнакомый голос. Надо сказать — тоже жалостливый.
Иван приподнял голову. Вот только соберешься песни попеть, так какая-нибудь зараза помешает!
Перед их столиком стоял парень лет двадцати пяти купеческого вида — пальто с начесом, папаха, а на ногах не крестьянские валенки, а дорогие бурки.
— Мужики пашенку пашут, — лениво отозвался Васька. — Паскуда, весь кайф обломал. Щас я тебе…
Пулковский сейчас выдал бы что-нибудь "рога пообломаю" или "шнифты выдавлю", а то и заехал бы парню по морде, но под взглядом Ивана осекся. После того случая в Питере, когда его избили люди Косого, развязав небольшую бандитскую войну, Васька стал осторожнее. На сколько его хватит, неизвестно, но пока пил в меру и руки по пьянке не распускал.
— К незнакомым людям, товарищ, нужно обращаться: "Граждане!" — веско сказал Иван. — Вы где, гражданин, такое видели, чтобы мужики по ресторанам ходили?
— Извините, граждане, — стушевался парень и уже повернулся, чтобы уйти, но Иван, подмигнув Ваське (Интересно же, чё этому бобру понадобилось?), окликнул его:
— Чё хотел-то, гражданин хороший? Дело какое?
— Да видел я, что вы на санях к ресторану подъехали, — сообщил парень. — Решил — вот, местные, а я возчиков нанимаю до Рыбинска.
— Мы что, похожи на возчиков? — обиделся Васька.
— Да не, граждане, не похожи, — слегка струхнул парень. — Я подумал, если вы местные, да еще с конем, то помочь сможете. Вдруг у вас мужики знакомые есть, кто извозом промышляет. Найдете — не обижу!
— Так в чем у тебя трудность-то? — не понял Иван. — Вон на базарную площадь выйди, только свистни — враз набегут. Март — еще зима, у кого лошади есть, хотят че-нибудь да заработать, пока пашня не началась. От Череповца до Рыбинска, по Шексне, дня три, если гружеными — то все четыре. Неделя, почитай, все про все. Как раз до пахоты управятся. А начнется, не до извоза будет.
— Не хотят мужики по Шексне иди, — грустно сказал парень. — Тут, у города, лед еще ничего, держит, а дальше, к Луковцу, уже вскрываться начал.
Ивану стало интересно. Выпито было не так и много, а тут и хмель начал выветриваться. Кивнув парню на стул, налил тому рюмку.
— А если в объезд, по летней дороге?
Парень выпил, угостился грибком с чужой вилки — не побрезговал, степенно пояснил:
— По Шексне дорога сто с небольшим верст, а если в объезд — под двести. Двести верст — это неделя туда, неделя обратно. Две недели терять — это много.
— Да, брат, дела, — почесал Иван за ухом. — А ты что в Рыбинск-то собираешься везти?
— Так у меня батька в Рыбинске заготкооперативом заведует, мы зерно скупаем по всей Шексне! — приосанился парень. — Склад в Череповце в прошлом открыли. Теперь надобно до открытия навигации зерно в Рыбинск свезти, а оттуда на пароходе в Ярославль.
— Чегой-то я не пойму, — заинтересовался Пулковский. — Если у тебя батя бугор, то не проще ли в Череповец пароход пригнать да зерно забрать?
— Так ить пароход-то государственный, — снисходительно пояснил парень. — Ярославское речное пароходство наркомата путей сообщений. Там такую цену за рейс заломят, только охнешь. Счет выставят и за уголь, и за матросов и еще, хрен за что. От Рыбинска до Ярославля пароход в складчину нанимаем, так и то дорого. Не потянет батя, чтобы пароходом крюк до Череповца делать. Мужиков-возчиков нанимать — раз в десять дешевле станет.
— Так ты о чем раньше-то думал? — упрекнул парня Николаев. — У тебя вся зима была. Ты бы за зиму десять пароходов перевез.
— Ну, не вся зима, — вздохнул парень. — Батя меня сюда в феврале прислал, а я задержался малость. То да се, малость не
