– Бросились в ноги, – щедро расписывала Кондратьева. – «Оставьте нам нашу учительницу, и все тут!»
– Понятно, – вздохнула я. – Не скрою, я думала об этом. У меня такая ситуация в семье непростая… А подруга хорошую работу предлагает.
– Знаете что? – Завуч сочувственно дотронулась до моего плеча. – Давайте мы с вами поступим следующим образом. У нас тут организовалась горящая путевка на море. Очень хорошая путевка, на базу отдыха. Мы с нашим директором сразу решили, что вам она сейчас нужнее, чем остальным. Вот вы с дочкой отдохнете, подлечитесь… А когда вернетесь, тогда и поговорим. По рукам?
Это предложение было полной неожиданностью. Не работа в интернате, в летнем лагере, а поездка на море…
Месяц без готовки и домашних забот?
Предложение показалось очень заманчивым. Завуч победно наблюдала за моим поведением.
– Путевочка горящая, – напомнила она. – Решать надо сразу.
Море, солнце, крабы, корабли… И все это – без Игоря?
От внезапно нахлынувшего чувства тяжелой потери слезы подступили к глазам.
Кондратьева расценила мои слезы по-своему.
– Ну, Светочка, я зову Наташу? Пусть оформляет путевку?
Я смогла только лишь кивнуть.
– Не надо слез, дорогая вы наша! Нужно радоваться! Ведь улыбка – это флаг корабля!
Глава 18
На сборы оставалось меньше недели. Мы с Иришкой бегали по кабинетам поликлиники, заполняя санаторно-курортную карту. А моя мама в это время посещала другие кабинеты, собирая справки, чтобы забрать Карину на лето из интерната. Сама Грошева уже освоилась в нашем доме и с первого дня стала называть моих родителей «мама Лидуся» и «папа Коля».
Лена ради новой работы поступила на курсы бухгалтеров, а Ксюха пропадала в своем офисе, и мы не виделись.
Среди предотъездной билетно-чемоданной суеты я вдруг подумала о Нике. О том, как она лежит в своей белой обезличенной комнате и смотрит в окно. Там, за окном, то появляется, то уходит солнце. Луна показывается то бодрым кругляшом, то ощипанным ломтиком. А в жизни Ники ничего не меняется. У нас всех кадры мелькают быстро-быстро, а у нее только эта заставка в окне. И я, зная об этом, не навещала ее целую вечность!
Накануне отъезда мы с Иришкой отправились к Гориным. В Поле Чудес и лето не такое, как у нас в Простоквашино. Здесь оно гораздо смелее отстаивало свои права.
Лес вдали за коттеджами зеленел особенно ярко, у кого-то на участке жужжала газонокосилка, распространяя в воздухе острый дух свежесрезанной травы. Вдоль заборов алели тюльпаны, сиренево мерцали строгие ирисы. А короткие голубые ели, растущие вдоль тротуаров, источали клейкий молодой аромат.
Оказавшись во дворе Гориных – Черновых, мы с дочерью разделились. Я направилась к квартире Гориных, а она выбрала крыльцо посередине.
– Иришка, нам не туда.
Моя девочка упрямо топнула ножкой и попробовала дотянуться до звонка.
– Да нет же, Ира. К твоей знакомой бабушке мы зайдем в другой раз.
Но бабушка-одуванчик уже заметила нас и, распахнув окно мансарды, махала рукой.
– Я сейчас спущусь! – крикнула она в открытое окно.
– Я вас давно жду, – сообщила бабуля, открыв дверь. – Проходите, гости дорогие.
– Можно, Иришка у вас немного побудет, пока я к Гориным зайду? – нашлась я. Мне не хотелось терять время. – Я должна Нику навестить.
– Конечно, конечно. А Никуша с утра на балконе. Вы дом обойдите и увидите.
Наверное, старушка прочла удивление на моем лице, потому и сочла нужным объяснить:
– Там этот молодой человек. Дворник. Он каждый день к ним ходит. Думаю, это он уговорил девочку подышать свежим воздухом.
– Солодовников?
– Уж не знаю, как там его фамилия, но определенно могу сказать, что это очень хороший человек. И работает хорошо. Теперь у нас кругом чистота. Он нам и газоны стрижет.
Совершенно заинтригованная, я обошла крыло Гориных и вышла на их участок.
По газону ходил Солодовников с газонокосилкой, которая и жужжала, жадно срезая траву.
Наверху, на балконе, возлежала Ника в шляпе от солнца и темных очках.
Эти двое, казалось, не смотрели друг на друга: один – погруженный в работу, другая – наслаждаясь созерцанием.
Я предпочла не нарушать это насыщенное молчание и вернулась на крыльцо. Мне открыла Элла. Выглядела она, как всегда, безупречно. Будто только что из салона. Возможно, так оно и было.
Однако в глазах, в выражении лица проступало что-то новое. Это было сразу заметно. Или, может, я прежде была вообще невнимательна к другим и многого не замечала?
– Вот пришла навестить вас перед отъездом.
– Куда-то уезжаешь?
Я объяснила про путевку, а сама с удивлением продолжала отмечать в Элле неоспоримые перемены. Казалось, она была сосредоточена на некой мысли. Была как-то особенно собранна. Будто это она уезжала, а не я.
– Как дела у Ники?
Элла внимательно посмотрела на меня, словно взвешивая про себя слова, которые собиралась сказать.
– Ника стала чувствовать руки, шевелить пальцами.
– Это же здорово! – искренне обрадовалась я. – Значит, возможно…
– Все! – остановила меня Элла. – Больше ничего не говори.
– Молчу! А Солодовников? Она его не прогоняет?
– В том-то все и дело. Сначала прогоняла, злилась. А потом… Потом он как-то не появлялся целую неделю. Мы с Романом решили – все, не выдержал парень.
– Ну… а Ника? Хоть заметила его отсутствие?
– Она спросила что-то вроде: «Куда пропал этот придурок?» А он пришел и в дом не идет. Взял шланг, поливает газон. А ей видно, что брызги. А кто это, не знает – бывает ведь, и Роман во дворе возится.
– А потом?
– Потом перед балконом появились шарики. Целая гроздь шаров. И вот они напротив окон Ники висят. А он их за нитки внизу держит. И она улыбнулась. Я сама видела – впервые улыбнулась за все это время.
– Какой он терпеливый.
– Да он просто нереальный, этот Солодовников, – согласилась Элла. – Таких вообще больше нет! Когда он приходит, мы все оживаем. Роман, конечно, в своем репертуаре – рвется решить все его проблемы. Стал звать к себе на работу, зарплату посулил, как у заместителя своего.
– А Солодовников?
– Улыбается. Мне, говорит, нравится у вас дворником работать. Только попросил разрешения библиотекой нашей пользоваться. Возьмет книжку, сядет в кресло, которое возле дверей Ники стоит, в коридорчике, и сидит, шелестит страницами.
– А она?
– Она молчит, молчит, а потом и спросит: «Эй, Солодовников, это ты или мыши?» Ну он что-нибудь ответит. Обменяются колкостями. А иногда заглянешь к ней в комнату – Солодовников сидит на полу, вслух ей читает.
Мы помолчали.
– Ты знаешь, – нарушила молчание Элла, – я каждый день молюсь – только бы ему это не надоело! Ведь она невозможная бывает. Лиза уволилась, домработница жалуется.
