– Я не боюсь, – продолжал оправдываться Тод.
– Прекрасно.
– Просто не хочу под конец испортить весь вечер.
– Естественно.
– Гад ты ползучий.
На что Джереми спокойно ответил:
– Жопа ты, а не космический всадник.
Это оскорбление подействовало, как наркотик. Тод настолько уверовал в собственную трескотню о дружбе, что не мог не быть уязвленным скрытым смыслом этой насмешки, подразумевающей, что он не знает, как должен в такой ситуации вести себя настоящий друг. На его широком, открытом лице отразилась не только боль за уязвленное самолюбие, но такое отчаяние, что Джереми по-настоящему стало страшно. Может быть, Тод в душе все же знает, что жизнь – это жестокая игра, в которой каждый игрок стремится во что бы то ни стало оказаться победителем, и знание это смущает и страшит его, и потому он так истово хватается за единственную соломинку-надежду, дружбу, чтобы не утонуть в этом знании. Если в этой игре вести борьбу не одному, а сообща, с одним или несколькими партнерами, когда уже весь мир не против тебя одного, а против твоей, хоть и небольшой, но все же сплоченной команды: Тод Леддербекк и его лучший друг Джереми против всего человечества – в этом было даже что-то романтическое и увлекательное, но в то же время от Тода Джереми буквально выворачивало наизнанку.
Прижатый перекладиной к сиденью, обиженно нахохлившийся, Тод принял решение. За решением немедленно последовало действие, и он начал, извиваясь всем телом, быстро выпрастываться из-под ограничительной планки.
– Давай, давай, быстрее, – подзадоривал его Джереми, – мы уже почти у самой вершины.
Тод ужом вывернулся из-под рейки и скользнул в углубление для ног рядом с Джереми. Зацепившись ногой за рейку, он чуть не вылетел из тележки.
Джереми успел подхватить его и поставить рядом с собой. Еще не время ему было вылетать из поезда, и не место. Слишком маленькой была скорость. Самое худшее, что с ним здесь может произойти, это то, что он отделается легкими ушибами.
Но теперь они вместе, стоят плечом к плечу, широко расставив ноги и чуть отклонившись назад, прижимаются к перекладине, из-под которой вылезли, крепко держась за нее заведенными назад руками и во весь рот улыбаясь друг другу, а поезд уже подходит почти к самой вершине подъема. Вот он проскочил через вращающиеся двери в следующий, темный, участок маршрута. Этот участок был ровным и такой длины, чтобы поднять на несколько делений внутреннее напряжение пассажиров. Пред-вку-ш-е-е-е-ние! Когда у Джереми уже зарябило в глазах, передняя тележка опрокинулась вниз, и в темноте раздались вопли находившихся в ней людей. За первой вторая, третья, четвертая, пятая…
– Космические всадники! – в один голос заорали Джереми и Тод.
…и последняя тележка поезда рухнула, с каждой секундой набирая скорость, вниз по крутому склону. Ветер засвистел в ушах "космических всадников", прижимая волосы к их головам. Затем, когда его меньше всего ждали, последовал резкий поворот вправо и тотчас взлет вверх, отчего, казалось, вот-вот оборвутся все внутренности, затем снова резкий бросок вправо, рельсы наклоняются по ходу движения так, что тележки катятся почти на боку, а скорость все растет, растет, и вдруг прямой участок пути, и снова подъем, на который быстро, по инерции, взлетают тележки, и постепенно, приближаясь к вершине, катятся все медленнее, медленнее… Пред-вку-ш-е-е-е-ние! И вдруг снова летят вниз, вниз, вни-и-и-и-з с такой скоростью, что Джереми кажется, у него не выдержит напряжения и лопнет желудок и на его месте в теле появится огромная зияющая дыра. Он знал, что последует дальше, и тем не менее все равно затаил дыхание. Поезд, неожиданно взмыв, перевернулся вверх колесами. Джереми изо всех сил уперся ногами в пол и так крепко стиснул руками предохранительную перекладину, словно хотел, чтобы его пальцы и сталь слились воедино, потому что ему вдруг показалось, что он обязательно выпадет из тележки, упадет прямо на рельсы, которые вывели их на мертвую петлю, и вдребезги размозжит себе череп. Он знал, что центробежная сила удержит его на месте, даже несмотря на то, что ехал без страховки, но то, что он знал, не имело никакого значения: то, что чувствуешь, гораздо важнее того, что знаешь, эмоция всегда берет верх над разумом. Но вот они уже вышли из мертвой петли и через вертящиеся двери влетели на следующий освещенный подъем, используя накопившуюся инерцию, чтобы добраться до верха и снова ринуться вниз, где их ждут новые крутые повороты и неожиданные нырки. Джереми бросил взгляд на Тода. "Космический всадник" был зеленоватого оттенка. – Всё, петли кончились! – заорал Тод, стараясь перекричать дробный стук колес. – Самое худшее уже позади!
Джереми разобрал смех. Подумалось: самое худшее для тебя еще впереди, дурень. А для меня самое лучшее. Предвкуше-е-е-е-е-ние!
Тод тоже засмеялся, но, конечно, по другому поводу. На вершине второго подъема тележки, грохоча, пролетели через третью пару вертящихся дверей и снова окунулись в могильный мрак, чем вызвали несказанный душевный трепет у Джереми, потому что он знал, что Тод Леддербекк видел свет последний раз в своей жизни. Поезд круто поворачивал то влево, то вправо, взмывал вверх и стремительно падал вниз, ложился набок и штопором вгрызался в непроглядную тьму.
Все это время Джереми ощущал рядом с собой присутствие Тода. То касались друг друга их оголенные руки, то они ударялись друг о друга плечами, когда поезд сильно раскачивало. От каждого такого прикосновения сладостная боль наслаждения током пронизывала Джереми с ног до головы, заставляя шевелиться волосы на руках и затылке, осыпала все тело пупырышками гусиной кожи. Он знал, что обладает высшей формой власти над товарищем, властью над его жизнью и смертью, и что в отличие от великих ничтожеств мира сего не побоится воспользоваться ею.
Он выжидал, когда поезд понесется по завершающему маршрут участку, где, как он знал, волнообразное его движение представляет собой наибольшую опасность для смельчаков, рискнувших ехать без страховки. К тому времени Тод будет уверен, что худшее уже позади, и его легче всего будет захватить врасплох. О приближении к месту убийства Джереми предупредил один из самых необычных трюков на всем маршруте: на полной скорости поезд поворачивал на все триста шестьдесят градусов, и в течение всего времени этого поворота тележки фактически катились в перевернутом на одну сторону положении. Когда круг этот будет завершен и тележки вновь выпрямятся, они попадут в район шести холмов, не очень высоких, но расположенных настолько близко один от другого, что поезд будет продвигаться по ним, как одурманенный наркотиками червяк, вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз, пока не доберется до последних вертящихся дверей, через которые и въедет в пещеру, откуда ранее отправлялся в путь. Поезд стал валиться набок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
