— Что станет с ними, когда будет покончено?
Он пожал плечами.
— Без этого — никак? Даже если отец выполнит все наши условия?
— Их слишком много. Они смогут нас опознать.
— А дети? Они что, тоже должны умереть?
— Что на тебя нашло? Я считал, ты их ненавидишь. Они украли твое наследство.
— Ведь не дети же! Джордана и мой отец — да. Но не дети.
— Дети тоже могут нас опознать.
Она сидела некоторое время молча, потом встала.
— Я, пожалуй, выйду подышать.
Когда дверь за ней закрылась, Ясфир сказал Рамадану:
— Если я не вернусь вовремя, приказ, у тебя имеется.
— Да, — подтвердил Рамадан.
— Ее отправить в расход первой, — напомнил Ясфир. — Она скорей чем кто-либо обеспечит нас виселицей. Слишком много про нас знает.
Прохладный ночной воздух приятно холодил ей лицо. Лейла медленно шла к своему боксу. Она все представляла себе иначе. А тут никакой романтики и шика нет и в помине. По большей части все было скукой и занудством. Тоска и бессмысленность днем и ночью.
И не было ни малейшего ощущения участия в борьбе за победу Дела. Она давно уже отбросила попытки увязать происходящее здесь с борьбой за освобождение Палестины. Все солдаты были наемниками. И весьма щедро оплачиваемыми. Само по себе Дело никого из них не волновало. Только их ежемесячное жалованье. Это было совсем не то, о чем рассуждали в школах юноши и девушки. Здесь слово «свобода» означало совсем другое.
Она вспомнила, как однажды Хамид пытался объяснить ей суть происходящего. Но тогда она отказалась это понять. Как это было давно! А ведь прошло всего полгода.
Отчего тогда она чувствовала себя такой юной, и такой постаревшей — сейчас?
Она замешкалась у входа в бокс и окинула взглядом лагерь. Что-то тревожило ее, но она не могла понять, что именно. Ее глаза уловили намек на движение на стене. Кто-то из пулеметчиков встал, потянулся. На фоне бледного света луны она увидела взметнувшиеся к небу руки. Потом он вдруг рухнул вниз головой с вышки на землю. В следующий момент раздался выстрел. Она застыла от ужаса — разверзлись небеса, и адский пламень извергся на лагерь.
Она побежала, но в мозгу успела коротко вспыхнуть мысль: теперь она знала, что ее тревожило. Тишина. Было чересчур тихо.
Глава 16
Дети проснулись и в ужасе завизжали. Крохотный бокс трясло от взрывов вокруг него, как казалось Джордане. Она вскочила со своей койки, подбежала к детям и прижала их к себе.
Слышала, как в соседней комнате кричала женщина. Через щели в ставнях видела вспышки красного и оранжевого света. Бокс опять содрогнулся от очередного взрыва.
Как ни странно, ей не было страшно. Впервые после угона самолета она чувствовала себя в безопасности.
— Мама, что там такое? — спросил Мухаммад сквозь слезы.
— Это папа пришел за нами, милый. Не бойся.
— Где он? — спросил Самир. — Я хочу его видеть.
— Придет, увидишь, — сказала она успокоительно. — Уже совсем скоро.
В двери появилась Энн, их няня.
— Мадам, с вами все в порядке?
— Все прекрасно! — ответила Джордана, стараясь перекричать треск автоматов и гранатные разрывы. — А у вас?
— Магде поранило руку щепкой, а в остальном у нас тоже все о’кей. — Она сделала паузу, так как от грохнувшего взрыва бокс ходуном заходил. — Вам не надо помочь с детьми?
— Спасибо, нет, все хорошо, — сказала Джордана. Ей вспомнилось что-то из военного кинофильма, который она видела однажды. — Скажи девочкам, чтобы они легли на пол и руками закрыли головы. Так целей будут.
— Да, мадам, — ответила Энн с присущим ей шотландским спокойствием.
Из дверного проема она исчезла.
— Мальчики! На пол! — крикнула Джордана, опускаясь вместе с ними.
Дети растянулись на полу рядом с матерью, и она накрыла их руками, плечами защищая их головы.
Грохот разрывов пошел на убыль. Все больше слышалась автоматная перестрелка и крики перебегающих с места на место солдат. Она крепко прижала к себе детей и ждала.
Лейла бежала через лагерь среди беспорядочно мечущихся растерянных бойцов. Лагерь был атакован со всех сторон, и было непонятно, что делать и куда податься.
Только один человек, кажется, знал, что делает. Она увидела Рамадана с автоматом в руке, бегущего к женскому боксу.
Она вспомнила о пистолете у себя на поясе и выхватила его из кобуры. Холодок увесистой стали в руке успокаивал и придавал уверенности.
— Рамадан! — крикнула она ему.
Он не услышал и продолжал бежать, потом скрылся за углом женского бокса. Сама не зная, зачем это делает, Лейла побежала за ним.
Дверь бокса была раскрыта, когда она подоспела. Она вбежала и застыла, ошеломленная зрелищем. У стены задней комнаты женщины сгрудились вокруг Джорданы с детьми. Рамадан стоял в узкой двери между комнатами, спиной к Лейле, и поднимал свой автомат.
— Лейла! — закричала Джордана. — Они — твои братья! Побойся Бога!
Рамадан обернулся, автомат направил на Лейлу.
И увидев на его лице ледяное безразличие, она мгновенно поняла всю правду. Для «Аль-Ихва» она означала ничуть не больше, чем ее братья. Люди «Аль-Ихва» придавали значение узам крови, даже если она их не признавала. Для них она была не более чем инструмент, который, будучи использован, подлежал ликвидации.
Она вскинула увесистый пистолет двумя руками перед собой, пальцы сами нажали на спуск. И только когда закончились патроны в обойме и Рамадан в диких корчах рухнул на пол, до нее дошло, что стреляла она.
Глядя поверх убитого, она увидела, как Джордана быстро загородила мальчиков, чтобы те не смотрели на хлеставшую из тела Рамадана кровь.
Вдруг Лейла почувствовала, как сзади ее охватили сильные руки и зажали ее пистолет. Она сделала отчаянное усилие, чтобы высвободиться.
— Лейла! Стоп! — крикнул кто-то ей прямо в ухо знакомым голосом.
Она повернула голову.
— Хамид! — воскликнула она. — Откуда ты тут?
— Потом узнаешь… — Он повлек ее к двери. Ослабив хватку, но крепко держа за одну руку, он потащил ее за собой вокруг бокса, к проделанному взрывом пролому в стене лагеря.
Когда они оказались на опушке леса, он швырнул ее плашмя на землю. Она подняла голову и посмотрела на него.
— Ты что делаешь!
Он снова прижал ее голову к земле.
— Забыла, чему тебя учил? Что надо в первую очередь? — хрипло выговорил он. — Держи голову ниже!
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она приглушенно.
— Пришел, чтобы взять тебя.
— Зачем я тебе, Хамид?
— Потому что не хочу, чтобы тебя прикончили, вот зачем. Ты всегда была паршивым солдатом.
— Хамид, ты меня любишь, — сказала она с ноткой удивления в голосе. Он промолчал. — Почему ты никогда ничего не говорил?
Он посмотрел на нее.
— Разве у меня есть право любить такую девушку, как ты?
Бен Эзра успевал повсюду, командуя своими людьми, клинок то и дело взблескивал у него над головой. Он яростно огляделся вокруг. Сопротивление похоже ослабело. Он искал глазами Хамида, но того нигде не было заметно. Он вслух обругал его: Бен Эзра ненавидел солдат, которые настолько увлекались боем, что забывали о приказе. Ему было сказано держаться поблизости.
Он посигналил израильскому капралу.
— Собери своих людей! — В следующий момент он перехватил взгляд Джабира. — Давай сюда своего господина, — крикнул он ему. — Мы выводим заложников!
На противоположной стороне лагеря застрекотали автоматы. Он увидел нескольких йеменцев, побежавших туда. Мрачно покачал головой. Выбор был сделан правильный: они отличные воины!
Бейдр первым вошел в бокс. Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, когда он увидел своих сыновей. Он упал на одно колено, чтобы подхватить их на руки, когда они кинулись к нему с воплями:
— Папа! Папочка!
Поцеловал обоих и почувствовал на губах соль своих собственных слез.
— Мы не боялись, отец, честное слово, — сказал Мухаммад. — Мы знали, что ты придешь за нами.
— Да, — вставил словечко Самир, — мамочка каждый день нам говорила.
Он взглянул на нее. Его глаза затуманились слезами. Он медленно встал с пола.
Джордана не двигалась, ее взгляд был прикован к нему.
Молча он протянул ей руку.
Она неуверенно взяла ее.
Долгим взглядом он смотрел ей в глаза. Хрипло проговорил:
— Еще бы чуть — и опоздали!
На ее дрожащих губах обозначилась улыбка.
— Я ни минуты не сомневалась все эти дни.
— Ты сможешь меня простить?
— Это не трудно. Я люблю тебя, — сказала она. — А ты меня простить сможешь?
Он усмехнулся. Вдруг он стал тем прежним Бейдром, которого она узнала впервые, тогда и полюбила.
— Запросто, — сказал он. — Я тоже тебя люблю.
