Часть мозга Эйнштейна досталась доктору Сандре Вительсон из исследовательского центра Онтарио в Канаде. Она с коллегами установила, что в мозге учёного не было двух анатомических образований — теменной покрышки и части Сильевиева протока.
Впоследствии, впрочем, эти результаты были опровергнуты. Однако действительная специ-фичность этого отдела мозга Эйнштейна, ответственного за математическое и пространственное мышление, и в самом деле согласуется с выводами Вительсон, что именно ей мы обязаны знаменитой теории относительности.
В этой же логике интерпретируется и пятнадцатипроцентное превышение в сравнении со средними показателями размеров теменных долей обоих полушарий.
При этом стоит отметить, что и лобная кора Эйнштейна исследователей никогда не разочаровывала — все они отмечали здесь весьма сложную структуру извилин.
Но объясняют ли эти особенности мозга гениальность Эйнштейна? В конце 1990-х доктор Харви, уже совершенно отчаявшись и «утомлённый ответственностью за хранение мозга», передал его в Медицинский центр Принстонского университета.
О судьбе мозга самого доктора Харви, умершего в 2007 году, как вы понимаете, ничего не известно. Однако дело Харви продолжило жить.
В 2013 году группа исследователей под руководством Дина Фалька предприняла ещё одну попытку уже более системного описания сохранившихся анатомических материалов25. И возможно, самое интересное, что удалось узнать на этот раз, — объём мозолистого тела мозга Альберта Эйнштейна.
В следующем исследовании, проведённом тем же Фальком, но уже совместно с научной группой Восточно-китайского университета, размеры мозолистого тела Эйнштейна сравнивались с двумя размерами мозолистого тела двух контрольных групп — молодых и пожилых людей.
И мозолистое тело Эйнштейна обошло не только пожилых «ровесников», что, наверное, неудивительно, но было на 10 % объёмнее аналогичного анатомического образования у среднего молодого человека (рис. 24)26. Комментарий к рис. 24: красные стрелки показывают области, где толщина мозолистого тела Эйнштейна на десять и больше процентов толще, чем в среднем у испытуемых из молодой группы.
А что такое мозолистое тело? Мозолистое тело — это множественные пучки белого вещества, то есть, по сути, нейронные отростки, соединяющие между собой два полушария головного мозга — правое и левое.
Так что мы с вами вплотную подошли к феномену межполушарной асимметрии — большому научному вопросу, который серьёзно исследуется и по сей день.
Первопроходец этих исследований — Роджер Сперри — даже получил за свои работы Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1981 году.
Рис. 24. Размеры мозолистого тела А. Эйнштейна в сравнении с контрольными группами молодых и пожилых людей.
К сожалению, рассказы журналистов о проблеме, мягко говоря, сильно упрощают картину.
Думаю, что вы слышали эти истории, что, мол, левое полушарие — более логическое, чёткое, а правое, наоборот, более креативное и творческое.
Определённое зерно в этом есть, но не в том смысле, как об этом обычно думают, и сейчас мы это обсудим.
Но главное, что, как мне кажется, многие упускают, — это взаимодействие между полушариями, между «правым» и «левым» зеркалами мозга.
Понимает, но молчит
Быть в физиологии материалистом нетрудно, попробуйте-ка в психологии быть им. Лев Семёнович Выготский
Роджер Сперри начинал свою карьеру нейрофизиолога в Гарвардском университете на рубеже 40-х годов прошлого века. Так что нет ничего удивительного в том, что он делал свою науку на кошках.
Да, это были те самые травмирующие животных операции, о которых я вам уже рассказывал: отрежем-разрежем, поможем восстановиться, а там посмотрим, какой в той или иной части мозга был смысл.
Сперри, впрочем, не резал всё подряд, он избрал для своих научных изысканий пучки волокон, соединяющие два полушария головного мозга — мозолистое тело и небольшие дополнительные комиссуры.
Избрал и, как мы знаем, не прогадал.
Выяснилось, что после операции по рассечению мозолистого тела (комиссуротомии) каждое из разъединённых полушарий ведёт себя, с одной стороны, как ни в чём ни бывало, а с другой — так, словно не знает о существовании соседа…
Понятно, что на мозге животного исследовать столь сложные психические процессы, мягко говоря, затруднительно. Так что Сперри нужны были живые человеческие мозги, разделённые между собой. А где было такие взять?
Но мы же помним наших старых знакомых Эгаша Мониша и Уолтера Фримена — тех, что «преуспели» в лечении шизофрении с помощью лейкотомии.
Поверьте, они были не одиноки в своих хирургических порывах. Лечить мозг скальпелем — это в те времена было делом почти рутинным.
В частности, лечили хирургическим путём и эпилепсию.
Справедливости ради надо сказать, что многие такие операции и в самом деле спасали пациентам жизни, поскольку лекарственной альтернативы тогда им ещё просто не придумали.
Представьте, что у человека в левом, например, полушарии возникает мощный очаг возбуждения, который начинает с бешеной скоростью разрастаться во все стороны.
Сначала только половина мозга в огне, но через секунду — и через то самое мозолистое тело — пламя возбуждения перекинется и на второе полушарие, а тогда уже генерализованный припадок, от которого и умереть недолго.
Вот именно в таких случаях — для пациентов с генерализованными эпилептическими приступами — и использовалась операция комиссуротомия, предполагавшая как раз рассечение мозолистого тела.
Но тут, наверное, надо оговориться, что связи между полушариями, конечно, гораздо сложнее, чем одно лишь связывающее их мозолистое тело.
Впрочем, поскольку сейчас уже трудно сказать, какие именно комиссуры пересекались в мозге таких пациентов, то мы должны иметь в виду по крайней мере две основные (рис. 25).
Рис. 25. Основные комиссуры, связывающие полушария головного мозга: мозолистое тело и передняя спайка, соединяющая правую и левую височные доли.
В 1961 году Роджер Сперри перебирается в Калифорнийский технологический институт и знакомится с Джозефом Богеном и Филипом Вогелем — нейрохирургами из госпиталя Уайта в Лос-Анджелесе, которые как раз активно занимались комиссуротомией для лечения эпилепсии.
Все оказались заинтересованы в том, чтобы оценить психологические последствия такого — ещё тогда достаточно нового — хирургического вмешательства.
Ведь кое-что в этой процедуре казалось странным и не поддавалось никакому логическому объяснению: после операции пациенты, которым была разрушена, по сути, центральная часть мозга, соединяющая в норме два его полушария, состоящая из сотен миллионов нейронных отростков, не жаловались на какие-либо изменения в себе, своём мышлении и т. д.
Ну правда очень странно: словно им какие-то аденоиды удалили, а не пополам, прошу прощения, мозг разрезали!
И главное, как их ни тестировали, этих пациентов, — всё хорошо или, по крайней мере, без существенных изменений.
Но не зря Сперри мучил кошек — он хорошо понимал, что функции полушарий не только кое в чём различаются, но и просто отличаются друг от друга.
Так, например, если кого-то из нас хватит левосторонний инсульт, то внешне гибель нервных клеток в районе левой центральной борозды будет проявляться асимметрично — то есть справа.
При правостороннем инсульте, наоборот, происходит паралич левой стороны тела. И всё это потому, что в мозговых структурах есть специфический перекрест нервных путей, идущих от двигательной коры к телу.
