телевизор… По полу были разбросаны пустые бутылки и пластиковые тарелочки, оставшиеся от вчерашнего загула. На спинке зачем‑то вытащенного на середину ковра стула висела моя одежда – покрытая засохшей грязью куртка, джинсы с оторванным карманом, и измятая рубаха. Один ботинок валялся на кровати – я нащупал его за спиной, другой почему‑то стоял на столе. Превозмогая тупую боль в затылке, я поднялся на ноги и потащился в ванную. Из зеркала над раковиной на меня взглянул мертвец, восставший из гроба, какими их изображают в американских фильмах ужасов. Заросшие щетиной впалые щёки, налитые кровью глаза под которыми собрались синие мешки, встопорщенные волосы… Дрожащими руками до предела отвинтив оба вентиля крана, я набрал ванную. Искупавшись в тёплой воде, побрился и принял таблетку аспирина. Мысли постепенно прояснялись. Что же случилось вчера? – напряжённо вспоминал я, подставив ногу под упругую, приятно раздражающую струю тёплой воды. – Итак, мне позвонил Николай и пригласил на место преступления, – это раз, – загнул я палец. – Я обошёл квартиру убитого, пообщался с понятыми и свидетелями, – это два. Затем – беседа с Ястребцовым, после которой я пошёл обратно в гостиницу. Ну а что же дальше? Как я добрался до номера? Почему не помню дороги сюда?
– Привидение! – вдруг молнией вспыхнуло в сознании. Перед глазами явственно предстало бледное лицо, обрамлённое пепельными волосами. Я вспомнил белые губы, сложенные в презрительной улыбке, тонкую прозрачную руку, тянущуюся ко мне… Чёрт возьми, неужели это было наяву? Да не может же быть! Но если исключить мистику, то объяснений происшедшему было два – или я видел галлюцинацию, или мой призрак – живой человек из плоти и крови. Первый вариант казался правдоподобнее. Ведь откуда взяться молодой женщине в одном летнем платье на улице глухой морозной ночью? Да, скорее всего, глюк… Что ж, Игорь Свиридов, поздравляю: кажется, допился ты, наконец, до чёртиков…
Впрочем, ни одна версия не объясняла того, как я добрался от улицы Шабалова до гостиницы. Путь оттуда не такой уж близкий, а я и по лестнице‑то вчера спустился с трудом… Может быть я попался на глаза какому‑нибудь сердобольному прохожему и тот вызвал скорую? Но почему тогда я очнулся в гостинице, а не в больнице? Оставалось одно – пролежав некоторое время на земле, я поднялся на ноги и своим ходом, на автопилоте, доплёлся до гостиницы… Ничего подобного со мной никогда раньше не случалось, но ведь прежде я и не видел галлюцинаций, и не терял сознания… У всей этой истории был один плюс – вчерашняя моя попойка могла закончиться очередным месячным загулом, теперь же позыв к спиртному как рукой сняло…
Однако, надо было думать, что делать дальше. Часы показывали одиннадцать утра. На работе меня, наверное, уже обыскались… Нужно появиться там хоть на минуту, отпроситься у Стопорова, и бегом – в школу, по горячим следам опрашивать коллег убитого учителя.
В редакции я застал одного Милинкевича. Он набивал что‑то на компьютере, вполуха слушая Прохорова, который, стоя у окна, разглагольствовал, опершись на швабру.
– Вот ещё в сериале «Закон и порядок», помните убили чи‑чиновника, а потом следователи вышли на вора в законе… – крутил привычную шарманку он. – Он там ещё для прикрытия на складе грузчиком работал? Так вот не могло такого быть, ворам в законе работать вообще запрещено! – торжественно заключил он.
– А если по совместительству? – добродушно поинтересовался Милинкевич, иронично наклонив голову набок.
– И по совместительству нельзя, – не заметив насмешки, выговорил Прохоров. – Никак нельзя. Только узнают, что ты работаешь – корону снимут.
Сев за свой компьютер, я искоса глянул на уборщика. Он, кажется, был сегодня особенно возбуждён. Стоя на месте, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, глаза его бегали, и, говоря с Милинкевичем, он мало обращал на него внимания. Смешная важность, с которой он всегда рассказывал об уголовном мире, гордясь своей к нему принадлежностью, сегодня показалась мне особенно наигранной. Мне бросилось в глаза и то, что при виде меня Прохоров чуть заметно, одними кончиками губ, улыбнулся… Я вспомнил вчерашнюю встречу с ним. И то, что он сегодня пришёл сюда, к Милинкевичу, с которым почти не общался прежде, и эта его мимолётная улыбка… Он словно бы не ожидал увидеть меня нынче на работе, и очень обрадовался, когда я всё‑таки появился. Нет, как только улажу все первостепенные дела, немедленно займусь им…
Покорно выслушав ленивые распекания Милинкевича за опоздание, я расспросил его о том, почему в редакции никого нет. Выяснилось, что Францев с утра отправился на местный консервный завод по заданию главного редактора, а Саша ещё минувшим вечером отпросился у Стопорова за город, к родственникам. Несмотря на то, что я пробыл в редакции не больше получаса, Милинкевич, безропотно отпустил меня на все четыре стороны, даже не поинтересовавшись причиной этой новой отлучки. У него хватало собственных дел – надо было написать материал на первую полосу для пятничного выпуска и окончить редактировать мавринские материалы, назначенные на ближайшие номера.
Выйдя из редакции я сразу направился в школу, где работал убитый учитель, а по дороге набрал номер Ястребцова. Оказалось, что пока я отсыпался от прошлой безумной ночи, полиция уже успела опросить коллег Королёва. Никаких шокирующих разоблачений, однако, не было. В целом, учитель был человеком положительным – вёл авиамодельный кружок, организовывал экскурсии для детей, и вообще считался одним из лучших педагогов в школе. О взятках, за которые его, якобы, убили, никто из учителей не слышал. Вообще, особых возможностей для сбора дани с родителей у Королёва, кажется, и не было. Он не вёл собственного класса, отношения к школьному хозяйству не имел, и даже материалы для своего кружка покупал на личные деньги. Никаких связей с другими убитыми оперативники также не нашли. Королёв никогда не встречался с судьёй и никак не был связан с Пахомовым…
Странно, но во время разговора мне показалось, что Николай не очень‑то интересуется этим новым преступлением. На мои вопросы он отвечал сухо и односложно, да и вообще как‑то тяготился нашей беседой. Может быть, ему уже известно кто убил учителя? Или всё банальнее и дело попросту в статусе новой жертвы? Ведь Королёв не вип‑персона, вот и можно расследовать дело спустя рукава…
В школу я пришёл около четырёх часов дня. Это было очень старое, ещё дореволюционной постройки двухэтажное кирпичное здание, покрашенное грязно‑жёлтой краской. В некоторых окнах первого этажа отсутствовали стёкла, и вместо них были вставлены фанерные листы, уже сильно потемневшие от времени и потрескавшиеся. Поднявшись по разбитым ступеням лестницы, кое‑где
