я снова лишился чувств. Там люди нашего племени нашли меня и сумели выходить. Вот и все.
— Для нас вполне достаточно, — отозвался я. — Теперь скажи мне, далеко ли город понго от того места, где тебя похитили?
— На лодке плыть туда целый день, о Макумазан. Похитили меня рано утром, и только к вечеру мы добрались туда, где стояло множество лодок. Было их около пятидесяти, иные могли вместить до сорока человек.
— А от пристани до города?
— Они рядом, Макумазан.
— Не слышал ли ты о земле, лежащей за водой, что протекает у пещеры? — спросил Брат Джон.
— Слышал, о Догита, — то ли при похищении, то ли позднее, поскольку до нас долетают россказни об этих понго. Говорят, на их землях есть остров, где растет Священный цветок, о котором ты знаешь, ибо в последний раз ты приезжал к нам именно с таким цветком. За ним присматривает жрица, именуемая Матерью Цветка, а также ее служанки, все до единой девственницы.
— Кто эта жрица?
— Не знаю. По слухам, ее выбирают из новорожденных с белой кожей, у понго так бывает, даже если родители темнокожие. Если девочка рождается белой, или с розовыми глазами, или глухонемой, ее отдают жрице в услужение. Но прежней жрицы, верно, уже нет в живых, так как мальчишкой я запомнил ее очень старой, и понго сильно беспокоились, ибо не было среди них белокожей женщины, которая могла бы принять священный сан. Однако много лет назад племя устроило большой праздник и на пиру съели немало рабов, так как была найдена новая прекрасная жрица с белой кожей, желтыми волосами и ногтями нужной формы.
Тут я подумал, что поиски жрицы, которая именуется Матерью Цветка и обладает особыми приметами, напоминают поиски быка Аписа в Древнем Египте, описанные Геродотом. Однако вслух я ничего не сказал, так как Брат Джон вдруг спросил:
— Новая жрица тоже умерла?
— Не знаю, Догита, но думаю, что нет. Если бы она умерла, до нас дошел бы слух о празднике по случаю съедения мертвой Матери Цветка.
— Съедение мертвой матери?! — воскликнул я.
— Да, Макумазан. По священному обычаю понго, после смерти Матери Цветка ее тело нужно разделить между теми, кто имеет право на священную еду.
— А Белого дьявола не едят? — уточнил я.
— Нет, ибо, как я уже говорил, он никогда не умрет. Он несет смерть другим, в чем ты наверняка убедишься, если отправишься в страну понго, — мрачно прибавил Бабемба.
«Клянусь честью, — подумал я, когда добавить Бабембе стало нечего и разговор закончился, — если бы дело касалось только меня, я охотно оставил бы в покое понго и их Белого дьявола». Потом, вспомнив позицию Брата Джона, я со вздохом решил покориться судьбе. И судьба благоволила нам. Следующим утром, очень рано, к нам снова пришел Бабемба.
— Белые господа, случилось нечто удивительное, — объявил он. — Вчера вечером мы говорили о понго, а сегодня на заре они прислали послов.
— Зачем? — спросил я.
— Они предлагают прекратить вражду между понго и мазиту. Да, они просят Бауси отправить к ним послов для заключения прочного мира. Будто кто-нибудь согласится к ним пойти! — прибавил он.
— Может, кто-нибудь и согласится, — ответил я, поскольку мне в голову пришла интересная идея. — Позволь нам переговорить с Бауси.
Через полчаса мы уже сидели в королевском жилище. Мы — это Стивен и я; Брат Джон отправился к Бауси чуть раньше. Прежде чем разделиться, мы с Братом Джоном перекинулись парой слов.
— Джон, вас не посещала мысль, что представляется удобнейший случай посетить страну понго, раз она вас так манит? — спросил я. — Мазиту ничем туда не заманишь: слишком боятся обрести там вечный покой. Вы кровный брат Бауси, так предложите себя на роль чрезвычайного посла, мы же станем вашей свитой.
— Я уже думал об этом, Аллан, — ответил он, поглаживая длинную седую бороду.
Мы со Стивеном уселись среди королевских советников. Вскоре появился Бауси в сопровождении Брата Джона и, поздоровавшись с нами, велел привести послов понго. Вошли высокие светлокожие мужчины с правильными семитскими чертами лица, одетые, как арабы, в белое. На шее и запястьях они носили золотые и медные кольца. В общем, выглядели послы солидно; они разительно отличались от большинства жителей Центральной Африки. Мне же их внешность внушала страх и отвращение. Добавлю, что копья понго остались за изгородью, окружавшей королевское жилище. Послы сложили руки на груди и с достоинством поклонились королю.
— Кто вы и что вам нужно? — осведомился Бауси.
— Я Комба, — ответил их предводитель, молодой еще человек с блестящими глазами. — Комба, Признанный богами, который в скором времени может занять место Калуби, а это мои слуги. Я пришел сюда с дарами дружбы по желанию священного Мотомбо, верховного жреца богов. Дары оставлены за изгородью…
— Разве не Калуби жрец ваших богов? — прервал его Бауси.
— Нет, Калуби — король понго, так же как ты — король мазиту. Мотомбо же, которого мы редко видим, — король духов и уста богов.
Бауси кивнул на африканский манер — поднял подбородок и не опустил.
Комба продолжал:
— Я отдался на твою милость. Если хочешь, убей меня, но толку от этого немного, ибо место мое займет другой, дожидающийся очереди стать королем.
— Разве я понго, чтобы убивать послов и поедать их? — съязвил Бауси, чем явно задел высоких гостей.
— Ты ошибаешься, о король! Понго едят лишь избранных Белым дьяволом. Это религиозный обряд. К чему тем, у кого много скота, есть людей?
— Не знаю, — буркнул Бауси. — Среди нас есть человек, у которого другое мнение. — Король глянул на Бабембу, и тот нервно заерзал.
Комба обжег Бабембу свирепым взглядом.
— Не
