Подобно тому, как этот бог явился результатом кастового сознания брахманов, так и боги Праджапати и Висвакарман возникают из их философии. Слово "Праджапати" означает "создатель", олицетворение творческой силы; "Висвакарман" значит "все делающий". Первый из них изображается в одной из позднейших ведических песен как золотое яйцо; вначале он был единственным создателем Вселенной, он укрепил небо и землю, он дал жизнь и силу, и ему подчиняются все существа, даже боги. Море и горы вещают о его величии, страны света – это его руки, он – бог единый, бог над всеми богами. Подобного же величие и единства достигает и демиург, творец мира, Висвакарман; он произошел из воды, он выше всего мира и всех богов, и эти последние существуют только его бытием. По существу своему он неведом и неисповедим, и певец может повествовать о нем, лишь окутавшись туманом. Но высочайшим божеством брахманизма является Брахма. Брахма (чудодейственное слово и молитва) постепенно поднимается на ступень божества, ибо молитва у индусов не только просьба, но и размышление, принимающее в брахманский период характер самоуглубления и погружения в божественное. Шаг за шагом мы можем проследить процесс превращения Брахмы в высшее божество. Сначала ему поклоняются как солнцу, потом его превращают в бога и ставят в уровень с Праджапати; затем его ставят уже выше последнего и провозглашают абсолютным, самодовлеющим мировым принципом. В качестве бога Брахма получает мужской образ и женится на богине Сарасвати. В качестве высшего метафизического принципа он выходит за пределы олицетворения и, так как его нужно понимать совершенно абстрактно, снова называется Брахмой в среднем роде.
Философия упанишад
Мы видели, что умозрительное направление брахманов становится заметным в позднейших ведических песнях. Но полное развитие этих мыслей мы встречаем только в упанишадах. Слово "упанишада" означает заседание философских учеников, наиболее правильным выражением для него будет "тайное заседание". Из весьма многочисленных упанишад мы назовем только Катху, Чхандогью и Брихадараньяку. Все они не очень древнего происхождения; едва ли хоть одна из этих книг относится к добуддийской эпохе. Можно считать доказанным, что изложенная в этих книгах философия не является, подобно обряду жертвоприношения, созданием исключительно брахманов: многие данные свидетельствуют, что они явились также результатом теоретической деятельности касты воинов.
Подобно тому, как при помощи приношений богам надеялись получить жизненные блага и устранить несчастия, так и путем размышлений стремились приобрести абсолютное благо жизни и превозмочь страдания бытия; размышление сулили не внешнее и случайное счастье, обусловленное богатством или покровительством, а внутреннее и абсолютное благо духовного освобождения. Это освобождение достигается познанием, которое, в свою очередь, приходит через духовную жертву. Таким образом, "путь деяний" – кармамарга, состоящий в ученичестве, домашней жизни и жертвоприношении, отделен от "пути познания", джнянамарга, но, тем не менее, оба ведут к одной и той же небесной цели. Оба стремятся к спасению души.
Познание, к которому стремятся, заключается в нахождении ответа на вопрос о сущности и происхождении всех вещей, равно как и о сущности и судьбе людей, о взаимоотношении между человеком и бытием.
Одно место в Иша-упанишаде, хотя и несколько более позднего происхождения, сразу вводит нас в этот круг мыслей. "Человек, понимающий, что все творения совмещаются в едином боге, и сознающий, таким образом, единство бытия, не имеет ни печалей, ни иллюзий".
Однако богословская окраска, еще присущая этому положению, не представляет обычного явления. Сущность вещей, великое единство часто выражаются в совершенно абстрактных формулах: ставится вопрос, что такое "оно", или "это", или, в крайнем случае, "он", который был сначала и который составляет все; ответ гласит, что этот принцип есть Брахма, Пуруша (личность, или душа) или прежде всего Атман.
"Атман" означает "самое", но его нужно понимать не как физическую душу, а как внутренний, или духовный, жизненный принцип. Он бесконечен, вечен и неизменен, не имеет никаких определяющих его качеств и непостижим. "Он есть не то и не это". Он не говорит словами, не думает мыслями, не видит глазами, не слышит ушами. Это "самое", лишенное всякого зла, не стареющее и не умирающее, не знающее ни печали, ни голода, ни жажды, желания и намерения которого истинны, – его-то и нужно стремиться познать. Сущность Атмана – это познание; подобно тому, как кусок соли есть только компактная масса известного вкуса, так и это существо есть лишь компактная масса, познания".
Но как ни велико старание изобразить Атмана или Брахму сверхчувственными, все же мы нередко встречаем и чисто материальное определение "самого".
"Самое" проникает во все вещи, как соль в воду, и господствует, как повелитель, над всем. Из "самого" возник мир; однако происхождение вещей часто выводится из первобытного "ничто" – утверждение, которое некоторые считают лишенным смысла. Сотворение мира всегда представляется как эманация первой единицы; оно происходит из "самого", как паутина из паука, как искры из огня. Но так как все вещи произошли из него, то они и существуют в нем – и даже через посредство него. Отсюда следует, что и человек по существу своему тождественен с Атманом. Основная идея упанишад – это единство между человеком и принципом существования, между душой мира и человеческой душой (паратман и дживатман, или между атманом и праной, дыханием жизни). Если мировая душа есть Атман, тогда человек носит Атмана в себе, ибо ведь он есть "самое"; или если это Пуруша, то и он живет в сердце человека в качестве маленького духа, величиной с палец, или в глазу, в виде маленького человечка. Таким образом, учитель может сказать ученику об атомах: "Это и есть действительность, это и есть Самое, и это ты, Света-кету!"
Задача человека, состоит в том, чтобы познать эту идентичность: "Я есть Брахма!" Это является высшим познанием; и это познание есть спасение: кто познает, тот преодолеет вторичную смерть, над тем смерть не властна, тот достигнет полного возраста жизни и станет сам одним из этих божеств. "Тот, кто знает, что он есть брахман, есть все; и сами боги не могут этому воспрепятствовать".
Свадьба Рамы и Семы. Музей народоведения. Берлин
Состояние этого познания описывается как совершенная этическая чистота или святость. "Кто это познал, тот и превозмог все грехи", или еще: "Грешное не может запятнать его, подобно тому, как и сам Атман неомраченным проходит мимо хорошего и дурного дела. Как огонь пожирает всякое горящее дерево, так и тот, кто это познает, уничтожает все, что еще кажется столь злым, и становится чистым, сильным, всегда юным и бессмертным". Кроме того, это познание приносит величайшее блаженство: "Тот, кто это нашел и познал, тот участвует всюду и во всех наслаждениях, так что благоденствие самих богов не может быть приравнено к блаженству высшего познания". Чтобы достигнуть этого чисто мистического состояния, нужно так глубоко погрузиться в созерцание, что все сознание растворится в одной мысли. Это состояние абсолютного покоя: оно не нарушается ничем, чего ищет дух в этой жизни, ибо он ни с чем не связан.
Это такой сон, во время которого он не испытывает никакого желания и не видит никаких сновидений. В этом временном угасании сознания человек ближе всего подходит к абсолютному.
Смерть, которая выводит из этого состояния, изображается обычно как радостное достижение абсолюта и бессмертия. Человек переходит "из несуществующего к существующему, из тьмы в свет, от смерти к бессмертию". "Достигается мир блаженных, постоянное и неизменное благоденствие". Психологически проблема смерти воспринимается во всей своей трудности и ведет к решительному утверждению, что после смерти нет сознания, ибо умерший сделался всем, и вне его, следовательно, нет ничего, что бы он мог сознавать. Мудрец неохотно говорит о смерти: "Она величайшая тайна". В Катхе-упашинаде рассказывается, что молодой Начикета спустился к богу смерти Яме, который разрешил ему задать три вопроса. Тогда Начикета спросил о судьбе мертвецов: "Они существуют", – говорит один, "Они не существуют", – говорит другой. Я хочу это знать, открой мне это". Но Яма, испугавшись смелого вопроса, всячески старался избежать ответа: он предлагал ему долгую жизнь, многочисленное потомство, богатство, власть и мирские наслаждения, если только он откажется от вопроса; но так как все это ни к чему не приводит и он вынужден дать ответ, Яма насколько возможно обходит суть дела. Еще осторожнее ведут разговор на эту тему Артабхага со знаменитым учителем Яджнявалкья (Брихадараньяка-упанишада). "Яджнявалкья! спрашивает тот, – когда после смерти человека голос его обращается в огонь, дыхание в ветер, глаза в солнце, волосы в травы, а кровь в воду, что же делается с самим человеком?" "Подай мне руку, друг Артабхага, – отвечал учитель, – мы оба об этом рассудим, но не при людях". Тут они удалились и совещались. То, что они говорили, касалось действия, и что они ценили, касалось действия, а именно: "…через доброе дело человек делается добрым, а через злое – злым". После этого Артабхага умолк.
