— А как ты думаешь, если мужчина тебя поимел, он тебя уже больше не хочет?
— Да что ты! Гаэтан тебя не «поимел»… Гаэтан влюблен в тебя.
— Ты правда так думаешь?
— Ну конечно!
— Я люблю Гаэтана, и мне не хочется, чтобы он оказался придурком…
— Да он и не придурок, детка. Я уверена, он переживает какие-то трудности. Может, с ним случилось нечто ужасное, о чем он не может поговорить даже с тобой. Ему стыдно, он боится, что ты его бросишь, если все узнаешь… Спроси его. Скажи: я знаю, с тобой случилась какая-то ужасная история, о которой ты не хочешь мне рассказывать… Сама увидишь, он все расскажет, и тебе станет легче.
— И вот еще что: мы с Эммой, до того как поссорились, ходили в кафе с компанией приятелей, и там… я услышала, как парни отзываются о девочках. Они ужасно говорят о девочках! Они говорят: а эта вот шлюха распоследняя, с кем угодно в кусты пойдет! А эта страшная, как смертный грех, но вроде добрая. Мы с Эммой сидели и слушали, а они прямо при нас все это выдавали! Хуже всего, что я не осмелилась их одернуть, остановить! В итоге мы просто смылись и пошли к Эмме домой. Я все время думала о Гаэтане: а вдруг он тоже обо мне говорит, вдруг он рассказал про нашу ночь своим приятелям? Как мерзко!
— Как ты могла подумать, что Гаэтан…
— Ведь мы никогда так о парнях не говорим! Это было просто ужасно! Их послушать, — вся грязь не от них, а от девчонок. А девчонки все шлюхи первостатейные и сексуально озабоченные. В них ни капли чувства, мам, ну ни капельки! Мне было очень противно. И вдруг, когда я заговорила с Эммой о Гаэтане, она сказала, что ужасно обижена, что я с ней заранее не посоветовалась… Это значит, что я не считаю ее настоящей подругой… И мы поссорились. Мам, я ничего не понимаю в любви, абсолютно ничего!
«А я? — подумала Жозефина. — Я в этом полный профан. Наверное, существует какой-то кодекс правильного поведения, какие-то правила, которые следует соблюдать. Для меня и для Зоэ это было бы идеально. Мы не приспособлены для превратностей любви, нам чужды стратегические уловки. Нам бы хотелось, чтобы все двигалось по прямой, чтобы все всегда было красиво и чисто. Хочется сразу все отдать и чтобы другой все забрал. Безо всяких расчетов и подозрений».
— Мам, а что вообще нужно мужчинам?
Жозефина почувствовала себя беспомощной. Мужчина любит вас не за ваши достоинства, не за то, что вы всегда рядом, не за то, что вы — стойкий оловянный солдатик. Мужчина любит вас за свидание, на которое вы не пришли, за поцелуй, в котором ему отказали, за слово, которое так и не было произнесено. Серюрье говорил об этом вчера вечером: прежде всего не следует быть предсказуемой.
— Я не знаю, Зоэ. Не существует каких-то правил, знаешь…
— Но ты должна знать, мам! Ты же уже старая…
— Спасибо, дорогая! — смеясь, ответила Жозефина. — Ты очень меня порадовала!
— Ты хочешь сказать, что никогда ничего нельзя знать наверняка? Никогда?!
Жозефина огорченно развела руками.
— Но это ужасно! Вот у Гортензии не бывает таких проблем, она-то…
— Не сравнивай себя с Гортензией!
— Она никогда не страдает! Она не выбирала между Гэри и своей работой. Собрала сумку и поехала. Она сильная, мам, такая сильная…
— Ну это же Гортензия!
— А мы не такие… не похожи на нее.
— Совершенно не похожи, — улыбнулась Жозефина, которую в конце концов начала веселить эта история.
— А можно я с тобой посплю, пока будильник не прозвонит?
Жозефина подвинулась и освободила место для Зоэ. Та легла рядом. Обернула прядь волос вокруг большого пальца, палец сунула в рот и объявила:
— Меня достало, что парни не уважают девчонок. А хуже всего, что я ничего не сказала, как последняя кретинка. Никогда так больше не будет! У парней нет ничего такого, чего бы не было у нас. Ну, есть у них штука между ног, так и у нас есть тоже!
Пока Жозефина спала вместе с уткнувшейся носом ей в шею Зоэ, Гортензия в Лондоне уже встала. Черный кофе, три кусочка сахара, цельнозерновой хлеб, лимонный сок, утренние потягушки. У нее полтора месяца на две витрины. Месяц и бюджет голодной верблюдицы в безводной пустыне. Мисс Фарланд одобрила ее идею, положила в карман ручку со стриптизершей с площади Пигаль, постучала по столу длинными тонкими пальцами с алым вампирским маникюром, впрочем, довольно небрежным: «Три тысячи фунтов, у вас на ваши витрины три тысячи фунтов…»
— Три тысячи фунтов?! — воскликнула Гортензия, округлив губы в яростном «о-о-о-о-о!». — Но это же курам на смех! Мне надо нанять ассистента, построить декорацию, нанять микроавтобус, чтобы все это перевезти, найти манекенщиц, одежду, фотографа… У меня полно идей, но с тремя тысячами фунтов ничего не выйдет!
— Если не нравится, бросьте эту работу. Желающих полно. — Мисс Фарланд показала подбородком на стопку досье на столе.
Гортензии пришлось подавить свой гнев. Она грациозно поднялась, широко улыбнулась и как смогла спокойно вышла из комнаты. Выходя, поймала насмешливый взгляд секретарши. Сделала вид, что не заметила, аккуратно закрыла дверь кабинета, глубоко вздохнула и со всей мочи врезала ногой по стене рядом с лифтом.
«Три тысячи фунтов», — вздыхала она каждое утро, вписывая новую строку расхода в уже довольно длинный список.
Она все не могла успокоиться, гнев душил ее. Три тысячи фунтов, бормотала она под душем, три тысячи фунтов, шипела она, когда чистила зубы, три тысячи фунтов, вздыхала, припудривая нос. Три тысячи фунтов, плевок в лицо. Кошкины слезки. С самого раннего детства она знала: без денег ты — ничто, с деньгами ты — фигура. Напрасно мать доказывала ей обратное, твердила о сердце, о душе, о сострадании, о солидарности, о благородстве и всякой другой дребедени, она не верила ни единому слову.
Без денег ты сидишь на стуле и плачешь. Не можешь сказать «нет», «я выбираю», «я хочу». Без денег ты не можешь быть свободным. Деньги служат для того, чтобы покупать свободу погонными метрами. И у каждого метра свободы своя цена. Без свободы ты сгибаешь шею, ты позволяешь жизни вытирать о тебя ноги и еще благодаришь за это. Что бы сделала Шанель на ее месте? Нашла мужчину, который бы ее финансировал. Не из любви к деньгам, а из любви к своей работе. «Как я. Дайте мне денег, и я удивлю вас, я просто чудеса сотворю. — Кому она могла это сказать? — У меня нет богатого любовника. У Боя Капеля были конюшни, банки, титулы, большие дома, полные цветов и слуг, чудесные мягчайшие свитеры из кашемира… Мой любовник — внук королевы, но он всегда носит одну и ту же майку, одну и ту же линялую куртку, а еще он гуляет по паркам и изображает белку.
А кроме того, мы в ссоре».
Она писала столбики цифр, подсчитывая расходы. Манекенщицы, аренда фотостудии, зарплата фотографа, типография, чтобы сделать из фотографий огромные афиши, одежда и аксессуары, декорации, права на использование видео Эми Уайнхаус, и еще, и еще… Она тщетно пыталась вычеркнуть какую-нибудь строчку, но, увы, никак… За все нужно платить. А они считали, она не в курсе? Она вернулась к теме богатого любовника. Николас? У него есть идеи, связи, но ни копейки денег и белые ручки горожанина. Даже в грузчики не годится. А другие, прежние? Она слишком плохо с ними обращалась, чтобы теперь просить у них помощи. Она даже не уверена, что соседи по квартире соизволят ей помочь. После ее замечания по поводу самоубийства сестры Тома отношения стали заметно прохладнее. «Надо научиться быть поласковее», — подумала она.
Впору удавиться.
К кому? К кому пойти за помощью, кому сказать: «Поверьте в меня, дайте мне денег, у меня точно получится. Поставьте на меня, и вы не пожалеете?»
Кто сможет, выслушав все это, не счесть ее самонадеянной нахалкой и воображалой? «Я не воображала, я Габриэль Коко, скоро у меня будет своя марка, свои модели, свои дефиле, свои поклонники, я буду царить на страницах журналов, цитаты из которых выбьют на монетах. Я уже все в уме приготовила: «Мода — не безумство, не фобия, не бездумное транжирство, но выражение искренности, подлинности чувств, моральной требовательности, которая дает женщинам уверенность в себе и изящество. Мода не навязана извне, она имеет глубокие корни в истории и человеческих душах. У моды есть глубокий смысл…» Журналисты будут вопить от восторга. Повторять мои высказывания. Цитировать их во всех газетах». Именно эту фишечку про моральную требовательность и глубокий смысл она должна преподнести лоху. Интеллигентному, образованному, понимающему лоху с кругленьким счетом в банке.
Такие на улицах не валяются.
«Этому интеллигентному лоху должна понравиться моя идея про деталь. Объяснить ему, что женщины находят свою красоту в безупречном внешнем облике, подчеркивая его одной незначительной деталью, деталью, которая становится визитной карточкой, выделяет из толпы. Я должна рассказать лоху красивую историю, привести неоспоримые доводы, которые примирят снобизм культуры с идеей красоты. Он размякнет и радостно раскроет свой кошелек».
