— Есть люди, которым нравится не только заниматься, но и верить в безнадежные дела, служить им, Джон, — ответил Илларионов. — Будем считать, что я из их числа.
— Как там у Горького? — спросил Джонсон-Джонсон. — «Рожденный ползать летать не может…» Я много читал про Россию, но не помню, чтобы кто-нибудь осмыслил это противоречие. А оно, на мой взгляд, лежит в основе так называемой тайны России.
— Какое противоречие? — удивился Илларионов. — Что рожденный ползать летать не может?
— Ну да, — кивнул мормон, — никто почему-то не вспоминает про Змея Горыныча, который был рожден, чтобы ползать, но дерзнул летать. И еще как летать!
— При чем здесь Змей Горыныч?
— Видишь ли, Андрей, он присутствует в нашем гиперромане, хотя и под другим именем. Я дам тебе дискету с расширением файла. Ты очень удивишься, когда узнаешь, что отдал змей, рожденный ползать, за возможность летать.
— Я догадываюсь, Джон, — сказал Илларионов.
— Да, Андрей, — подтвердил Джонсон-Джонсон, — свою бессмертную душу хоть и низринутого с небес, но все же ангела…
— Но тогда он не был рожден, чтобы ползать, — возразил Илларионов.
— Великий пролетарский писатель ошибался, — посмотрел в окно на совершенно уже темную и пустую, как небо без звезд, Москву-реку Джонсон-Джонсон. — Противоречие не в том, что рожденный ползать летать не может, а в том, что каждый решает сам: ползать ли ему весь век, имея душу ангела, или летать, отдав за крылья то, без чего полет, в сущности, лишается всякого смысла, превращается в нечто такое… чему нет на свете названия… Отдать бессмертную душу. Летать без души. Ты хочешь взлететь, Андрей. Я уважаю твой выбор. Стало быть, к делу?
— К делу, — согласился Илларионов, усаживаясь на жесткое струганое кресло напротив вернувшегося за свой огромный, желтый, как библейский песок, письменный стол главы миссии мормонов в России.
— С чего начнем? — сухо осведомился Джонсон-Джонсон, водрузив на столешницу руки со сцепленными пальцами.
Илларионов почувствовал себя великим грешником, пришедшим на исповедь к старшему брату-мормону. Руки у Джонсона-Джонсона были мозолистые и натруженные. Илларионов подумал: а не сам ли мормон, часом, сделал мебель в кабинете?
— Почему ты сворачиваешь работу по преобразованию Библии в гиперроман, Джон? — спросил Илларионов.
— Твое время пошло, Андрей, — заметил Джонсон-Джонсон, — поэтому я постараюсь быть предельно кратким. Как тебе известно, наши дела продвигались достаточно успешно, пока в одном из уровней гипертекста «L» не возникло это имя.
— Предположительно имя, — уточнил Илларионов.
— Предположительно имя, — согласился Джонсон-Джонсон. — Какое бы сочетание букв мы ни пытались ввести, имя не угадывалось. Это было что-то вроде «черной дыры» в гипертексте. Все проваливалось туда как в бездну, и ничего оттуда не выходило.
— Я в курсе, Джон, — с удивлением посмотрел на мормона Илларионов. — Потом пришли факсы из Цинциннати и Чарльстона, и мы установили…
— И мы установили, — продолжил мормон, — что речь идет о человеке, точнее, существе, которое еще не появилось на свет, но которому суждено перевернуть вверх ногами этот свет. Не правда ли, Андрей, забавно, что в тексте, написанном три тысячи лет назад, говорится о существе, которое родится только через две с лишним тысячи лет после Рождества Христова, то есть совсем скоро, Андрей?
— Все это мне известно, Джон. Как и то, что сведений из Цинциннати и Чарльстона оказалось недостаточно для расшифровки имени. Удалось отгадать только две буквы. Ты попросил меня достать бумаги из сейфа Сталина, Джон. В них, как нам удалось выяснить, как минимум еще пять букв. Я пообещал тебе принести и попросил кое-что взамен. Ты согласился, Джон. Я принес. Ты должен отдать мне дискету с гипервирусом, координатами спутника и семьюдесятью семью паролями. Ты сам сказал, что мое время пошло. К чему столько лишних слов, Джон?
— Это не лишние слова, Андрей, — расцепил руки мормон. Теперь Илларионов подумал: скольких несчастных отправил на тот свет этими руками труженик-мормон?
— Ты принес мне бумаги из сейфа Сталина. Два часа назад я получил дискету с компьютерным гипервирусом. Это первый в истории человечества гипервирус, он был выведен в нашей лаборатории в космосе. Могу даже назвать тебе его имя, Андрей. Оно немного напоминает твое, — улыбнулся Джонсон-Джонсон, — АЛЕКСАНДР. Буква «альфа», «а», то есть первый. Единственное, что от вас требуется — передать, когда спутник будет пролетать над Москвой, частоту модема одного из компьютеров вашего Центризбиркома. Гипервирус входит в систему через любую точку — не важно, центральной или периферийной — сети. Как СПИД в человеческий организм. Это уникальный вирус, Андрей. Выполнив задачу, он, в отличие от СПИДа, самоуничтожается в системе, не оставляя следа. После выхода на спутник и передачи частоты модема вам остается одна простая и приятная операция — провести через семьдесят семь паролей имя вашего кандидата. Но это уже дело техники. Больше ничего. Через сутки человек, чью фамилию вы передадите на спутник, станет президентом России.
— Тогда вперед, Джон! — сказал Илларионов. — Мы давно друг друга знаем. Нам нет причин друг друга обманывать. Имя за имя. Будущего президента России за… Как его назвать, Джон?
— Ты спрашивал, почему я решил прервать наш гиперроман? — спросил Джонсон-Джонсон.
— Мы можем поговорить на эту тему после того, как обменяемся материалами, Джон, — предложил Илларионов.
— Андрей, ты мне глубоко симпатичен, — засмеялся глава миссии мормонов в России, — но по своей натуре ты — исполнитель, а не организатор. Извини, но смысл жизни для тебя — не поиск истины, а точное исполнение задания. Ты четок и безошибочен, как прибор, Андрей. Но прибор обречен действовать лишь в одной заданной плоскости. Сердце любого прибора — камень, в лучшем случае жидкий кристалл! Не спеши, Андрей, считай, что обмен состоялся. Дискета там, — кивнул на сейф Джонсон-Джонсон. — Я принял решение остановить работу над нашим гиперроманом после того, как «черная дыра» «приняла» две буквы из Цинциннати и Чарльстона. Эти две буквы, Андрей, открыли в нашем бесконечном гиперромане еще один уровень, который я немедленно засекретил. Я скрыл его даже от тебя — автора нашего проекта, держателя ноу-хау. Я засекретил этот уровень потому, Андрей, что с момента его открытия слова БОГ, ГОСПОДЬ в автоматическом режиме пошли в нашем гиперромане со строчной, то есть маленькой, а не прописной, как было до сих пор, как, наконец, положено, буквы!
— Может быть, ошибка в макрокоманде? — предположил Илларионов.
— Гиперроман был вычищен до белизны ангельских крыльев всеми имеющимися в нашем распоряжении антивирусными программами, — покачал головой Джонсон-Джонсон. — Дело в другом, Андрей. Мне не отделаться от ощущения, что с открытием этого кошмарного имени Божьему управлению на Земле приходит конец…
— Ты полагаешь…
— Да, Андрей, Господь вошел в наш гиперроман, дал нам знать, предупредил. Другого объяснения нет. Таким образом, открывая имя, Андрей, мы вольно или невольно приближаем момент пресечения Божьего промысла в отношении человечества.
— Но это невозможно, Джон, — возразил Илларионов. — Имя не может быть открыто до появления на свет его обладателя. Это азы, Джон. Если верить картам Руби… — замолчал.
— Единственная в Москве гадалка Руби мертва, Андрей, и мне известно, кто приколол ее стилетом к каменной стене, как бабочку.
— Кто? — Илларионов вспомнил песцовую шапку, мельхиоровую в желтом свете арбатских фонарей, струящееся, как бы стекающее с прямых плеч кожаное пальто. Он видел убийцу всего несколько мгновений, но что-то в его облике показалось Илларионову странным, непонятным. Все это время, оказывается, он думал над этим. Сейчас Илларионов понял причину. Убийство было совершено в высшей степени профессионально. С места преступления убийца уходил рассчитано и артистично. Илларионов попался на классическом, описанном во всех учебниках по криминалистике приеме — запрограммированной ошибке восприятия. Он был уверен, что убийца — мужчина, и думал о нем как о мужчине, тогда как убийцей была женщина! Илларионов, однако, не поспешил поделиться своим открытием с главой миссии мормонов в России, как сам Джонсон-Джонсон не поспешил поделиться с ним новостями о гиперромане. — Откуда это тебе известно?
— Да все оттуда, — поднялся из-за стола Джонсон-Джонсон, — из файлов нового уровня.
— Где Господь Бог с маленькой буквы? Ты хочешь сказать, что эти файлы противоречат воле Господа?
— Я точно не знаю, Андрей, — сказал мормон, — но мне кажется, что эти файлы из миров, над которыми ни воля Господа, ни Божий промысел невластны.
— Из… преисподней? — ужаснулся Илларионов.
