— Что ты думаешь? — тихо спросил герцог.
— Возможно, они согласятся, — так же тихо предположил Джон. — У вас есть еще варианты, у кого занять денег?
— Нет, — ответил Бекингем. — Как ты считаешь, они догадываются об этом?
— Вряд ли. Здесь даже в воздухе витает столько богатства, и они понимают, что далеко не единственные. Дворянин у вас в кармане, но я сомневаюсь в двух других.
Герцог кивнул и отхлебнул вина.
— Хорошее вино, — одобрительно заметил он. — Аликанте.
— Что мы будем делать, если они откажут?
Подставив солнцу свое красивое лицо, Бекингем зажмурился, словно в этом мире у него не было абсолютно никаких забот.
— Вернемся домой, оставив внешнюю политику короля в руинах, — заявил он. — Скажем королю, что его сестру вышвырнули из ее королевства и оскорбили и что он ничего не может по этому поводу предпринять. Скажем, что, пока король не договорится с парламентом, он будет нищим на своем троне и что из его главного министра шталмейстер куда лучше, чем дипломат.
— Вы раздобыли для него французскую принцессу, — напомнил Традескант.
Герцог приоткрыл глаза, и Джон заметил, как они блеснули из-под густых ресниц.
— Уповаю на Господа, чтобы она понравилась его величеству. Лично я этого не гарантирую.
Дверь за спиной Джона распахнулась, и он мгновенно оглянулся. На пороге стоял еврей со склоненной головой.
— Сожалею, господа, — спокойно сообщил он. — Но на нас не рассчитывайте. Общая сумма долга больше, чем мы можем себе позволить без удержания у себя залога.
Бекингем вскочил в одном из своих внезапных приступов ярости и был готов закричать. Джон подбежал к своему господину и взял его за плечи, делая вид, что поправляет ему накидку.
— Спокойно, — прошептал Традескант.
Плечи графа напряглись под его хваткой.
— Сожалею, что вы не поможете нам. — Бекингем вскинул голову. — Я расскажу королю о вашем нежелании и моем разочаровании.
Голова еврея склонилась еще ниже.
Бекингем повернулся на каблуках, и Джон рванул вперед, открывая дверь перед своим господином, так что плавный надменный уход герцога со двора не прервался ни на секунду.
Выйдя через боковую дверь, они оказались на улице и остановились в нерешительности.
— Что теперь? — вздохнул Традескант.
— Попробуем другой вариант, — не сдавался Бекингем. — А потом еще один. А потом пойдем и купим луковицы. Мне кажется, тюльпаны — единственное, что мы увезем из этого проклятого города.
Герцог оказался прав. К концу мая Джон снова был в Нью-Холле, еще раньше туда прибыли повозки с растениями и мешки с луковицами тюльпанов. Шесть самых драгоценных луковиц — каждая обошлась в кошелек золота — Традескант привез с собой, спрятав глубоко в кармане жилета.
Первым делом он направился в кабинет редкостей Нью-Холла и вызвал туда сына, велев ему захватить шесть больших фарфоровых горшков и корзину с землей.
Переступив порог комнаты, Джей увидел на столе шесть луковиц. Его отец с бесконечной осторожностью слегка надрезал основание каждой луковицы, надеясь, что это заставит их делиться и дать новые луковицы. Держа ивовую корзину с просеянной теплой землей без сорняков, Джей понаблюдал за скрупулезной тщательностью отца.
— Что это? — благоговейно спросил он. — Это «Семпер Августус»?
Джон покачал головой.
— Имея в распоряжении королевскую сумму, я все же не мог себе этого позволить. Никто не покупал «Семпер». Я ходил на биржу каждый день, и цена была такой высокой, что никто не покупал. А продавец не пасовал и не снижал цену. На следующий сезон он снова предложит «Семпер», но по двойной цене и весь год будет молиться, чтобы кто-нибудь не вырастил новый тюльпан, который вытеснит «Семпер» и оставит его с парой красивых, но вышедших из моды цветков.
— Такое может случиться? — в ужасе воскликнул Джей.
Традескант кивнул и с омерзением добавил:
— Это уже не садоводство, это спекуляция. Тюльпанами занимаются люди, которые за всю жизнь сорняка из земли не вырвали. И делают на этом состояния.
Джей уважительно потрогал пальцем сухую твердую поверхность луковицы, что лежала к нему ближе всех.
— Шкурка целая, и форма хороша. Правда, они даже в луковице красивые?
Он нагнулся и понюхал твердую теплую кожицу.
— Она чистая? — с тревогой осведомился Джон. — Нет следов гнили?
— Нет. Это какой сорт?
— Это тюльпан «Дюк», желтый с пунцовым вкраплением у основания лепестков. — Джон показал на следующую луковицу. — А это тюльпан «Лак», белый, с нежными лепестками, и по белому фону — тонкие красные мазки. А это экстравагантный французский тюльпан с очень крепким стеблем и алыми лепестками с широкой каймой. Молю Бога, чтобы они у нас выросли. На эти шесть луковиц я потратил тысячу фунтов.
Рука Джея, сжимавшая лопатку, задрожала.
— Тысячу фунтов? Тысячу? Но, отец, а вдруг они сгниют? — Его голос снизился до шепота. — Вдруг они вообще не зацветут?
Традескант мрачно усмехнулся.
— Тогда мы будем искать другую работу. Ну а если они вырастут и дадут новые луковицы, а, Джей? Тогда наш хозяин за один сезон удвоит свое состояние.
— Но наша зарплата останется прежней, — заметил Джей.
Кивнув, Традескант убрал шесть горшков в прохладный шкаф в углу комнаты.
— Так уж устроен мир, — заметил он. — Но я думаю, никто не будет возражать, если из каждых двух новых луковиц одну мы возьмем себе. Так учил меня мой господин Сесил.
По возвращении Джон стал заметной фигурой в большой столовой Нью-Холла. Он в красках описал, какая хорошенькая эта маленькая французская принцесса — всего пятнадцати лет от роду, миниатюрная, темноволосая и темноглазая. Поведал восторженной аудитории, как она поет и как танцует и что она наотрез отказалась учить английский язык. Сообщил о том, что узнал в Лондоне — когда молодой король Карл в Дуврском замке встретил принцессу, он покрыл ее маленькое личико поцелуями. Смеялся, слушая ее подготовленную речь, и провел ночь в ее постели.
Дамы интересовались, во что была одета Генриетта Мария, и Джон с большим трудом продирался через тонкости ее нарядов. Он рассказал, что, когда король и королева в зеленых одеждах прибыли в Лондон по реке на роскошном баркасе, пушки Тауэра взревели салютом и эта картина была достойной того, чтобы ее снова и снова живописали у дюжины очагов. Однако Джон умолчал, что Карл и Генриетта Мария безобразно поссорились уже через день после встречи, потому что она хотела путешествовать из Дувра в Лондон со своими компаньонками, а король настаивал, что она должна ехать с женой и матерью Бекингема.