он с довольным выражением лица в домашних тапочках пошлепал с пустым ведром к подъезду своего жилища. Только когда трамвай стал скрываться за поворотом, я увидел, что возмездие воителя настигло как раз на пороге. Две девушки, определив, что ведро пустое, ловко расстреляли его из брызгалок прямо у входа в дом.
Выйдя в центре города, немного с опасениями о собственной сухости, я разместился на лавочке, возле которой практически не ходили пешеходы. Зная по собственному опыту, насколько холодно может быть в мокрой одежде ночью, я не особо стремился попасть под перекрестный огонь. Не до конца было понятно, что происходит, но для окружающих такое поведение явно было нормой жизни. Наверное, для того чтобы здесь пожить, придется купить себе рыбацкий дождевик или что-то подобное.
Прямо напротив лавочки, где я разместился, в открытом окне второго этажа узенькой улочки мирно сидел мужчина, возле которого как бы невзначай торчало ушко от ведерка. Женщины, планирующие пройти по этому переулку, ни с того ни с сего решали изменить свой маршрут следования. Всё было легко и непринужденно, будто ничего и не происходит, пока какая-то задумчивая представительница прекрасного пола не теряла бдительность, и бабах – ей уже, всей мокрой с ног до головы, нужно было идти в обратном направлении. А мужчина на какое-то время исчезал и вновь появлялся с тем же ведерком, как охотник на тигров, выжидая новую жертву.
* * *
За всем происходящим ещё долго можно было наблюдать, но мне нужна была крыша над головой. Взяв в руки газету с объявлениями, я принялся делать звонки. Стоимость жилья оказалась намного выше, чем я ожидал, а потому мне пришлось снять очень дешевую квартиру, которую сдавали посуточно. Завтра же мне следовало начать поиски работы.
Жильё, указанное как однокомнатная квартира в центре города, оказалось грязной ободранной каморкой меньше десяти квадратных метров. Да, она действительно была в старинном здании в центре города, но чтобы в неё попасть, требовалось пересечь два перехода во внутреннем дворе по длинному кольцевому балкончику, куда выходило ещё десятка два таких же каморок на каждом этаже четырехэтажного здания. В квартире была маленькая кухонька со столом на два человека, будка душа, совмещенного с туалетом, и коридор, он же спальня. Единственное окно было у входной двери и выходило на балкон внутреннего дворика, настолько маленького, что солнечный свет мог попадать лишь в окна верхнего этажа.
Как только я переступил порог этой квартиры, то сразу почувствовал необходимость искать другое жильё. И тут дело не в условиях быта. После жилья у Кирилыча эта однокомнатная квартира в центре города могла показаться раем. Нет, тут дело в грязи и запахе. Всю зиму я жил, вымазанный то в глине, то в золе, то в лишайниках мокрого хвороста, но это была чистота, пахнущая лесом и костром. Здесь же пахло прокуренной, засаленной годами грязью и неделями не мытой посудой. Каждый элемент интерьера так сильно был этим всем пропитан, что приобрел некий сероватый отлив.
Единственной выделяющейся из обстановки вещью была газовая печка, сложенная из старинных керамических блоков. Она блестела цветом только-только вынутого из скорлупы каштана, явно не желая вписываться в окружение. Я хотел было отказаться от этого жилья ещё в самом начале, но интерес к печи и позднее время убедили остаться здесь на одну ночь. Перспектива ночевки на вокзале меня явно не устраивала. Стараясь как можно меньше к чему-либо прикасаться, я привел себя в порядок. С утра мне нужно было искать работу и новое, более чистое помещение для проживания, а внешний вид в этом деле всегда играет немаловажную роль.
Не знаю, для каких целей могла сдаваться эта квартира, но желания спать на кровати у меня не было. Я разместился в самом нехоженом углу, прям на полу, и прежде чем лечь спать, внимательно изучил печку. Это была небольших размеров колонна, сложенная из кирпича и декоративного кафеля. Мои родители питали особую страсть к каминам, и я был немного в курсе их предпочтений. Скажу вам сразу, рельефный декоративный кафель – вещь не простая, и далеко не для бедных людей. А тут, в этой клоаке старого города, стоит колонна с керамическими резными бортиками, уголками и тиснеными символами. Даже навскидку было видно, что для изготовления этой печи использовали не менее двух десятков разных форм. Снизу колонна имела две дверцы, два таких же произведения искусства, как и сама печь. Массивные, литые из чугуна, с изогнутыми замысловатыми лепестками ручками, они словно завершали грандиозность всей конструкции. Верхняя дверка, побольше, для дров, нижняя – для чистки проваливающейся через решетку золы. Дров, конечно же, в ней уже давно не жгли, а вместо этого внутри был размещен металлический фитиль, выведенный к стоящему на кухне большому красному баллону.
Потратив немного времени на изучение шальной конструкции, я не мог удержаться, чтобы не зажечь печь, и хоть огонь горелки был совсем не интересен, не терпелось дождаться работы самой печи, чтобы проверить керамику в действии. Ждать пришлось, на удивление, долго, но результат того стоил. Ровное, очень приятное тепло прогревало каждый уголок этой комнатки. Отголоски этого доброго тепла ощущались даже утром. Нужно отдать должное мастерам, вложившим в свой труд не только опыт и знания, но и любовь. Несомненно, человек, сделавший такую печь, был горд за свою работу, желал, чтобы его труд согревал незнакомых ему людей столетиями, без претензии отдавать двадцать процентов тепла от печи печнику или его детям. На мгновение я даже провел некую аналогию между той квартирой и нашим человеческим миром, засаленным и прокуренным, которому явно не хватает дел, направленных на общее благо, способных прогреть даже самый темный и сырой угол.
В тот вечер я уснул с чувством внутреннего приобретения, полученного от знакомства с новым произведением искусства. Отдавая дань уважения неизвестным печнику и плиточнику, с помятыми на полу боками, я двинулся прочь от убогого дворика. Видимо, ослабевающее влияние фигурки всё же продолжало меня развивать.
* * *
Поиск работы был для меня первоочередной задачей, он определял, какое будет жилье и сколько времени я смогу пробыть здесь до возвращения домой. Я – иностранец, студент, без особых навыков. Это существенно усложняло возможность её найти. Никто даже разговаривать со мной не хотел, пока по одному объявлению меня не пригласили на собеседование. Какой-то фирме по трудоустройству требовались разнорабочие. Я особо не понимал, что означает «разно»: возможно, они хотят, чтобы работали разные люди, и толстые, и высокие, и иностранцы, как я. В любом случае, это было единственное место, где со мной хоть стали говорить, и
