детьми, и три пожилые женщины — одна облаченная в черный бархат, увешенная жемчугом, и с короной на голове. Наверняка матушка короля Георга, бабушка Джона. Позади нее стояла служанка, почтенно склонив голову. Третья — в простом хлопковом платье, с поясом, к которому было прицеплены непонятные инструменты и склянки. Ее седые волосы были заплетены в множество мелких кос, и были убраны под платок, расползаясь змеями по ее голове. Она приподняла рубаху Джона и внимательно осматривала ранение, которое кровило. Даже без представления было понятно, что она и есть шаманка, о которой говорил Джон.
— А, еще не помер в своем каменном гробу, старик? — голос шаманки был скрипучим, словно она редко им пользовалась.
— Нет, и сегодня своей смертью я тебя не порадую, Тюранта.
Шаманка обернулась. Ее лицо было изрезано морщинами, точно рассохшаяся земля трещинами, но глаза оставались ярко-зелеными и молодыми.
— Как Его Величество?
— Который в гробу, в темнице, или на постели без сознания?
— Побольше уважения! — прикрикнул граф Монтрозе, — вы говорите о короле в присутствии его царственной бабушки и невесты.
— Папа, успокойтесь, — ответил брат леди Изабель. Как активно эта семья помогала Джону вернуть трон, и сколько выгоды планировала получить. Наверняка они и снабдили его доспехами и оружием. А ведь могли не стараться — Этьен так жаждал отомстить, и ему так нужна была суматоха с вернувшимся претендентом на престол, что он бы и своровать оружие с доспехами не погнушался. Как много планов наложилось друг на друга, и как я умудрилась проморгать их все.
— У вас короли так часто меняются, я за всем не успеваю уследить. Что ты вообще здесь делаешь? — обратился шаманка к графу, будто к лавочнику. — Ты лекарь? Или рыцари, защищающие короля, теперь дерутся драгоценными перстнями, а не мечами?
Граф вздыбился, словно уличный кот, и вот-вот готов был зашипеть, но дама в черном перебила его.
— Милорд Монтрозе, прошу вас не устраивать сцен. Сейчас здоровье моего внука — самое важное. Остальное, о наградах, браке, местах при дворе — можно будет решить после. Или вы сейчас хотите обсудить распределение титулов? — голос королевы-матери был спокойным и размеренным, и в нем было столько власти, сколько я никогда не слушала. Я едва не разинув рот смотрела, как парой фраз она сумела выдворить графа с семьей из комнаты, никому не нагрубив и не угрожая. Вот это женщина! — А теперь. Кто-нибудь скажет, что с ним? И является ли моим внуком этот человек?
— Что будем делать, если нет? — с интересом спросила шаманка. Она продолжала изучать рану Джона, наклонившись. От ее пристального внимания я начала нервничать. Неужели где-то ошиблась? Травы перепутала? Кровохлебка от ран не помогает? Да нет же, ерунда какая-то в голову от волнения лезет.
— С прискорбием сообщим, что раненый в боях король Эдвард умер счастливым в окружении семьи и любящей его невесты. И вернем Георга из тюрьмы.
Я похолодела. Они могли? Вот так убить человека?! Но я ведь тоже только что оставила другого без помощи, могу ли спорить с ними? Могу ли я вообще раскрыть тут рот и сохранить голову на плечах?
— Ну так как?
Шаманка бесцеремонно стянула с Джона штаны. Я вскрикнула, закрыла лицо руками и отвернулась.
— Ну, на бедре шрам есть нужный, под мышкой — три родинки ниткой, да и пальцы — большой плоский, словно у вашего покойного мужа, а остальные длинные и изящные, как у его матушки. Это точно тот несносный мальчишка, что все деревья в замке облазил, и с половины из них попадал. Но если ваше сердце жаждет, я ночью разожгу костер, брошу подношения и спрошу у духов.
— Или мы можем просто вызволить из темницы мажердома прошлого короля. — добавил молчавший прежде магистр Гийом.
— Не думала, что в Университет доходят слухи из королевских темниц, — королева-мать говорила все так же ровно, то мне стало страшно от неприкрытой угрозы.
— Мы копим знания. В любом виде, котором они пред нами предстают.
— Не выращивайте слишком длинный нос, магистр. Иначе его придется отрезать вместе с головой.
Магистр склонился перед королевой-матерью, ничего не ответив.
— Все эти угрозы, безусловно, очень увлекательны, буквально встреча старых друзей, мне будто вновь шестнадцать, и я впервые вас увидела. Но, может, займемся, спасением этого ребенка?
— В том-то и проблема. Кровь не останавливается. Наверняка принял что-то, чтоб боль от раны заглушить. Если начнем лечить от яда не зная, что именно он принял, навредить можем больше.
Яд?! Нет, не может быть! Я ведь внимательно осмотрела Джона…Я моргнула. Если честно, я едва помнила, что именно делала. Перед глазами стояло искаженное гневом лицо барона, торопливые слова Этьена в ушах, кровь Джона на моих руках. Могло ли быть, что я просто не заметила что-то настолько важное?
Да.
Я похолодела. Если так, то яд попал в Джона утром, а сейчас уже вечер! За это время он мог распространится, медленно убивая! Неужто из-за моей невнимательности Джон умрет? Я потеряю и второго друга в один день?!
— Крапива — приложена к ране, кровохлебку протерла и на повязку, и пара соцветий левзеи перед самим боем.
Теперь все в комнате обратили внимание на меня.
— Почему не прижгли рану? — спросил магистр, уже выбирая и подавая ректору нужные лекарства.
— Начинался турнир. Джон был против прижигания, — И Этьен его в этом активно поддержал. Только вот Джона интересовала лишь победа любой ценой, а Этьена — суматоха, устроенная Джоном. Я единственная, кто должна была думать о здоровье раненого, так легко повелась на их слова. Как мне оправдаться перед этими людьми, если Джон умрет? А перед собой?
— Сначала промоем, потом триасандр, — обратился ректор к шаманке.
— С аспидником и мудрецом? — ректор кивнул, и магистр, выбрав два пучка трав, начал готовить настой. — Это универсальное противоядие. Должно облегчить дыхание, остановить отравление. Но все равно нужно знать, чем его отравили.
Все вновь посмотрели на меня. Взгляды лекарей были скорее нетерпеливыми — ну же, чего молчишь, расскажи нам все о состоянии пациента, девочка. А вот взгляд королевы-матери был тяжелым. По едва заметному движению ее руки один из рыцарей, стоявших у двери, вышел вперед и обнажил меч. Я как-то даже не испугалась — ведь примерно с этого у началось мое утро, но барон выслушивать мои объяснения явно не собирался. А тут даже не били, слово давали вставить — весьма благосклонное отношение к простому люду.
— Откуда ты знаешь, какие лекарства принимал король Эдвард? — спросила королева-мать. — Намеренно ли не прижгли рану, чтоб дать яду распространиться?
— Я была
